Следующим шагом Дионисия было завладеть островом Ортигия – который занимает площадь около квадратного километра и всегда оставался районом для избранных; там находился и относительно недавно построенный храм Афины – и превратить его в свою личную крепость, разместить там дома ближайших друзей и единомышленников, а также обширные казармы для регулярного войска наемников и для части флотских экипажей[22]. Дополнительным преимуществом острова служил мост, который вел на сицилийский берег; этот подъемный мост – как и тот, о котором писал Цицерон, – мог оказаться полезным, если возникнет неприятная ситуация.

У него была первостепенная цель – укрепить свое владычество, приобрести столько власти и богатства, сколько будет возможно. В чем заключалось это владычество, определить не так-то просто: известно лишь, что тирания Дионисия отнюдь не ограничивалась Сиракузами. Можно предположить по сохранившимся намекам, что его власть распространялась на всю Сицилию за исключением дальнего западного края острова (который оставался в карфагенских руках), на большую часть южной Калабрии («мысок») и Базиликаты («супинатор») Апеннинского полуострова, а также на земли в устье реки По и даже на один или два «анклава» за Адриатикой, на побережье Далмации. Договор, заключенный с Афинами в 367 году до нашей эры, обещал тирану афинскую помощь в случае чьего-либо нападения на Дионисия или его потомков «в любом месте, которым правит Дионисий»; это одно из немногих международных соглашений в истории, заключенных непосредственно с главой государства, а не с конкретным государством.

Главным врагом Дионисия был, конечно, Карфаген. После нескольких лет, потраченных на укрепление своего положения на Сицилии, он начал всерьез готовиться к войне, вследствие чего на Сицилию потоком хлынули корабелы, ремесленники и военные инженеры, которые строили для тирана осадные орудия и катапульты (прежде на острове ничем подобным не пользовались); к концу 398 года подготовка завершилась. Еще до официального объявления войны Дионисий приказал разграбить крошечную карфагенскую торговую «факторию» в Сиракузах и уничтожить все карфагенские корабли, которым случится быть в гавани; большинство других греческих полисов на острове вскоре последовали примеру Сиракуз. Первой «внешней» целью стала Мотия[23], маленький островок у западного побережья, защищавший наиболее крупное и густонаселенное карфагенское поселение на Сицилии. Мост, соединявший этот островок с Сицилией, был уничтожен защитниками, вследствие чего Мотия сумела продержаться до конца лета 397 года; тем не менее настал миг, когда она перестала сопротивляться – и заплатила дорогую цену за свое сопротивление. Большую часть населения вырезали, а всех греков, сохранивших верность Карфагену, распяли.

В следующем году война охватила всю Сицилию. Из Карфагена прибыли многочисленное войско и значительный флот, несколько городов заключили мир, но большинство продолжало бороться изо всех сил. Мессину сровняли с землей, и начало казаться, будто Сиракузы – следующие в списке; но город был спасен от штурма вспышкой чумы среди карфагенян. Дионисий не упустил эту возможность напасть на поверженного врага, и карфагеняне сдались. Им позволили вернуться домой в целости и сохранности после выплаты трехсот талантов – это были все деньги, которые имелись при войске. Союзников Карфагена, среди которых были несколько отрядов наемников из Северной Африки и Испании, предоставили собственной участи.

Победа Сиракуз не ознаменовала окончание карфагенских войн. В 393-м и 392 годах состоялись новые вторжения на остров, которые закончились ничем; зато после 383 года, с другой стороны, Карфаген воздал противнику сторицей. Никто не может указать точного местоположения Крониона, где Дионисий потерпел первое крупное поражение и потерял большую часть своей армии, – в том числе родного брата Лептина. Ему пришлось выплатить контрибуцию в размере 1000 талантов и принять новые границы владений, лишившие его Селинунта и большей части Акраганта. В 368 году он попытался отомстить и сумел вернуть себе Селинунт, но зимой того же года он умер, не завершив своих трудов. Относительно его кончины имеется несколько версий. Согласно одному сообщению, Дионисия отравили врачи по наущению его сына и преемника; согласно другой версии, он умер после того, как слишком бурно отпраздновал новость о том, что его пьеса «Выкуп Гектора» победила на не самом значимом драматическом состязании в Афинах.

Он всегда воображал себя литератором; в 388 году его двор почтил присутствием сам великий Платон, а историк Филист и поэт Филоксен были при этом дворе и вовсе завсегдатаями – хотя Филоксена однажды отправили в каменоломни за грубый отзыв о стихах своего господина. Вскоре после того, радениями нескольких друзей, он был освобожден – как раз к очередным поэтическим чтениям. Филоксен сидел молча, пока тиран не поинтересовался его мнением. «Назад в каменоломни», – только и ответил поэт.

