Ее сосед ожесточенно клацает по кнопке девятого, а лифт все никак не соберется с духом, чтобы начать подъем.

— Он... заедает сегодня, — она морщится, нарушая свое самое важное правило: не говорить с незнакомцами, но Ункар подтвердил, правда, за лишнюю двадцатку, что на последний этаж недавно заселился какой-то неразговорчивый мудак. Который платит только мелочью, будто в кафешке сраной работает. И документы в руки не дал, значит, нечисто дело.

Но то, как будет справляться с этим неразговорчивым мудаком Рэй, его, конечно, вообще не волновало.

Рен — а это его имя, или фамилия, от Ункара вообще нечего ждать без дополнительной платы — бурчит что-то неразборчивое, но колотить по панели перестает, хоть за это спасибо.

Не хватало еще, чтобы эта клетка перегрелась и застряла.

Лифт начинает торжественный подъем, когда Рэй уже копается в своем рюкзаке в поисках ключей. После двух бокалов это дело нехитрое, но долгое, и она сосредоточенно вглядывается в черную дыру, разгребая в стороны попадающиеся под пальцы обертки от салфеток, пудреницу, флэшки, и, кажется...

Ее отвлекает звук. Тихий странный звук, он идет от соседа. Монотонное — кап-кап-кап.

Рэй переводит взгляд на пол рядом с его ботинком. И тот совершенно неправильного оттенка, темно-ржавый вместо песочного.

— У вас... тебя... — она договоривает на автопилоте, — кровь, — и только потом вспоминает, господи, дура, сегодня же Хэллоуин. Конечно, у него может быть кровь. Или кольт с серебряными пулями. И шкура вервольфа в сумке. Почему бы и нет?

Рен кривится, и лицо так натурально перекашивает шрамом.

— Ничего, пустяки, — крови натекло со стакан, но раз ему плевать, значит, действительно искусственная.

Плохо, конечно, что костюм по пути разваливается. Вот Финну сегодня, и Рэй тихо хмыкает сама себе, тоже не повезло, его многочисленные обмотки фараонского жреца сползли, и им с По пришлось полвечера его успокаивать.

— А ты? — у Рена красивый голос, и остатки мыслей выветриваются скорее, чем алкоголь из крови. — Сбежала от принца?

Он, наверное, путает сказки, разглядывая ее изодранное свадебное платье, а затем шпильки неположенного черного цвета.

У Золушки были хрустальные. Ну или — запасной вариант — из кожи.

А у нее лаковые туфли с кинжально-острыми каблуками.

— Н-н-ет, скорее уж бежала за ним, — для Рэй это тоже сказка, только наоборот. И до чертиков похожая на правду, в ее случае принцы всегда существовали сами по себе, чаще всего уже счастливые в других отношениях.

Рен снова косится на ее босые ноги, и почему-то ей отчаянно хочется прикрыть их. Или деть куда-то.

— Тогда ты дура, — его короткий ответ хуже тычка под ребра. Рэй стискивает зубы и отворачивается в сторону, не собираясь спорить. Не сейчас, не с ним.

Путь до девятого тянется вечность, и за это время она успевает придумать с десяток емких оскорблений в ответ, но уже поздно.

— Ваш этаж, принцесса, — Рен издевательски машет рукой, изображая лакея, и даже вроде как пытается наклониться. Недостаточно низко, чтобы она приняла это за чистую монету.

Сегодня Хэллоуин, и, наверное, сама судьба решила подшутить над ними — единственная работающая лампочка в конце коридора, над дальней дверью. А возле ее — сплошной мрак.

Но не может же она вернуться к Ункару и начать скандалить прямо сейчас. Сосед свалит, а кровавая лужа останется. Черт.

Рэй переступает через нее, даже скорее перепрыгивает, и протискивается мимо Рена. Он слишком большой, им можно двери загораживать, чтобы не пускать любопытных. А еще она еле-еле достает ему до подмышки — босая, конечно, и это тоже слегка деморализует.

— Спасибо, — кивает она, источая ядовитую вежливость. Держит туфли так, что каблуки с силой проходятся по его ребрам, и выбирается наружу.

И не видит — попробуй тут вообще что-то разгляди — только слышит, как он идет дальше, к себе. Тяжело переставляя ноги.

И звук капель не стихает.

