— Айя, ты очень храбрая, но сомневаюсь, что мы сможем силой освободить его.

Девочка разочарованно опустила руки и тяжело вздохнула. Такие, как она, кого угодно способны заставить кинуться в бой. Любому воину станет стыдно, когда они увидят эту маленькую воительницу, вооружившуюся лишь перочинным ножичком. Она так хочет помочь, но и ее подвергать опасности не хочется, хотя…

— Ты можешь помочь мне, — я слегка понизила голос, после чего малышка подалась ко мне вперед. — Ты можешь стать моим проводником и оруженосцем. Есть предположения, где держат моего друга?

— Д-руга, — озорно повторила девочка. — Айя знает! Весь город знает! Он в городских казематах. Ему запрещено давать воду до казни. А после казни вода никому не нужна, — девочка оскалилась в жутковатой улыбке, но тут же нахмурилась, словно вспомнив, что этот человек дорог мне. Что ж… Я не могу ее винить в этом.

— Ты проведешь меня к нему?

— Айя проведет! — девочка вскочила на ноги и снова стала размахивать ножичком. — Айя хитрая! Айя умная! Айя прячется у них под носом! Им никогда не найти Айю!

***

Идти к казематам с маленькой девочкой и иметь при себе только винтовку и перочинный ножик показалось мне немного рискованным, так что сначала пришлось воспользоваться тайным выходом из города и добраться до машины Макса, чтобы прихватить боеприпасы и заодно немного воды. По дороге девочка то и дело повторяла, что мне необходимо запомнить, как идти, потому что бежать из этого города вместе с нами девочка наотрез отказывалась.

Казематы были расположены практически в самом центре города. Было обидно осознать, что я была так близка к Максу в самом начале моего путешествия по городу. Совсем рядом с площадью располагались «позорные» клети, в которых были заточены несчастные, денно и нощно получая от прохожих долю порицания в виде гнилых отходов производства, отходов жизнедеятельности или же просто бранных слов. А чуть дальше, под сколоченными из сухих стволов деревьев, располагались клети тех, кого велено охранять особо. Туда, по словам Айи, и отвели Макса ждать своего смертного часа.

Сделав пару жадных глотков из фляги, девочка смачно плюнула прямо в горлышко и, уловив мой шокировано-удивленный взгляд, примирительно сжала мое запястье.

— Все в этом мире покупается, — снова проговорила она совсем не детскую истину. — Даже воины, что охраняют Макса. А Айя ненавидит воинов! Они поймали Айю и продали! Но Айя хитрее! — улыбнулась девочка и, не став продолжать свой рассказ, еще разок плюнула в воду во фляге.

— Подонки, — примирительно ругнулась я на тех, кто продал крошечную Айю работорговцам и, поймав на себе взгляд голубых глаз, полный одобрения, поспешила пригнуться, чтобы как можно незаметнее пересечь расстояние между клетками.

— Храбрые воины! — выйдя к самому светлому проходу, я выпрямилась во весь рост и, щелкнув затвором пистолета за спиной, прошла к трем худощавым мужчинам, сидевшим недалеко от клетки с толстыми прутьями. — У меня к вам предложение!

Мужчины тут же повскакивали со своих мест, но я, успев спрятать пистолет за пояс на спине, показала раскрытые ладони. Воины замешкались.

— Я дам вам воды, если вы дадите мне поговорить с вашим пленником.

— Он, считай, мертвец, зачем тебе говорить с ним? — один из бойцов, злобно оскалившись, вышел вперед. Худощавыми они казались только на первый взгляд. По выделяющимся на белой коже рельефам мышц несложно было догадаться, что я вряд ли смогу составить достойную конкуренцию им в рукопашном бою.

— Тем более, ни ему, ни вам нечего терять, — я шире развела руки, стараясь убедить, что абсолютно не опасна.

