— Иди сюда, — улыбается она и закидывает ногу на ногу, позволяя видеть округлое золотистое бедро, усыпанное родинками, и белую резинку сетчатого чулка с подвязкой.

Хакса не нужно упрашивать дважды. Он ползет на коленях вперед, совсем не заботясь о брюках, пока не оказывается рядом с тонкой ступней, закованной в лакированную туфельку.

Целует мысок, нежно, с благоговением, а затем переходит на ступню, нежность кожи которой он чувствует даже сквозь сетчатое плетение чулка.

У Рей прекрасное тело, худое, изящное, напоминающее о статуях, чья красота безвременна, но ее ступни Хакс готов боготворить. Целовать их. Облизывать изящные пальчики.

Хакс тянется выше и стягивает чулок с ее ноги зубами к лодыжке, оставляет поцелуи на золотистой коленке, на впадинке под нею, а затем освобождает ступню от туфельки вместе с чулком и аккуратно растирает ее. Наклоняется вперед, вбирает в рот пальчики на ноге и посасывает их.

Это нравится Рей и еще больше заводит его самого.

Рей улыбается и опускает руки на бедра, захватывая край платья, тянет его наверх, обнажая бедра. Подцепливает кружевные трусики, сдвигая их набок, и облизывает свои пальцы, а затем засовывает в себя, начиная ритмичное движение.

И все это — глядя, как он целует ее ногу.

Она вздыхает все чаще и громче, смеется и откидывается назад, распластываясь на поверхности бюро, в окружении многочисленных бумажек, которые разлетаются в стороны с каждым ее движением.

А затем, когда больше не может сдерживаться, Рей содрогается и выгибается в линию. Она шепчет что-то на своем родном языке, понять который Хакс не может до сих пор, а затем зовет его.

— Возьми меня, — не просит, просто предлагает она и раздвигает ноги. Одна обнажена, а на другой до сих пор чулок и туфелька, и это выглядит странно-необычно, но совсем в ее стиле.

Хакс помнит, что где-то в нижнем ящике стола до сих пор лежат припрятанные резинки, и практически несется за ними, врезаясь по пути в свое кресло.

Рей горячая внутри. Влажная и возбужденная.

Она низко стонет в такт вздохам Хакса, когда он входит в нее. Прижимается к нему и сцепляет ноги в замок за его спиной.

— Поцелуй меня, — приказывает она. — Оближи мои соски. Сожми мое горло.

И Хакс подчиняется ей, потому что не может представить себе другого. Это же Рей. Она всегда будет командовать им. Не важно, когда им случится увидеться в следующий раз. Даже если никогда.

Время никогда не может устоять на месте, когда Рей рядом. Несется куда-то в такт его сердцу, рвано, надрывно. И слишком быстро.

— Мне пора, — с сожалением шепчет Рей, поднимая голову с его плеча, и целует в ключицу, словно просит прощения.

Она соскальзывает со стола, опускаясь босыми ногами на пол, оглядывается в поисках туфель и всего остального, пока Хакс пытается собраться с мыслями.

Это нетрудно — ведь в голове до сих пор обжигающая тишина, гармония. И слишком сложно, потому что все это Рей унесет с собой.

— Нужна помощь? — спрашивает Хакс, а сам незаметно скатывает с члена презерватив и выбрасывает в корзинку для бумаг, застегивает ширинку брюк и разглаживает смятую рубашку.

— Мне? — Рей и сама неплохо справляется с волосами. Переплетает их заново, и через пару минут от босоногой дикарки не остается и следа. — О нет, я справлюсь сама.

— Позволь мне, — Хакс все же опускается на колени, чтобы самому надеть ей туфли. Дотронуться до золотистой лодыжки. Почувствовать тепло ее кожи.

Там он и остается, когда Рей отстраняется. Она надевает пальто и берет в руки сумку со своими игрушками.

— Что-нибудь на прощание? — она улыбается, но улыбка у нее совсем невеселая. Вымученная и неестественная.

— Передавай ему привет, — это все, что Хакс может выдавить из себя.

Он может встать и распрямить плечи. Создать впечатление того, что ему все равно. Что он не проиграл однажды. И что все еще где-то посередине между прошлым и настоящим.

Но это бессмысленно.

