Дверь, как ни странно, была заперта. Я постучал раз. Другой…

— Рей? — уткнувшись лбом в деревянную поверхность и постепенно сходя с ума от его запаха, что пробивался даже через дверь. Так. Сначала разговор, потом секс…

— Дж…жефф… — надо же, он знает, как меня зовут. Но как же сильно у него дрожит голос… а ещё он наверняка опять потёк… ох, чёрт, я был возбуждён от простой мысли о нём. Вот за что мне такой омега… такой прекрасный.

— Может, ты меня впустишь? — я отстраняюсь от двери и стараюсь спрятать безумный взгляд, чтобы не напугать его сразу.

Дверь открывается почему-то внутрь и… и у меня перехватывает дыхание. Он открывает её, находясь завёрнутым только в простыню. По всему его виду заметно, что он явно не ел все эти три дня, вряд ли нормально спал… чёрт, почему меня не было рядом, я бы точно смог помочь.

Делаю шаг вперёд, в то время, как Рей стоит на месте и мелко подрагивает. В его глазах нет того страха и непонимания, что был в первый раз. Он… он даже немного улыбается.

— Придурок! — непонятно зачем восклицаю я и обнимаю его так крепко, как могу, прижимая к себе. Хорошо было бы быть выше него, но и так сойдёт. Он кладёт свои руки мне на спину и… и мы просто так стоим. Вопреки его возбуждению, которое чувствуется сквозь простыню и мою рубашку. Вопреки всему, что могло произойти, типа страстных поцелуев, заваливаний на кровать и прочего. Мы стоим около двух минут и просто греемся друг другом.

— Я люблю тебя, — шепчу как можно нежнее, привстав на цыпочки и дотянувшись до его уха. Легко касаюсь мочки уха, обдавая его горячим дыханием. — Люблю такого, какой ты есть. Омегу, бету… считай себя кем угодно. Я люблю тебя.

Я говорю всё, что пытался сформулировать эти три дня. Говорю то, что хотел сказать ему, как только понял, что он мой «истинный». Я мало знаю о нём, как о личности, а если что-то и знаю, то это негативное. Но я понимаю, что это всё — влияние обстоятельств. Не сложись его жизнь так, он имел бы другой характер… но не сложись его жизнь так — мы не встретились бы. Двояко. Но я всё это понимаю. И люблю его. Я точно знаю, что смогу понять его и принять любым.

— Я… — начинает было парень, а я всем телом чувствую, насколько сильно он дрожит. То ли он переживает за то, что скажет что-то не так, то ли все эти объяснения в чувствах ему на хер не упали, потому что ему сейчас лишь бы разрядку получить. — Я тоже… ну…

И он стыдливо отдаляется, отводя взгляд. Он чертовски милый. И мой. Всецело мой.

Я делаю шаг навстречу — он делает два назад. Через пару таких продвижений вглубь его комнаты, убранство которой я оценил бы, если бы мой взгляд не был прикован к высокой и тонкой фигуре моего омеги, завёрнутой в одну лишь простыню. Потом он оглядывается, слегка поворачивается, чтобы быть спиной точно к кровати, а потом падает на неё спиной, я же нависаю над ним следом.

Я нахожу губами его губы, руками начинаю блуждать по телу, заставляя его выгибаться и стонать. Прохожусь поцелуями по мною же оставленным красным следам…

Его тело слишком готово к сексу — течные омеги являются буквально испытанием для альф. Я потерял контроль три дня назад, пока он ещё не тёк, а теперь и подавно.

Я глажу его, сжимаю, царапаю, а он в свою очередь цепляется за меня, впивается пальцами в спину, пытается притягивать к себе за волосы… я доставляю ему удовольствие, получая его же обратно вдвойне…

Он такой мягкий, упругий. Его кожа молочная, на ней слишком легко остаются следы, а мне очень нравится показывать, что он принадлежит мне.

Когда я вхожу в него, на его глазах выступает пара маленьких слезинок, которые я собираю губами и как можно нежнее начинаю двигаться. Он прижимается ко мне, кричит от счастья так громко, что я не замечаю собственных хриплых стонов. Его лицо алеет от смущения и возбуждения. Он прекрасен.

Сначала кончает он, начав рвано хватать ртом воздух и сжимая меня внутри себя… Я не могу сдержаться и тоже вскоре кончаю.

Сейчас упасть бы рядом с ним на кровать и уснуть, однако… омеги в «эти дни» не просто секс-машины, они придают кучу энергии и своим альфам.

Заканчивается наше сознательное свидание спустя пару-тройку часов, когда изнемогающий омега слегка приходит в сознание и начинает осознавать, что последние три раза он самостоятельно прыгал на мне, не позволяя мне двигаться никоим образом, прижимая к кровати, извиваясь и издеваясь надо мной тем, как эротично и прекрасно он выглядит.

Мы ложимся, прижавшись друг к другу. Сперва он пытается выбраться из моих объятий… Но осознав, что ему почему-то холодно, а я достаточно тёплый, видимо, решает, что пока что можно заключить перемирие между собственными мыслями и желаниями, после чего мирно засыпает. И даже проснувшись, не пытается устроить истерику или сбежать, находясь даже не в состоянии, когда вместо мыслей в голове лишь желание разрядки.

— Быть омегой — настоящий ад, — Рей лежит на моём плече, а я утыкаюсь носом ему в макушку.

— Ты можешь считать себя не омегой… Ну, по крайней мере, всё время, кроме недель течки, — целую алую прядь волос, провожу рукой по его спине, слегка прижимая к себе.

Парень от столь невинного жеста выгибается, вжимаясь в меня ещё сильнее.

— Угу, конечно, смогу я без тебя прожить от течки до течки. Обойдёшься, кусок н… — провожу по спине вдоль его позвоночника ногтями, заставляя его задохнуться собственными ругательствами, после чего ухмыляюсь и, наклонившись к его лицу, говорю:

— Тогда тебе придётся многому научиться. И нет, стирка, глажка, готовка не входят в этот список… — и я накрываю его податливые раскрытые алые губы поцелуем.

ЭПИЛОГ

После того дня мы съехались и перевелись в другую школу, на чём настояли родители Рея. Мы оборвали все прошлые связи, и я клятвенно пообещал даже не пытаться искать пропавшего Эмила. Никто не смел препятствовать нашим отношениям. После долгих уговоров, эти отношения стали официальными, насколько это возможно в шестнадцать, когда я объяснил Рею, что я не требую от него рождения десятка детей, потому что мне самому не до того — всё же я научный деятель, какая тут огромная семья. Поняв, что я не вру, он записался в музыкальный кружок и попытался найти своё призвание, кроме прожигания жизни впустую.

Спустя время, когда я всё же закончил университет по химико-биологическому профилю, Рей согласился выйти за меня замуж. Убеждать его, что омегой быть не так уж плохо, мне, правда, приходилось постоянно — после течек несколько раз в день. Увы, контрацепция стала неотъемлемой частью нашей жизни, потому что таблетки я ему употреблять запретил, когда ради диссертации исследовал их более детально и обнаружил, что они разрушают организм омег хуже алкоголя или никотина.

Ещё спустя время Рей согласился завести ребёнка. Точнее, его никто ни о чём не уговаривал, даже не просил, но своё желание он выдал за моё — тем лучше или хуже — не знаю.

А потом у нас родился прекрасный омега, у которого тоже не было температурной метки.

Кажется, наш мир всё же стремится к единообразию, и это явление я мечтаю исследовать в ближайшем будущем.

И жизнь на самом деле штука чрезвычайно сложная, порой грубая и жестокая, однако очень интересная и всё-таки прекрасная.