Еще задолго до того, как Колывань начинала просматриваться сквозь окуляры сложенных в баранки пальцев заморских гостей, до их ушей доносились веселые крики строителей: "Вира! Вира помалу! Вира!".
Вот финны, никаких других слов, кроме «Вира» на южном берегу Балтики не слышавшие, и стали называть строителей Колывани народом Виру.
Уж сколько веков минуло с той поры. Для всего цивилизованного мира потомки саратовцев стали – эстами, а для финнов так и остались народом Виру, вируласцами.
Ноги для холма
Тот холм, на котором Тома пела, был без ног, что очень огорчало добросердечных колыванцев.
Посоветовавшись с Ваней-умным, они наняли две бригады феодального труда – бригаду левой ноги и бригаду правой ноги – поручив им пристроить к холму ноги.
В каждой из бригад был свой бригадир, свой архитектор, свои ассы-ногостроения.
Помолившись, они тайно одна от другой, начиная с пяток, принялись за работу и в районе промежности, естественно, встретились.
И тут обнаружилось, что левая нога на 50 метров короче правой!
Бригадиры принялись ругаться, обвинять друг друга в некомпетентности, потом прогулялись вместе по обеим ногам, выпили по стакану глинтвейна, обнялись, расцеловались и разошлись: хоть ноги и разные, но такие прекрасные!
Кто не верит, может убедиться сам, прогулявшись с друзьями или в одиночку по улицам Пикк Ялг[11] (Длинная Нога) и Люхике Ялг[12] (Короткая Нога).
Тома-сын и головы дракона
Летом 1404 года в Таллине велись работы по строительству новой Ратуши.
В те времена был еще жив сын царицы Тамары – Тома-сын, как его звали современники.
Он был довольно стар, но всегда, как и во времена молодости, носил на поясе меч, а на голове широкополую шляпу типа сомбреро, правда, не соломенную, а жестяную и с приплюснутым верхом (что-то наподобие Мамбринова шлема дон Кихота). Так, что если смотреть сверху, то кроме круглой жестянки ничего и не увидишь.
Последнее обстоятельство помогло ему стать героем.
Когда строительство Ратуши подходило к концу, сверху на здание сел двуглавый дракон.
Только он открыл свою пасть, чтобы извергнуть пламя и сделать из строителей жаркое, как подкравшийся под прикрытием шляпы Тома-сын плеснул ему в глотку ведро цемента.
Дракон в поисках обидчика завертел во все стороны запасной головой, но ничего кроме жестянки поблизости не увидел. Открыл вторую пасть, а Тома-сын из-под шляпы высунулся и сходу ее вторым ведром цемента заткнул.
Строители обрадовались. Тело дракона замуровали между сводами бюргерского зала. Посовещались немного и тут же старому Тома-сыну памятник построили: отлитый из металла Тома-сын в своем плоском сомбреро и с мечом (сегодня его называют Старым Тоомасом) на высо-о-ооком постаменте (сегодня постамент называют башней Ратуши).
А к головам дракона так никто из строителей и не осмелился прикоснуться.
Торчат они с разверстыми пастями из-под самой крыши Ратуши до сегодняшнего дня.
Сходите, посмотрите сами.
Не бойтесь – дракон-то мертвый.
Черноголовые
В средневековом Таллине у романтичных и храбрых горожан была странная особенность – мгновенно чернеть лицом всякий раз, когда приходилось сталкиваться с обидами или несправедливостью. Ну, а поскольку романтиков и храбрецов среди горожан было очень много, то они создали свое Братство, которое так и назвали – Братство черноголовых. Члены Братства поклялись друг перед другом жить в дружбе и добросердечии, несмотря на различия в происхождении и темпераментах. Нарушители клятвы наказывались штрафами. Так, если один брат вцепится другому в волосы или плеснет в лицо пивом, то ему, согласно уставу, надлежало закупить для нужд Братства 5 фунтов воску. А воск в те времена был очень ценным товаром, так как использовался для освещения залов и церквей, находящихся под патронажем черноголовых.
Позднее, когда обиды и несправедливости стали в общении между людьми делом обычным, таллинцы чернеть перестали – привыкли, как давно уже привыкли к этому люди из других стран и весей.
Одним из последних горожан, еще не утратившим этой способности, был обер-комендант города, предок Пушкина Абрам Петрович Ганнибал. Существует легенда, что именно его почерневший от гнева лик послужил моделью при написании образа Святого Маврикия на гербе братства.
Впрочем, о Ганнибале я уже рассказал в самом начале нашей книги.
Из Эстонии с приветом
Лекарство от проказы
Пару недель назад я случайно встретился в старом городе со своим одноклассником Виктором Демиденко. Посидели в кафе на Вене,[13] вспомнили общих знакомых.
Я ненароком упомянул, что в выходные собираюсь ехать в Пюхаярве.
Виктор обрадовался. У него машина в ремонте, а друзья пригласили на первую годовщину свадьбы как раз в те места.
Что ж, вдвоем ехать веселее.
Мы выехали из Таллина в субботу утром. Болтали о том, о сем, слушали музыку, а потом Виктор рассказал мне историю одного так и не начатого криминального дела, которую я и пересказываю здесь, слегка изменив имена действующих лиц.
* * *
В январе прошлого года, в один из вечеров к нему в квартиру позвонила соседка по лестничной площадке, Альбина Тылк. Вообще-то у них в подъезде не принято ходить в гости друг к другу. Но тут был явно неординарный случай. Обычно спокойная, всегда доброжелательно улыбающаяся соседка нервно прижимала к груди дамскую сумочку из голубого твида, а в ее еще более голубых с поволокой глазах дрожали капельки слез.
– Виктор, ты полицейский, ты русский, ты обязан мне помочь, – с порога, "не здравствуйте, не tere[14] заявила она, откидывая ладонью упавшую на высокий лоб прядку вьющихся каштановых волос.
Виктор посторонился в дверях и пригласил гостью в комнату. Та прошла мимо хозяина с высоко поднятой головой, неожиданно споткнулась о коврик в гостиной, сразу сникла и дала волю слезам:
– За что он так? Откуда эта ненависть? Не ко мне лично, а ко мне, как к некому персонифицированному понятию. Как к нерусской, как к эстонке. За что? Это какой-то маленький нацист… Славянский гитлерюгенд.
Виктор усадил Альбину на диван за журнальный столик, сам устроился напротив на жестком стуле. Предложил гостье стакан Вярски.[15] Она отказалась. Достала из сумочки платочек, промокнула им набухшие веки, немного помолчала, затем снова опустила руку в сумочку, вынула из нее увесистый камень и положила его перед Виктором на столик.
– Вот.
Виктор дотронулся до камня, взвесил на ладони, положил снова перед собой. Альбина еще раз промокнула платочком веки и уже более складно рассказала суть происшедшего.
Непосредственным виновником ее эмоционального потрясения был ученик шестого класса Н-ской школы г. Таллина Владимир Соломин, проживающий в этом же доме через два подъезда в квартире на шестом этаже. Двадцать минут назад он швырнул в окно Альбининой квартиры камень. Тот самый, лежащий сейчас перед Виктором на столике. Камень просвистел в сантиметре от виска женщины, которая в то время сидела за письменным столом, разбирая тетради учеников. Листы раскрытых тетрадей усыпало осколками стекла. Альбина ахнула, бросилась к окну. По рыжим вихрам и синей вельветовой куртке узнала стоявшего в вечернем полумраке Соломина.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».