Рей открывает двери и уходит, унося с собой запах цветов, дождя и ее разгоряченной кожи на его губах.

А затем возвращается звенящая пустота, как Хакс и просил. И кажется, что сердце начинает стучать все медленнее, грозит затихнуть насовсем.

Ждать еще очень долго.

====== Bin-jip (Кайло Рен/Рэй) ======

Комментарий к Bin-jip (Кайло Рен/Рэй) Кусок АУ, где Кайло нашел Рэй до всего случившегося и теперь сталкерит и сталкерит)

Он ступает осторожно, легко, и только самый чуткий слух сможет уловить скрип песка. В этой пустыне слишком много ветра, и она сама вся гудит, перекатывается бархатистыми золотыми боками, чуть шелестя.

Спешно, словно они в сговоре, заметая его следы. Как всегда.

Кайло в последний раз оглядывается, его взгляд скользит по раскинувшимся просторам позади хибары Рэй, он знает, ее не будет еще долго. До самого заката, а значит, время у него есть. И заходит внутрь.

Рэй не самая лучшая хозяйка, и уж точно не самая гостеприимная, хотя ей может прийти в голову, что кто-то бывает у нее дома, пока она где-то там, ползает по раскуроченным внутренностям кораблей в поисках очередной рухляди.

На столике, который служит ей не столько для еды, сколько для чистки ржавых деталей, песок. Он же устилает пол тонкой пеленой, и Кайло хмурится — перед уходом нужно будет убрать все следы.

Рядом с пустой миской цветок. Искусственная оболочка, тонкие лепестки и изогнутый стебель — хорошая работа, наверняка из какого-то украшения. Но для Рэй — Кайло касается пальцами этого цветка, и этого достаточно, чтобы прочесть ее воспоминания — он был куда важнее.

Она держала его в ладони. Перед тем, как идти на очередные раскопки.

Она касалась его ночью, не в силах уснуть.

Эта маленькая изящная безделушка знает очень много, и на мгновение Кайло хочется сдавить ее в ладони, смять и уничтожить, потому что это причинит боль Рэй. Но даст облегчение ему.

Он отступает. Идет к стене, испещренной зарубинами — по одной на каждый день, проведенный в пустынном аду. Их много, и металлическая перегородка напоминает какое-то странное произведение искусства. Такой же памятник, как и вся эта проклятая богами Ниджима.

Гордый в своей уродливости, выстоявший против остального мира.

Каждая из зарубок — выскобленная по металлу — буквально сочится горечью и болью, одиночеством и страхом.

Но сегодня читать эти воспоминания Кайло не хочет.

Нет, сегодня он жаждет другого.

Ее постель: сверток из старых тряпок, одеял и покрывал, еще пахнет сном. Она пахнет ее телом — теплым и мягким. А от подушек поднимаются легкие искорки — обрывки воспоминаний. Они тоже теплые и сладкие, спасаться от враждебного мира Рэй умеет. Она прячется тут, среди разноцветных покрывал, закрывая глаза.

И сны ее легки.

Кайло ложится поверх всех одеял, его телу сложно устроиться поудобнее, ноги слишком длинные и свисают с лежака, но ему все равно.

Он закрывает глаза и видит то, что и она.

Вот теперь ему хорошо.

Его сон короток и чуток, потому что разум помнит — он всего лишь вор тут, прокравшийся в отсутствие хозяйки. И за запыленными окнами еще совсем светло, самый солнцепек, выжигающий пустыню набело. Кайло привычно тянется мыслями к Рэй и находит ее далеко отсюда.

Она сейчас где-то в темноте, прячется от жары и судорожно глотает безвкусную воду из бутыли. Но она довольна, пусть ее тело и гудит от усталости, разум полон счастья. Углубляться дальше Кайло не собирается, он отступает, возвращаясь в тело.

За время сна он ворочался и смял все покрывала, сбил их на пол, и теперь они валяются там, все в пыли.

Рэй будет недовольна. Кайло хмыкает, но тянуться за ними не собирается. Зачем? У него еще есть чем заняться.

— Я знаю, тебе здесь было не только страшно, — прижимается он щекой к подушке и закрывает глаза. — Покажи мне, как тебе было хорошо.

Аромат, исходящий от наволочки, смешивается с воспоминаниями, забивается ему в ноздри, пыльный, сухой, солнечный.