В свете зеленоватой жидкости, той самой, что каким-то образом стала катализатором ее существования, эта девочка, смешение его генов, вылепленная по его подобию, но совершенно уникальная, словно светится изнутри.

— Рэй, — решает Рен, постукивая по стеклу, и она скребется изнутри — выпусти меня, выпусти, — тебя будут звать Рэй. Остальных, — он даже не медлит, — уничтожить.

У клонов нет срока жизни. Они — мешки из костей и мяса, существуют ради одного: отдавать свои органы. А затем отправиться в цех переработки.

Но для одного из них — для одной — всё же делается исключение. Во всех смыслах.

— Осторожнее, — заботливо скрипит над ухом мед-дроид, — пожалуйста, не шевелитесь.

Ему далеко до сочувствия, это исключительно человеческое чувство, но запрограммирован он хорошо, и все его пациенты должны выживать.

Рен вздыхает и откидывает голову, опираясь спиной на холодную железяку. Он отводит глаза в сторону — это в первый, может, во второй раз было интересно. А теперь когда привык, звук пилы, кромсающей его плечо, отпиливающей кость с диким хрустом, его не беспокоит. Боли нет, как и страха, и сам факт того, что он теряет еще одну часть себя.

— Тебе больно? — Рэй его маленький личный призрак, и ей дозволено бродить по всему кораблю без ограничений. Она, не обращая внимания на дроида, заползает Рену на колени, устраиваясь совсем близко к пиле, вгрызающейся в кость. Месиво крови и белых костей ей нравится, смотрит она как завороженная, не моргая, разве что руки не тянет — отрежет же.

— Нет, — почти не врет Рен. Есть только ощущение гниения, пульсации в предплечье, это из-за Силы, из-за слабости тела, неспособного Её удержать, но скоро это пройдет.

Дроид заканчивает пилить — наконец — и принимается подворачивать кость. С легким хрустом она ломается, и искусственная рука тяжело падает на пол.

— Ого! — восторженно тянет Рэй. — Ого... — ей хочется дотронуться до него, Рен к этому уже привык. Идиоты с десятого отдела — они выжили, да, их пощадили — говорят, что она просто никогда не сможет отделить себя от него. Для неё Рен такая же часть тела, как руки, ноги, голова. — Можно?

Она не ждет разрешения, просто проводит пальцами по неровному срезу кожи, запускает ногти внутри, в посеревшее мясо, а Рен всё еще не чувствует боли.

— Ты же не будешь ходить так, да? Иначе ты не сможешь держать меч, чтобы убить всех повстанцев, — в её голосе нотки детской кровожадности, хотя она ни разу не ребёнок. Эту часть жизни она пропустила.

— Поверь, я могу убить их и так, — косится на нее Кайло. — Запросто. Смотри, — ему даже сосредотачиваться не надо. Мягко и нежно он хватает её за горло с помощью Силы — теперь, когда она не отравлена гниением, чувствуется ярче, чище, — и сжимает, оставляя совсем чуть-чуть, чтобы Рэй могла дышать.

Её лицо краснеет, а глаза лихорадочно блестят, и, если бы он не знал, что это всё же больно, унизительно, то подумал бы, что Рэй это нравится.

Её так легко сломать, она совсем хрупкая. Он отпускает Силу и вздыхает, пока она молотит по его искусственному бедру — и кому больно, в конце концов? — кулачком и заходится от кашля.

— Мог бы предупредить, — сипит Рэй. Её кожа на шее, мягкая, усыпанная родинками, тут же покрывается пятнами. — Вот это было больно!

Она бы и дальше ругалась, но ее внимание отвлекают мед-дроиды. Они сгоняют её с колен Кайло, вынуждая стать в стороне, а сами принимаются обрабатывать распиленное плечо. Пахнет паленой плотью, а Рэй вертится позади них, не в силах удержаться от любопытства.

— Зачем это всё? — она заглядывает через плечо робота.

И правда, зачем, если рано или поздно оно сгниет так же? Его тело, слабое, отвергает Силу. И приходится собирать себя по кускам, чтобы прожить больше, чем пару лет в состоянии овоща.

А затем приносят новое плечо. Черное, гладкое, под поверхностью поблескивают искусственные мышцы, и от восторга Рэй просто заходится.

