— Давай, Рэй, — теперь он совсем не похож на друга. — Отплати ему за все то, что он сделал бы с тобой, — он похож на монстра.

Забрак за то время, пока она медлила, приходит в себя и снова бросается на нее. Молотит кулаками и даже пытается укусить.

— Убей, Рэй, — она уже не знает, может, этот голос на самом деле звучит только в ее голове, но ослепляющая боль заставляет Рэй разозлиться.

Она больше никогда не допустит, чтобы кто-то дотронулся до нее без спросу. Или ударил.

Так что ей нужно просто прищуриться, концентрируясь, а дальше дело за зыбучим песком.

Крохотные острые частицы его с легкостью облепляют всего забрака, впиваясь в кожу и заставляя орать от боли, и тащат вниз. В самую глубину. Насовсем.

— Ситх! Убийца… — детям страшно, и они сбегают с воплями.

Оставляя Рэй в одиночестве. Смотреть на чистый и гладкий песок, на котором всего пару минут тому стоял ее обидчик, а теперь ничего нет.

Они больше не подходят к ней. Смотрят на расстоянии и отворачиваются, когда Рэй проезжает мимо на своем спидере. Как будто земля, по которой она ступает, тоже становится проклятой.

Хотя может так оно и есть.

Рену мало одной кровавой жертвы, ему мало злости и ярости, которые дает ему она, и вечно требует еще.

— Давай, Рэй, убей их, — он указывает своей черной ладонью на длинные извивающиеся ленты скалозубых червей, вынырнувших, чтобы погреться на утреннем солнышке. — Уничтожь, — его голос звучит внутри ее головы. Нашептывает требовательно и почти нежно.

— Нет! — Рэй не оглядывается назад, стартуя с третьей передачи с такой скоростью, что спидер чуть не зарывается носом в песок. Она так стремительно летит через дюны, словно за ней гонится само зло.

Иногда ей кажется, что она сама специально выдумала такого его себе. Не друга. А монстра.

Из нее течет слишком мало крови, когда наступают эти самые дни, и вообще она совсем не похожа на девушку. Груди все еще нет. А ребра можно пересчитать через майку.

И все же она чувствует себя по-другому.

Как будто она потеряла что-то очень важное.

Детство? У нее его и так не было.

Мечты? Рэй мечтает только о том, чтобы ее нашли. Чтобы кто-то до нее дотронулся.

Не кривясь и не обзывая исчадием зла, не плюясь вслед.

А с Реном такого не будет никогда.

Он все такой же, как и в первый день их знакомства. В черном, высоченный и здоровенный, и появляется без предупреждения.

Рэй принимает ванну, вернее, пытается обтереть себя, скрючившись в тазике и выжимая на плечи губку с уже грязной водой, когда он возникает посреди крохотной комнатки.

Она дергается и пытается закрыться, потому что не хочет, чтобы он смотрел на нее такую. На не_ребенка. И видел ее сморщившиеся и затвердевшие от холода соски. От холода. Или от волнения.

Ее стыдливым румянцем можно поджечь весь ее неказистый домик, бывший когда-то частью звездолета. Испепелить всю вместе с тазиком и голыми ногами, которые она не может спрятать, потому что они слишком длинные, а сейчас еще и задеревенели и не в состоянии разогнуться.

Теперь ей не хочется спрашивать, почему на нем маска.

Точно такая же не помешала бы и ей.

— Рен?! — от волнения Рэй забывает, что вполне могла бы подтянуть к себе полотенце с помощью Силы. И что ей необязательно сжиматься еще больше, выплескивая на пол драгоценную воду. — Не смотри!

Но ему все равно.

Наверное, он какая-то бунтующая часть ее. Та самая, о которой Рэй никому никогда не говорила. Похоть. Или жажда на грани безумия. Вот что он такое.

Потому что вместо того, чтобы уйти или хотя бы отвернуться, он наоборот подступает к ней, усаживаясь на пол рядом, совсем не заботясь о лужах, которые все равно не смогут запачкать его черное одеяние, и смотрит.

Он оглядывает ее мокрое от воды тело, и его дыхание под маской тяжелеет, становясь медленным.

— Ты сама хочешь этого, — его рука в черной перчатке, наверное, уже сросшаяся с кожей, гладит воздух в паре сантиметров от ее плеча, по которому проходятся табуны мурашек. — Ох, Рэй, просто признай.

