Надо же, эта маленькая упертая девчонка рискнула спрятаться тут. Сообразила, что проще будет раствориться в море бесчисленных разумов и не дать ему найти ее.
Он отбыл на Нар-Шаддаа тем же вечером. В одиночку.
Мусорщица нашлась на сорок шестом этаже, в старой зоне города, в одном из многочисленных баров. Она забилась в угол барной стойки, оказавшись под водопадом синего света, облизывающим ее острое лицо и худые плечи, и пила.
Одетая в одежду с чужого плеча, какую-то старую, много раз перештопанную, Рэй оставила волосы распущенными, и теперь они спускались до плеч, спутанные и уже грязные. Скрывая шею и горло, которое он так сильно желал переломать.
Но даже так она все равно оставалась собой. Кайло узнал бы ее среди многотысячной толпы. И совсем даже не из-за уперто-вздернутого подбородка или усыпанной веснушками переносицы. Или глаз, уставившихся на него с тем самым знакомым выражением — недобрым.
Странно, что она не попыталась вскочить со своего места и сбежать. Или схватиться за световой меч, висевший на поясе. Просто прищурилась, смерив взглядом с головы до ног, и обхватила пальцами стакан, поднося к губам и делая большой глоток.
Как будто не верила, что он здесь сейчас. Или просто приняла за призрака.
— Привет, Рэй, — ему пришлось сдернуть с соседнего места какого-то пьяного придурка и отправить проветриться, чтобы оказаться рядом. — Давно не виделись.
— Давно? — она хмыкнула, с грохотом опуская стакан на столешницу и оставляя темно-зеленые пятна — значит, пила травяную вытяжку, ту самую, чьими побочными эффектами были галлюцинации. Интересно, знала ли она об этом? Или, может, специально выбрала именно ее из остального списка.
— А я уже почему-то думала, что придется снова повторять, — и Рэй кивком указала на свою выпивку. — От этой дряни потом голова гудит наутро. И желудок болит. Но зато от тебя не отвязаться, — она вздохнула и закрыла глаза, прикладывая свой стакан ко лбу, как будто он мог хоть немного успокоить разгоряченное лицо. — И почему ты здесь?
Она была пьяна. Совершенно. И разговаривала с ним в полной уверенности, что его не существует. Более того, зачем-то она позвала именно его.
— Из-за тебя, — хотя сейчас желание придушить ее прямо сейчас затихло, уступив место любопытству. Такую Рэй он не видел никогда. Расслабленную и почти мирную. Он вполне мог поднять ее на руки и увезти с собой, к Сноуку, а она даже не стала бы сопротивляться.
— Да-да, я слышу это каждый раз. Из-за меня. Чтобы убить меня. Чтобы сделать своей ученицей. Чтобы уничтожить этот мир. Придумай что-нибудь поинтереснее, раз ты сегодня такой убедительный, — Рэй отвлеклась от своей выпивки и развернулась к нему, специально касаясь своим коленом, затянутым в изодранные штаны, его бедра. Проходясь по нему, будто поглаживая.
— Ты пьяна, — ему следовало отобрать стакан, пока она не свалится прямо тут в беспамятстве. Или не примется приставать на виду у остальных посетителей.
— Конечно, я пьяна, — Рэй зашлась от совершенно несмешного смеха. — Я пью, чтобы не видеть тебя, и вот ты появляешься снова. Я сбегаю от своих друзей, оставляю учителя, только бы никто не понял, что больше всего мне хочется выцарапать себе глаза или… — она замялась, — просто удавиться. Ты, Тьма тебя задери, везде и всюду.
Ее руки отпустили стакан, потому что в нем больше не было смысла, и потянулись к Кайло, вынуждая Рена нагнуться над нею, еле удерживаясь на неудобном узком стуле.
— Я сосчитала каждую родинку на твоем лице, каждый шрам на твоем теле, придурок, — Рэй было совершенно без разницы, смотрят на них или нет, так что она принялась играться с его волосами, наматывая себе на пальцы и распуская. — Я везде слышу твой запах, твой голос, и знаешь, что самое забавное? Когда мы все же встретимся, я имею в виду наяву, а не в этих моих чертовых галлюцинациях, тебе будет плевать на все это. Ты же меня просто убьешь.
