Синеус и его бойцы выбрали иное направление. Они пошли по старому Варяжскому пути, их целью было Белоозеро. Меря не упоминалась в рассказе о призвании варягов на власть и уж точно в нем не участвовала. Этот народ жил отдельно и самостоятельно до тех пор, пока не пришёл Рюрик с братьями. Вихрем грозовым налетели викинги и прибрали всё к своим рукам. За мерею впервые покорена и мурома.

Вот и получается, что Синеус и Трувор ничего у брата Рюрика не просили и ничем ему обязаны не были. Ничего он от своих земель им не отдавал, как раз наоборот: когда братьев не стало, именно он, ладожский князь Рюрик, присвоил себе их земли и стал единоличным правителем. Так что волей или неволей, а братья потрудились на Рюрика.

Теперь подведём черту под изложенными выше свидетельствами источников. Рюрик поселился у славян ильменских, второй, брат Синеус, – между чудью и весью на Белоозере, третий брат, Трувор, – у кривичей в Изборске. Можно представить себе группу военных лидеров, властвовавших как над территориями, так и над людьми, которые их населяли. Пока ещё эти вожди боролись за сравнительно мелкие сферы влияния. Невольно напрашивается вывод, что викинги, пришедшие с Рюриком, завоевали эти народы, подмяли их под себя. Это была полная победа.

Отшумели у славян прощальные тризны по погибшим героям, и остались лишь бессильные, полные укоризны и обиды рыдания в подушку, но былое уже не воротишь, да и пенять не на кого. Жить да жить бы им без печали, да сами они накликали беду на свою голову! Пришла беда, откуда не ждали!

Пока Рюрик лишь победил, но ещё не закрепился прочно на престоле, Ладога была ему удобна как столица. Положение его всё ещё было шатко, далеко не все славяне хотели видеть его своим вождём, особенно после того, что увидели собственными глазами. Рюрик это понимал и готовил следующие удары по своим новым подданным. Сейчас ему было не до перемен, тем более Ладога находится ближе к устью Волхова, чем построенный им позже Новгород, и если бы свою войну Рюрик проиграл, то бежать отсюда было бы очень удобно. А повод для таких тревог был. Он, несомненно, слышал сказания о том, как его доблестный дед изгнал варягов, и это должно было научить его осторожности. Он учитывал суровость призвавшего его племени, может быть, именно поэтому действовал сразу так решительно и жестоко.

Вот теперь мы вплотную подошли к появлению на Руси совсем ещё юного викинга Хельга, которому предстояло стать в будущем легендарным киевским князем Олегом по прозванию Вещий.

Но прежде чем пойти дальше, хотелось бы ненадолго задержаться на теории призвания варягов, или, как ещё её называют – теории норманизма, ибо она напрямую ассоциируется у многих с началом государства Российского.

Государство Российское построено пришлыми варягами, именно их трудами взошло величие Руси – вот такая существует популярная теорема. Много учёных пытались её доказать и возвести в абсолют, но за все эти столетия аксиомой она так и не стала. Что на самом деле совершенно верно. Казалось бы, и спорить здесь не о чем, однако спор о месте варягов в русской истории тянется уже давно, то затухая, то вновь разгораясь. К сожалению, ещё два столетия назад этому спору был задан неверный вектор. А ведь нельзя найти правильный ответ на вопрос, который изначально поставлен неверно. Вот об этом я и хотел поговорить в этой небольшой главе.

Что касается самой теории призвания варягов на власть, то она хоть и привычна, но по своей сути просто абсурдна. Подумайте сами. В чём вообще заключается её смысл? Жили себе славяне, развивались, строили города, боролись с внешними врагами, одним словом, крепли, но порядка, или устройства, в их землях все же не было, жили плохо, ругались, и хозяйство их постепенно приходило в упадок, ветшало. А жить хотелось лучше, и поняли они тогда, что самим им с этой задачей не справиться, нет среди них людей, которые могут не только создать государство, но и сделать страну могучей и процветающей. Тогда упали они в ноги варягам и призвали их на царствование, потому что только они – варяги – могли вывести их – славян – к светлому будущему. Даже на первый взгляд всё это звучит довольно странно, особенно учитывая тот факт, что викинги, варяги, или норманны, стояли точно на такой же ступени развития, как и славяне, и уж если они не смогли создать и своё государство, то что они могли предложить тем же славянам? Грабить и нападать они умели, а вот строить, создавать?

