Никто не остановил их. Кто-то даже подбадривал сорванцов, мол, нечего юродивому нос казать в деревне.

Вернулся старик весь перепачканный, но гордый. Из-под полы заляпанного костюма он достал куклу, светясь от счастья, и Айя горько заплакала, догадавшись, что произошло. Она запретила ходить отцу в деревню, и куклу ту берегла как зеницу ока, повторяя себе как заклинание – люди злы и лживы.

– Если этот еще раз появится у реки, я его закидаю глиной. – уверенно сказала Айя, наливая похлебки отцу. – Даже стрел на него тратить не буду.

– М-м-м…

– Да! Именно так я и сделаю, если он опять придет. Я пойду туда сегодня. – отец попытался ей возразить, но девушка лишь вздернула лисьим носом. – Я пойду. И проверю… А ты, пожалуйста, отдохни.

Взяв колчан и лук, повесив через плечо суму, девушка уверенно пошла к реке, в тайне надеясь встретить кого-нибудь у серого камня.

***

Калеб вошел в лес и, прислонившись к березе, задрал голову. Солнце игралось в ажурной многослойной листве, и глаза слепило от пестроты светло-зеленых пятен. Птицы изощрялись в своих переливах. Подул ветерок, сбивая с него духоту и пыль проселочной дороги. В чаще размеренно аукнула кукушка, и поправив в руке корзинку, юноша оглянулся. Над деревней белела башня храма. Горбились черепичными крышами дома, напоминая чешую ящерицы, и даже отсюда Калеб видел священный круг Ожта, предрекавший от греха и отступничества.

Нынче он был в лесу, и все эти окружные постулаты, раскатные проповеди, казались такими далекими и немощными. Здесь они будто не действовали, и он тут же вдохновился этой свободой.

Он не мог не прийти. Сегодняшним утром Калеб проснулся в твердой уверенности, что должен это сделать. Потому, что хотел. Потому, что надеялся, что придет к лесной реке не один.

Петляя по тропе, Калеб увидел вчерашний желудь. Может, и не вчерашний, но именно отсюда они услышали голос той девушки. Нынче песен Лешей слышно не было, но он, все равно, пошел в сторону реки. Он дошел до нужного берега, и, оступившись, скатился по земляному валу, шумно приземлившись на закруглившуюся от воды гальку. Раздался звук – будто ударились два черенка, и он огляделся, лицом к лицу столкнувшись с Лешей, переходившей павшее дерево.

На мгновение они замерли от неожиданной встречи, на которую оба в тайне и надеялись. Девушка покраснела, но тут же взяла себя в руки и свирепо нахмурилась, грозно сжав в руке лук. Калеб лишь выпрямился, стыдливо поймав себя на том, что раскрыл рот от удивления, как какой-то дурачок. Он улыбнулся и поправил ткань, которым была накрыта корзина.

Лешая выставила ногу вперед, собираясь занять боевую стойку. Вернувшийся чужак не шевелился, обезоруживая своим бездействием, и она, не меняя своего свирепого настроя, с интересом разглядывала его. Калеб едва щурился – от реки отсвечивало солнце, игравшееся в его светло-русых волосах, и он все молчал, ожидая, что девушка первая заговорит.

– Это ты вчера был здесь? – Спросила Айя, едва не прокричав. Калеб усмехнулся, а ее уж очень разозлила эта его добренькая ухмылка.

– Да.

– Ты смотрел, как я купаюсь? – Сжала она лук в руке. – Признавайся.

– Да, – девушка сердито расширила ноздри, но вопреки этому свирепость ее почему-то стала сходить на нет.

– Старуха Гаэлле говорила, что не хорошо, когда мужчина смотрит на голую женщину.

– Извини… – все что выдавил из себя паренек, продолжая улыбаться. Я просто глаз не мог оторвать – едва не ляпнул он, но за такое уж точно мог получить стрелу. Лешая, видимо, ожидала каких-то слов от него, но, не дождавшись, заговорила опять.

– Ты забрал мою утку…

– Ах да. Это была хорошая утка, – Калеб порылся в корзинке. – Я принес твою стрелу, и… Кое-что еще.

– Что?

– Не скажу… Пока ты не опустишь лук.

Она долго колебалась, но все же опустила свое оружие. Калеб приподнял полотенце, укрывавшее корзинку, но тут же его опустил и заулыбался. Айя опять зло раздула ноздри из-за его улыбки, на секунду отвлекшись на свое любопытство. Ей что-то принесли, и ей было безумно интересно и безумно… боязно. Ведь принес этот дар чужак.