Она снова засмеялась, покачнувшись и прижавшись к его плечу. С видимым наслаждением на залитом неоновыми бликами лице потянула носом, вдыхая запах черных одежд.
— Останься, — ее язык еле шевелился во рту, но эту сумбурную сбивчивую просьбу он услышал. — Останься, и я притворюсь, будто мы оба настоящие.
Ему пришлось тащить ее на руках после бара, конвоируя в ту маленькую клетку, которую она гордо обзывала квартирой. Почти как тогда, на Такодане, только теперь Рэй была в сознании, ворочаясь и чертыхаясь, и обзывая его отвратительным видением.
— Ты слишком жаркий. И крепко стиснул меня, придурок, пусти, — она попыталась слезть, и ей это почти удалось, но ноги после такого количества спиртного держать отказывались. Так что меньше чем через пять секунд она снова оказалась у него в руках, обнимая за талию и сползая вниз. — Я могу идти сама, — убеждала она себя и все равно не собиралась расцеплять замок ладоней за его спиной. — Не мешай!
Рэй была слабой и хрупкой в его объятиях, когда они, наконец, оказались за запертыми дверьми, в клетке, размеров которой удачно хватало только на двоих.
Кайло собирался придушить ее. Встряхнуть и надавать пощечин, чтобы она пришла в себя и поняла, что он реален.
Но вместо этого просто накинулся, прижимая к двери и впечатывая с треском в тонкую доску, грозившую рассыпаться под следующим внезапным ударом.
— Ты знаешь, что я не боюсь тебя, — в темноте не было видно ее лица или губ, которые говорили сейчас это. — Я никогда не боялась.
Но было слышно, как лихорадочно громко стучит ее сердце. Или это было его?
— Так что вперед, — Рэй подалась вперед, прижимаясь к нему грудью и откидывая назад голову, выставляя шею, обхватывая его ладонь своими руками и накладывая поверх горла. — Это все равно однажды случится.
Она так хотела этого.
На вкус она была точь-в-точь, как и та зеленоватая травяная вытяжка, которой надиралась весь вечер. Горьковатая, терпкая, чуть островатая, когда его язык цеплялся за острые выступы зубов. Мягкая и податливая, слишком покорная. С сонным взглядом, в котором сквозила обреченность и слишком много одиночества.
С худыми колкими ребрами, вжимавшимися в его тело, когда он все же раздел ее и уложил на кровать, притягивая к себе. С цепочкой таких знакомых крошечных родинок, спускавшихся по тыльной стороне бедер к коленям. Со шрамом на лодыжке, выступавшим на золотистой кожей неровной полосой, совсем как его шрам поперек лица. С маленькой грудью и крошечными ореолами сосков, светло-розовыми. С нетерпеливыми сбивчивыми просьбами, которые он выполнял, одну за другой, заставляя ее стонать и биться в конвульсиях от подступающих оргазмов.
— Останься, — просила Рэй.
— Не уходи, — шептала она, стоило ему только отпрянуть от нее, всего на мгновение, чтобы передохнуть.
Он так хотел убить ее. В каком-то извращенном смысле ему это удалось.
На Нар-Шаддаа не было рассвета. Или закатов. Этот город слишком глубоко зарос собственными костями, чтобы сквозь него могло проглянуть солнце. От него все еще разило грязью и кровью, и в уголках его можно было встретиться со своими страхами. Но отвращение, от которого Кайло так долго пытался избавиться, ушло само.
Вместе с пониманием того, что Рэй сейчас лежит в его постели, настоящая, теплая. Спит, закидывая на него свою золотистую ногу, и морщится, потому что он все еще кажется ей жарким. И больше не зовет его, потому что он и так рядом.
Когда-то давным-давно Кайло поинтересовался, почему этот уродливый город назвали Вертикальным пределом. К чему такое название, когда «помойка» вполне подойдет.
Один из местных рассказал ему, что это своеобразная черта, до которой можно добраться и не сдохнуть. Высота, за которой начинается смерть, но когда ты достигаешь ее, тебе становится безразлично. Потому что ты находишься посередине — между смертью и отвратительной жизнью внизу, затерявшейся среди железных джунглей города. И, как ни странно, чувствуешь себя безумно прекрасно. Тебе плевать, что в любую секунду ты можешь сдохнуть.