Это Лев Николаевич Гумилёв в восхищении подвёл нехитрую базу под этот выбор, сказав о викингах, или, если хотите, варягах, мощно и ёмко: «Пассионарный толчок вызвал этническую дивергенцию». После такого определения все сомнения, к кому славянам нужно было обращаться по поводу устроения своего государства, отпадают напрочь! Но славяне, они же были древние, они таких слов отродясь не слыхивали. Поэтому их этим вывертом было не взять. Им не викинги – отважные рубаки нужны были, а человек, по закону наследующий предыдущему государю.

Отчего же прижилось у нас в истории такое довольно дурацкое предположение. На самом деле всё довольно просто. Началась эта история давно, с того момента, когда к изучению русской истории как предмета важного и нужного были привлечены иностранные специалисты. Этими специалистами оказались Байер, Миллер, Шлёцер. Речь пойдёт не об их профессионализме, а о некоторых других качествах, которые на него повлияли. Историки, как и все люди, не лишены слабостей и недостатков. Немецкие историки не были исключением из правил. А если сказать точнее, то совсем наоборот. Самым серьёзным из их недостатков была необъективность. А для историка это недостаток довольно серьёзный. Держалась она, как когда-то земля, на трёх китах: высокомерии, убеждении в превосходстве немецкого народа над всеми другими, особенно славянскими, и пренебрежении к русским людям. Находясь на службе у Русского государства, они презирали русский народ в целом и русскую культуру в частности, что предопределило их предвзятое отношение к истории России. Им хотелось представить славян тупыми и вялыми варварами, а приплывших варягов энергичными героями, подвижниками, возглавившими массы и выведшими их к свету. Как Данко, который своим собственным сердцем освещал дорогу людям. Кстати, у Данко и Рюрика довольно много общего. Они почти близнецы-братья, судите сами. Вот что написано о Данко: он «сын орла и женщины», а у нас стало популярно называть Рюрика – Соколом. «Он был ловок, хищен, силен, жесток и не встречался с людьми лицом к лицу», что для новгородского князя характерно. «У него не было ни племени, ни матери, ни скота, ни жены, и он не хотел этого». У Рюрика, исходя из летописных известий, тоже есть подобные проблемы. И оба освещают дорогу своим сердцем. Видимо, эта мысль не давала покоя Августу-Людвигу Шлёцеру, поэтому он так и писал: «Русская история, начинается от пришествия Рюрика и основания русского царства… Перед сею эпохою все покрыто мраком, как в России, так и в смежных с нею местах. Конечно, люди здесь были бог знает с которых пор и откуда сюда зашли, но люди без правления, жившие подобно зверям и птицам, не имевшие никакого сношения с другими народами, почему и не могли быть замечены ни одним просвещенным европейцем».

Запись в древней русской летописи о призвании варяга Рюрика, обнаруженная им, электрическим разрядом пронзила мозг Готлиба-Зигфрида Байера: оказывается, все на Руси начиная с древности создано только благодаря призванию таких же, как он сам, иностранцев и под их началом! Блестящая догадка! Поразительная! Так он совершил открытие, которое изменило подход к русской истории на века.

Всё это сильно напоминает учение о природном превосходстве «нордической расы», то есть северных арийцев, над всеми прочими народами. Позже из этой же или очень похожей идеи вырос обыкновенный фашизм.

Шлёцер, подхватив почин коллеги, продолжил развивать эту теорию: «Дикие, грубые рассеянные славяне начали делаться людьми только благодаря посредству германцев, которым назначено было судьбою рассеять в северо-западном и северо-восточном мире семена просвещения. Кто знает, сколь долго пробыли бы русские славяне в блаженной для получеловека бесчувственности, если бы не были возбуждены от этой бесчувственности нападением норманнов» (Шлёцер).