Данте поместил Дионисия – пожалуй, несправедливо – в седьмой круг ада, где тиран пребывает в реке Флегетон, где текут кипящая кровь и пламя. На мой взгляд, для него был бы достаточным наказанием первый или второй круг ада. Дионисий был честолюбивым, харизматичным и предприимчивым человеком – да, жестоким, но не более, чем большинство его современников-правителей, вдобавок возникает подозрение, куда более рассудительным, нежели это большинство. Он так и не сумел добиться своей заветной цели – изгнать карфагенян из Сицилии навсегда; если бы он это сделал, не исключено, по предположениям историков, что ему удалось бы покорить большую часть Италии и даже положить предел укреплению Рима. Накануне своей смерти он безусловно контролировал значительную часть территории Сицилии, не говоря уже об обширных владениях на материке. Самый большой из сохранившихся памятников эпохи Дионисия – линия укреплений вокруг Сиракуз, построенная за четыре года, с 401-го по 397-й; эту линию замыкает по-прежнему величественная крепость Кастелло Эуриало; имя тирана туристы узнают благодаря природному образованию, которое художник Караваджо первым назвал «Ухом Дионисия»: это любопытный образчик игры природы, через который тиран будто бы подслушивал разговоры рабов в каменоломнях. Вряд ли стоит уточнять, что на самом деле осуществить это на практике было попросту немыслимо.

Беда почти всех деспотов и диктаторов состоит в том, что им крайне редко удавалось и удается передать всю полноту своих полномочий преемникам. Гиерон растерял все достижения Гелона; аналогичным образом Дионисий II оказался лишь бледной тенью своего отца. Былой натиск сошел на нет; новый правитель, которому не исполнилось и тридцати, предпочитал делам удовольствия и выпивку и проводил большую часть времени в родном городе своей матери в калабрийской Локриде[24], оставляя государственные заботы – заодно с командованием многочисленным войском наемников, которые ныне образовали фактически отдельную «касту», – попечению других. Зато Дионисию Старшему исключительно повезло с зятем Дионом, мужем его дочери Ареты, отличным администратором и философом, который служил прежнему тирану верой и правдой – и вполне мог бы служить так же его сыну, не отпугни Диона распущенность молодого человека. В попытке исправить характер младшего Дионисия Дион даже пригласил в Сиракузы своего старого наставника Платона, кому уже перевалило за шестьдесят, но все было бесполезно: молодой Дионисий отвергал любые попытки что-либо изменить и вскоре отправил Диона в изгнание.

Эта ссылка, которую Дион коротал в Афинах, не причиняла ему существенных неудобств; будучи зажиточным человеком, Дион охотно посвятил «вольную» жизнь философским дискуссиям. Наверно, все было бы в порядке, держи Платон, как говорится, рот на замке. К сожалению, старый философ решил замолвить словечко за своего ученика; тиран Дионисий разгневался, прогнал Платона обратно в Афины и следом конфисковал всю сицилийскую собственность своего зятя. Это было уже слишком, и Дион немедленно приступил к подготовке государственного переворота. В 357 году он отплыл на Сицилию с тысячей наемников, причем направился не в Сиракузы, чего можно было ожидать, а в Миною на юго-западном побережье острова. Это поселение находилось в зависимости от Карфагена; Дион, должно быть, рассчитывал если не на полноценную поддержку со стороны карфагенян, то на, по крайней мере, благожелательный нейтралитет. Лишь оттуда он двинулся на Сиракузы, располагавшиеся на двести миль восточнее. По пути никто не оказывал ему сопротивления – на самом деле он пополнил свой отряд местными сторонниками, мечтавшими о ликвидации господства Сиракуз; да и в окрестностях самого города мало кто противодействовал «освободителям». Дионисий предсказуемо бежал к матери в Калабрию, а гарнизон наемников вовсе не спешил выходить за городские стены. Наконец прибыл флот, набранный Дионисием; этим флотом командовал престарелый Филист – сам тиран по-прежнему скрывался, – которому удалось нанести Диону определенный урон; но затем на Филиста напали двадцать триер под командой Гекраклида, друга и союзника Диона. В жаркой морской битве Филист потерпел поражение. Некоторые источники сообщают, что он покончил с собой; другие утверждают, что его замучили до смерти. Все согласны в том, что его тело позднее проволокли по улицам города, а затем вышвырнули за стены и оставили непогребенным, на потеху диким собакам.