— Нет, — шепчет она, чувствуя себя загнанной в угол.

Она выдумала его, и вот теперь он управляет ее жизнью. Заставляет говорить то, в чем стыдно признаваться. О чем стыдно думать.

— Да.

Она так привыкла к его сухому, безжизненному голосу, что научилась узнавать легкие оттенки в нем. Вот теперь там превосходство. Зыбкая тень улыбки, которая никогда не отразится на лице, ведь его все равно нет под маской.

— Прекрати лгать самой себе, Рэй.

— Что ты… — слова застревают в горле и остаются всего лишь набором ломких звуков.

— Я хочу, чтобы ты сделала то, что хочешь.

Она краснеет. Заливается жаром и стыдом. Но все же убирает руки, прекращая сжиматься. Расправляется словно сжатый силой цветок, раскидывая ноги и позволяя ему увидеть себя всю. Такую, какая она теперь.

Девушку с влажной кожей, блестящей от воды, золотистой словно песок Джакку. Ту девушку, которая хочет, чтобы хоть кто-то к ней прикоснулся.

Обнял. Сделал то, что должно быть сделано.

Но он же ненастоящий. И стоит ее руке поползти вниз, от живота и еще ниже, как его образ вздрагивает и исчезает.

Как будто его никогда и не было.

Он впервые бросает ее вот так. Словно ему не понравилось.

Рэй прекращает свои бессмысленные попытки и берется за мочалку, яростно растирая кожу и чувствуя какую-то странную обиду внутри. Она больше не хочет думать об этом.

Его впервые нет больше пяти дней.

Сначала Рэй не задумывается об этом. По сути, Рен — это ее неуемное воображение, выдумавшее себе друга, чтобы выстоять. Так что она уже и раньше как-то обходилась без него.

Но сейчас она не может не думать о том, что в какой-то момент она вообразила, будто он сможет заменить ей реальность.

Ей просто пора выбросить его из головы. И заняться обшивкой.

Ее руки сами собой ловко разделяют провода, выискивая тот самый, отсоединив который, она доберется до центра. И откроет тайник.

— Зачем ты здесь? — она говорит сама с собой, хотя на самом деле ее вопрос предназначен для того, кого здесь нет.

— Зачем, а? Зачем я тебя вообще выдумывала?! — Рэй выходит из себя и дергает за другой провод, получая неслабый удар током. Ну, в этом она сама виновата. Идиотка. — Зачем ты мне нужен?

Он не вернется, не важно, сколько бы она ни звала.

— Рен, — шепчет она, и в голову лезут непрошенные мысли. О том, как его черные пальцы, затянутые в кожу перчаток, гладят ее по щеке. Прикасаясь. И как она сама тянется к нему, чтобы прижаться разгоряченным лицом к холодному металлу.

Она так хочет, чтобы он оказался настоящим. Реальным.

Чужие корабли закрывают небо, и Ункар Платт сгоняет всех девочек в кантину, ожидая закономерную прибыль к ночи.

Рэй знает, что происходит там с ними. Но ничем не может помочь. Она в состоянии поднимать камни силой мысли или разрушать, но не договариваться насчет цены. К тому же ее и так считают отродьем ситхов. Не хватало, чтобы кто-то поджег ее дом ночью.

Все, что ей удается, так это тайком подкидывать им части своего скудного пайка, потому что другой радости у этих девочек нет.

Это Джакку.

Хотя корабли, зависшие в высоте, оставляющие длинные тени на песке, почему-то кажутся ей враждебными. Вызывающими безотчетную панику. Какими-то…

Так что лучше, если сегодня ночью ее тут не будет.

К вечеру Рэй собирает свой походный мешок, только самое необходимое — еда, вода и покрывало, чтобы закутаться в него, и заправляет спидер. Топлива ей хватит, чтобы уехать почти до хребта. И вернуться.

Она мчится, прижимаясь к своему старенькому спидеру, и ее взгляд выхватывает кривой указатель, наполовину засыпанный песком. Сюда же никто не пойдет по своей воле, делать тут нечего — скалы и песок.

Металлическая табличка говорит, что до хребта совсем немного, и Рэй уже сбежала из-под тени жутких кораблей. Так что можно вздохнуть спокойно. И до нее никому не будет дела.