— Ты испортил ковер! — кидает ему вслед Рэй. И мое настроение. Черт.

Даже за дверью слышно, как он ругается себе под нос.

— Ну и что? — из всех ее новых подруг, влетевших в послеприютскую жизнь вместе с По и Финном, Джесс самая... приземленная. Деловитая, серьезная. И одному богу известно, как так вышло, что ей нравится По и собирать сплетни.

Правда, последние она ищет не ради себя, а ради газеты Дэмерона, где и работает одним из репортеров.

— И ничего. Я все еще понятия не имею, что он за человек. И даже имени не знаю. Просто Рен. Как водяная лилия или ничто, но он не похож на азиата. Он просто... большой, — Рэй вздыхает и допивает слаш, чувствуя, как на языке перекатываются льдинки. — И грубый. Он будто... специально подкарауливает меня ночью, чтобы ехать со мной и выводить меня из себя.

— Чем?

— М-м-м... — выходит, что молчанием. Может, дело не в нем, а в ней? — Я не знаю.

— Спроси у него что-нибудь необычное. Такое, что собьет его с толку. Ну или... — Джесс задумывается, прикусывая ноготь, — ты можешь зайти к нему посреди ночи. За... скажем, лампочкой.

— Джесс... — это худшее, что вообще можно придумать. Такое работает только в идиотских мелодрамах по ТВ, которое уже никто и не смотрит.

— А что? Может, он задирает тебя именно потому, что ему хочется познакомиться. Удиви его.

Рэй начинает с того, что возвращается на час раньше. Специально отпрашивается с работы, бросает все и мчится домой, с каким-то странным раздражением — и откуда бы ему взяться?! — разглядывая мир за захлопывающимися створками лифта.

Не то чтобы ей хотелось, чтобы сосед следил за нею, это довольно крипово, но с другой стороны... Это все равно задевает.

В их коридоре так светло, что, кажется, глаза сейчас вытекут. Все лампочки на месте, все сияют словно на параде, а ковер свернут и лежит рядом с дверью Рена. Небось в чистку решил занести, хотя какой смысл? Такое старье, что ни проливай сверху, хоть искусственную кровь, хоть настоящую, уже не отмоешь.

И она готовит ужин, то и дело отвлекаясь на будильник на мобильном, потом наспех моет волосы, потому что больше нечем занять себя. А затем устраивается под собственной дверью, чувствуя себя то ли идиоткой, то ли Джеймсом Бондом, только не в костюме, и без пистолета.

Ее соседа слышно как всегда сразу. Он поднимается в лифте, который скрипит так, будто сейчас развалится, и уже проходит мимо квартиры Рэй, а затем останавливается и наклоняется к глазку.

Он видит ее, он точно знает, что она там, понимает Рэй, задерживая дыхание. И, наверное, стоит ей пошевелится, да если сердце громко забьется, Рен точно поймет.

Он смотрит долгие пять-десять секунд, может, больше, а у нее заканчивается кислород, и перед глазами все плывет. И темный силуэт, и искаженное шрамом лицо, еще более светлое на фоне стянутых на макушке волос.

— Я знаю, ты там, — басит его голос, и по загривку табуном мурашки, будто он не снаружи, а тут, совсем рядом. За спиной.

Его кулак влетает в середину двери, заставляя Рэй сдавленно взвизгнуть. Она отскакивает назад, обхватывая себя за плечи, и, конечно же, не видит, что Рен улыбается.

А потом идет себе дальше, как ни в чем не бывало.

Удивить его? Черта с два, понимает Рэй, все еще вжавшись в острый угол шкафа, и там, наверное, уже синяк.

Это вообще под силу нормальному человеку?

Наутро, когда она выходит из квартиры, на полу раскатан новехонький ковер, такой черный, что кажется, будто ступаешь по самому краю Черной Дыры. А потолок ощетинился как минимум четырьмя камерами наблюдения, одна ровно напротив ее двери. И она так высоко, что не достать рукой.

Рэй все же прыгает, размахивая руками, но потом понимает, что это бесполезно. Нужно идти к Ункару. И это будет уже после работы, на которую она вот-вот — черт бы побрал этого Рена! — опоздает.

Камеры, конечно же, никто убирать не станет, Ункар только довольно потирает лапищами, так что скорее всего договор был такой, что все они останутся домовладельцу, когда Рен съедет.