— А... а можно мне такое? Пожалуйста, Кайло, пожалуйста, пожалуйста... — она канючит, уцепившись за его другую, тоже механическую руку. — Я тоже хочу себе такое. Можно же, да?

Можно? А зачем, если она умрет раньше, чем соберет себя новую? Срок жизни её тела пять, может, шесть лет. И все.

— Однажды, обязательно, — он лжет и водит плечом — вперед-назад — привыкая к новизне ощущений. Да, так намного удобнее, так хорошо, но тогда почему его это не радует? Кайло смотрит на Рэй и всё ещё не может подобрать верного ответа.

Когда Рэй исполняется три, — она мнит себя неуязвимой, практически бессмертной, и ввязывается в любой бой, только бы доказать Кайло, что стоит его, — он впервые видит её кровь.

Это не бластер повстанцев, не чужой клинок, это его собственная ладонь, что бьет её по лицу наотмашь, откидывая назад.

Обычно она с легкостью уклоняется от ударов, тем более в тренировочной схватке — никакого оружия, лишь кулаки, но сейчас что-то не так.

Рэй валится назад, раскидывая руки и ноги, она даже не может подняться. Все её тело ходит ходуном, мелко подрагивая, а из правой ноздри, там, где прошелся его кулак, течет кровь. Красная, как у нормального человека. Его кровь.

— Эй! — он опускается на колени перед её телом. — Рэй... Рэй, очнись!

Ничего не выходит, она никак не успокаивается, продолжая трястись, и белки закатившихся глаз выглядят жутко. Точно она уже умерла.

Сила, которую он пытается направить сквозь её тело, острая, колкая Тьма, способная убивать на расстоянии, не умеет лечить. Она не может срастить лопнувшие сосуды, не заставит Рэй очнуться. Она бесполезна, и Рен, чертыхаясь, взваливает ее тело себе на плечо, несет в мед-отсек, почти бежит, расшвыривая попадающихся навстречу людей.

— Что с ней? — он смотрит, как тонкие полосы лазеров бегут по ее телу — она давно уже не ребенок, эти три года для нее, что половина жизни для него самого, — но не может отделаться от мысли, что совсем скоро увидит его выпотрошенным. Пустым.

— На самом деле ничего, — у дроидов нет чувств, и каждая фраза кажется еще более фальшивой. — Тело клона достигло своего развития. И теперь оно будет саморазрушаться.

— Это можно остановить?

— Нет, — металлическая голова качается из стороны в сторону. — Оно было запрограммировано на это. С самого начала. В более длительном сроке никогда не было смысла, проще вырастить новое тело.

Новое. Действительно, куда проще.

Кайло смотрит на Рэй, она наконец затихла. Уложенная под стеклянный барьер словно труп, испещренная красными полосами, лениво ползущими по груди.

Когда он убил свою мать, Лею, то плакал. О, Кайло рыдал. Он оплакивал не её, себя, время, которое больше никогда не вернется назад. Оплакивал то, что ушло вместе с ее смертью — рваные воспоминания о детстве, обломки счастья напополам с ненавистью.

А сейчас у него нет слез.

Зачем он оставил её себе? Потому что стало скучно, без личных врагов, без ненависти к кому-то особенному, будь то отец, мать или Сноук, потому что ему стало интересно?

Какой может стать часть его, лучшая, не озлобленная, не потерянная?

— Исправьте её. Сделайте все, что сможете.

Он не хочет смотреть на это.

Она всё еще его личный призрак, следующий по пятам, но сегодня Рэй нигде нет, в этот раз она играет с ним в прятки.

И возвращается к Кайло уже ночью. Её лицо — в низком, желтом свете светильников оно до безумия напоминает лицо его бабки, Падме Амидалы, что не удивительно, одна кровь, — кажется совсем чуточку виноватым. Будто она нарочно упала в обморок посреди тренировки.

— Они мне рассказали, — по её голосу не понять, что она чувствует. Слишком он ровный, почти безразличный.

— Рэй...

— Всё нормально. Сначала я подумала, что об этом лучше забыть, никак не думать. Но потом поняла, что не хочу, — она садится рядом, на самый край кровати. — Это было бы жестоко. Времени и так не хватит, да?