— Миледи? — придерживал ее Кирш, и она, вспомнив о приговоре, пришла в себя.
— Прикажите отправить людей в темницу. В последнюю ночь они наверняка попытаются что-то сотворить.
Окончено…
Все окончено… Только ей от этого было почему-то не легче.
====== Тишина ======
Солнце зашло за тучи. Поднялся ветер, разгоняя удушливую столичную духоту. Белая пелена облаков в серых разводах плотно закрывала небо, но несмотря на отсутствие светила, ожидавшие зрелища люди все же щурились, пытаясь хоть как-то спастись от неприятной яркости пасмурного дня.
Сколько же зевак собралось! Праздных, ленивых, любопытных. Словно им всем было дело до разборок какого-то северного лорда и железнорожденных, и, чувствуя нетерпение ожидавших, Санса ненароком вспомнила тот день, когда ее вывели к толпе проклинавших ее отца людей.
Судьба вновь жестоко смеялась над ней. Опять она ожидала исполнения приговора, только теперь не своему отцу, а отцу ее детей, и девушка тешилась лишь той мыслью, что после всего она наконец-то заберет всех с собой в Дредфорт: обозленного Бальтазара, замкнувшегося Рогара, оставшегося на несколько недель без родителей Райнара и… Рамси.
Посреди площади желтел сколоченный по случаю помост. Гордо возвышался над людьми обтесанный позорный столб, на который укрепили крюк, уготованный для приговоренного. Терпеливо ожидал своего часа палач, водрузив на голову черный колпак с прорезями для глаз. Приподнимая маску, тот часто пил воду из фляги и, стирая пот, выступавший из-под черной ткани, выслушивал подбадривающие комментарии стоявших поблизости людей. Каждый из них считал своим долгом показать, подсказать, научить карательному ремеслу самого мастера.
Леди Болтон с содроганием представляла, что сейчас, в самом скором времени, ее мужа выпорят на потеху публике, и радовалась принятому решению оставить детей дома. Ничего не подозревавшие Бальтазар с Рогаром сидели сейчас в ее покоях, узнав от матери радостную весть, что отец будет жить. О том, какой ценой, она умолчала. Слезы своих щенят она уже видела и не хотела причинять им больших страданий. Мальчики и так услышали то, чего слышать не должны были, и теперь каждый из них переживал по-своему. Рогар безустанно водил пальцами по гобелену, висевшему в покоях, и разговаривал после суда только с ней, а Бальтазара еле успокоили. Охрипший ребенок так и твердил, что сдерет со всех кожу, и ему пришлось вызвать мейстера ввиду горячки.
Оглядываясь по сторонам, Санса Болтон ни о чем не жалела. Дети бы просто не пережили такого издевательства над любимым отцом. Ей самой было противно от осознания того, что ее мужа высекут на потеху им всем — грязным, похотливым, кривым, плешивым…
Заскрипели ворота.
Прятавшаяся под капюшоном Санса испуганно обернулась в сторону раскрывшихся дверей, не ожидая, что все свершится так скоро. Пытаясь разглядеть за головами толпы своего бастарда, миледи старалась не выдавать своего волнения, ощущая любопытство к собственной персоне. Вторя своей госпоже, Черного лорда выглядывали болтоновские солдаты.
Псу было все равно. На бастарда ему было наплевать… насрать. После суда Сандор опасался лишь за пташку, жалея, что приговор оказался слишком мягким. Ведь чутье его не подвело: говнюк был говнюком. Была бы его воля…
Клиган, едва не фыркнув, осекся. Его воля, к сожалению, подчинялась ее воле, а какой-то мелкий ублюдок был по-видимому ей дорог. Уж слишком она о нем пеклась. Женщины… Сандор ревниво радовался одному — уж, по крайней мере, он посмотрит на корчащуюся рожу этого засранца, трепыхающегося от кнута. Хоть какая-то отдушина, подумал он и апатично переступил с больной ноги на здоровую.
В толпе закричали. Кто-то выпрыгивал из-за спин, желая получше разглядеть северного лорда, которого должны были посечь кнутом как какого-нибудь раба с Восточных земель, и им в противовес спокойным пятном чернели люди Болтонов, удостоившиеся чести быть в первом ряду столь ужасного представления. Ожившая толпа захлебывалась от своего воодушевления.
— Смотрите! Выродок Неведомого! — указывал кто-то пальцем на бастарда.
— Что, исчадье… Не хочешь отрезать и мой член? — кричал кто-то посмелее, тряся рукой на завязках дырявых штанов, и Санса поджимала губы. — Гляди! Мой нож тоже остер.