– Хм… Все равно, не скажу. – Подразнил девушку паренек, спрятав корзинку за спину. – Придется подойти и посмотреть самой.

– Думаешь, я глупая?! Я – охотница! Я сама расставляю ловушки и силки.

– Я не расставляю тебе ловушку.

– Очень похоже. – В ее голосе послышалась обида, и Калеб подошел поближе, поставив корзину на бревно. Девушка шагнула от него назад.

– Я хотел просто поговорить.

Айя подозрительно огляделась.

– Зачем?

– Просто… Неужели я такой страшный?

Страшным Калеб Айе совершенно не казался, и ей даже очень хотелось с ним поговорить… Вот только…

– Все люди в деревне злые.

– Злые? Я не такой, – удивившись ее заявлению, сказал он, и Айя впервые в жизни усомнилась в заветах старухи Гаэлле. В смотревших на нее глазах не было ни капли лжи, и ей почему-то хотелось верить. Верить именно ему. Ведь не могли же быть злыми абсолютно все люди?

– Если ты только подумаешь о чем-то плохом, я…

– Выстрелишь… Ты же охотница. – улыбнулся Калеб, польстив собеседнице, и Лешая еле сдержала ответную улыбку.

– Что ты мне принес? – Калеб протянул корзинку. Айя повесила лук на плечо, но достала небольшой нож из-за пазухи и медленно подошла к нему, с опаской поглядывая на кусты за его спиной.

Она схватила ручку корзинки, готовясь в случае чего защищаться. Калеб спокойно отдал принесенный гостинец, но, как ей показалось, специально коснулся ее руки. Айя опять отшагнула по своему бревну – мостику между своей жизнью и жизнью других людей, увеличив расстояние, и уж тогда заглянула в корзину. Женское любопытство одолело охотничью осторожность. С головой она погрузилась в утробу плетенки. То, что ей принесли подарок, ей очень понравилось. Вновь ее лицо озарила не опасливая хмурость, а та непосредственная радость, которую Калеб видел вчера, пока она плескалась в воде, и он вовсю разглядывал ее лицо, заметив на правой щеке небольшую родинку, длинные ресницы и то, что у нее светло-карие глаза.

Вспомнив о собеседнике, Айя поймала на себе изучающий взгляд. Она вопросительно выпрямилась, но никак не обозлилась, как-то кокетливо покачав головой.

– Хм… Если хочешь поговорить – приходи завтра, – сказала она, забирая корзинку себе, и развернулась.

– З-завтра? – раскрыв рот от удивления, Калеб пошел за ней, но, обмочив сапог в воде, остановился. Айя уже спрыгнула на свой берег, и в его голосе послышалась досадливая обида. – Но я…

– Мне нужно подоить козу и проверить силки. Волка ноги кормят… – деловито объяснила она, и искоса посмотрела на Калеба. Он явно не хотел ее отпускать, и от этого ей стало еще приятнее. – Приходи завтра… Когда тень будет маленькой.

На том они и расстались. Девушка скрылась за деревьями, а Калеб еще долго дулся с досады, не веря, что так просто упустил… А что он, собственно говоря, упустил? Корзинку с гостинцами? Уж точно не это…

Из чащи полился голос. Ее голос. Айя пела свою песню, будто пытаясь его утешить, и он, вспоминая, о чем было сказано, вновь по-глупому улыбнулся. Заломив руки за голову, юноша пошел в сторону деревни, проклиная и Скверну, и Ожта, что ждать до следующего дня так долго.

========== Песни ==========

***

Он пришел к камню задолго до полудня. Солнце нагрело воду в реке, и над серебрившимся глянцем, замирая в воздухе, тут и там летали лазурные стрекозы. Тень становилась все меньше, и Калеб уже не мог дождаться, вспоминая до мельчайших подробностей их разговор с Лешей. Еще вчера, стоя на поваленном бревне, она грозилась его пристрелить, а затем сама же и позвала. Тогда надо было спросить у нее об имени, но он как-то запамятовал. Ловко она его надурила, умызнув с корзинкой, и он опять вспомнил ее лисий профиль.

Не дождавшись у реки, юноша взобрался на бревно и перешел на другой берег, едва не свалившись в воду. От большого серого камня шел жар, и на его плоскую поверхность повылезали бурые ящерицы. От налетевшего ветра зашелестела листва, шепча о чем-то потаенном. Тень совсем спряталась от солнца, и, услышав треск откуда-то сбоку, он понадеялся, что это она. Нет. Просто белка перепрыгнула с ветки на ветку. Отчасти раздосадованный Калеб осторожно прошел в глубь леса, куда жители деревни старались не захаживать.