— Катись к своему прародителю…
— Как тебе жена Беса, дьявол?
— Будь ты проклят, ублюдок…
— Будь проклята твоя рыжая шлюха!
Пытаясь удерживать последние остатки духа, леди Болтон внимала многим проклятиям, посланным и Рамси, и себе, и своим детям. Грязные слова подавляли ее, и волновавшаяся девушка искренне не понимала, за что, за что они их так ненавидели. Ведь все эти люди и знать не знали ни Рамси Болтона, ни Сансы, ни Теона Грейджоя. А за что же они ненавидели ни в чем не повинных детей, которые не сотворили еще ничего плохого?
Им ведь было все равно, кого клеймить. Для них вся эта казнь была отдушиной, ярким событием в их никчемной жизни, явлением королевского правосудия, защищавшего их, но зачем их языки произносили слова столь отвратительные и подлые? Леди Старк содрогалась от окружавшего ее зла, но леди Болтон жалела лишь о том, что не способна содрать их жалкие, потертые жизнью шкуры, чтобы заставить замолчать раз и навсегда.
В живом коридоре качавшихся словно ветви рук наконец-то появился оголенный по пояс бастард. Закованный в кандалы, шагал он как ни в чем не бывало, словно вышел прогуляться. На его груди болталась черная монетка. Увидев россыпь синяков на теле мужа, девушка обиженно скривила губы, проклиная неизвестных обидчиков, но ее лорд пребывал в более благоприятном расположении духа.
Не слышавший ничего вокруг, не замечавший всего этого ажиотажа, вызванного своим появлением, Рамси Болтон криво улыбался, глядя перед собой горящими от безумства глазами и, украдкой посмотрев на жену, спокойно поднялся на свой пьедестал позора.
Осталось совсем чуть-чуть. Всего каких-то двадцать ударов… Целых двадцать ударов, если быть точным, и все. Он свободен! Конечно, придется выплатить нехилую сумму вонючим отбросам с островов, что малоприятно, но он к тому моменту уже будет дома в Дредфорте, с Сансой и с детьми, и возможно вообще ничего платить не будет. Впрочем… Всему свое время.
Настроен он был достаточно решительно, но, оказавшись перед палачом, немного замешкался, оглядываясь по сторонам. Стражники подтолкнули бастарда, и публика, решив, что тот затрусил, ликовала, брызжа слюной от своей злости. Кто-то попытался запустить в Рамси камнем, но угодил в спину ни в чем не повинного солдата, приковывавшего кандалы лорда Болтона к столбу. Наглеца припугнули королевским мечом, и, по крайней мере, пока в закованного пленника ничего не кидали.
Подвязали его крепко, и Черный лорд, размяв пальцы, немного скривился от боли на незаживших после суда запястьях. Ничего. Сейчас он об этом забудет как миленький. Уж пороть его точно будут славно. Ведь порка-то показательная, а напоказ всегда стараются с двойным усердием.
Рамси Болтон отыскал перед собой жену. Санса боялась. Видимо, за него, что было само по себе приятно, и за приятными мыслями о теле девушки, мужчина пытался спрятать и свой страх. До какой жизни он нынче докатился! Когда-то ведь он уже был приговорен. Ею… Он ведь тогда не верил. Не верил, что она окажется способной на подобное, и даже пытался посмеяться над нею, но сам едва не обделался от этого предательского страха, визжа как резаный боров, когда его леди все же оказалась его леди.
Хм… Рыжая ведьма… Может и правда. Кто знает…
Сейчас она смотрела на него, не отворачиваясь, и ему было от этого как ни странно легче. Главное, сейчас не обделаться. Он же Черный лорд Дредфорта, Хорнвуда и Последнего очага, как никак, и даже Хранитель Севера в прошлом. Девушка посмотрела ему за спину, и, не удержавшись, раскрыла рот. Видимо, милая жена увидела кнут, уготовленный по его спину, и через ее глаза, наполненные ужасом, он видел все.
Довольствовавшийся криками толпы, палач медленно распустил кольца змеиного хвоста длиной в пять локтей, увенчанного небольшой кисточкой на конце. Утолщавшееся по направлению к жесткой рукояти орудие покорно повиновалось своему хозяину, и, когда мастер кнута уверенным шагом прошел на нужную ему позицию, выставляя ногу вперед, девушка едва задрожала, хватая воздух губами, словно непроизнесенными словами могла хоть как-то оттянуть столь ужасную пытку, но было слишком поздно.