— У тебя есть вода? — другой боец, чуть ниже ростом, с сомнением окинул меня взглядом с ног до головы. А я повернулась чуть боком, продемонстрировав флягу, висящую на моем бедре.

— Пусть говорит с ним, — третий, который казался крупнее остальных, смело подошел ко мне и сдернул флягу и моего пояса, тут же начав нетерпеливо откручивать пробку.

Пока они не передумали, я бросилась к прутьям клетки и, вцепившись в них дрожащими руками, тихо позвала:

— Макс, Макс!

В ответ я услышала неспешное копошение, и вскоре Макс сжал мои руки в своих ладонях.

— Убирайся!

— Макс, я пришла за тобой! — пропустив его ругательство мимо ушей, я с досадой подумала только о том, что мой голос предательски дрожит.

— Я же увел их, — сквозь сжатые от злости зубы проговорил он. — Чтобы ты уехала! У тебя же было все! Зачем ты пришла? Почему?!

— Потому что я не могу тебя здесь бросить, — еле слышно шепотом проговорила я и прислонилась лбом между прутьями к его лбу.

Сколько мы там молчали, я не могу вспомнить. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я услышала слово, хлесткое, словно пощечина.

— Уходи.

— Я не уйду без тебя, — не унималась я.

— Эй, ты! Наговорились уже! Проваливай, — раздался голос воина полураспада недалеко от меня.

— Ты слышала их, я уже мертвец. Уходи. Уезжай в Цитадель! Найди Фуриосу! Скажи ей, что я не смог… Машину мою береги!

— Но я… — не успела я сказать еще хоть слово, как меня схватили поперек и оттащили от клетки, грубо вышвырнув только на улице.

Я заснула ближе к рассвету. Все ночь я выла от собственного бессилия, роняя слезы на свернувшуюся у ног Айю, искренне не понимая, почему Макс опустил руки и не пытался вырваться.

Может, он устал бежать от своих призраков? Может, ему надоело быть вечно преследуемым самим собой, своими поступками, своими решениями? Ведь все мы бежим от чего-то. Может, он ищет в своей смерти… искупления?

С первыми лучами солнца я тихонько, стараясь не разбудить девочку, собрала оружие, оставив припасенную воду в каморке, и направилась к выходу из города. Я уйду. Я твердо решила, что не смогу смотреть в лицо Максу, когда свинец вонзится в его грудь. Я сделаю так, как он велел мне. Я запомнила дорогу. Я уйду.

— Как тебя зовут? — тихий, немного хриплый голос Айи заставил меня оглянуться. Девочка сидела, подтянув коленки к подбородку и смотрела на меня печально-осуждающе.

— Меня зовут Лив, — ответила я, почувствовав, как к горлу снова подступает комок слез.

— Я буду звать тебя д-руг.

Я закусила губу, почувствовав, как по щеке стекает очередная влажная соленая дорожка слез. Д-руг.

— Тебе не обязательно слушаться своего воина, правда?

— Правда, — прошептала я, сунув руку в карман и нащупав там три толстых патрона для обреза.

На площади собралось столько народу, что протолкнуться удавалось с трудом, но, чувствуя, как в висках гудит сердце, я распихивала локтями злобных горожан, которые наперебой обсуждали, сколько пуль заслужил Макс.

Когда к белой каменной стене, изрытой множественными следами от предыдущих казней, вышел невысокий лысоватый мужчина, разодетый так, словно все богатые ткани, что когда-либо были в городе, хранились только у него в гардеробе, народ стал расступаться, а разговоры постепенно стихли. В след за ним выступали два приземистых воина-полураспадника, хищно поглядывая на окружающих. Телохранители. Наверняка лучшие из лучших.

Я обернулась, чтобы убедиться, что моя маленькая спутница не затерялась в толпе, и в этот момент масса людей взорвалась возмущенными криками.

На цепи, словно разъяренного зверя, закрыв лицо плотным намордником, Макса вели к стене, чтобы публично обвинить в том, чего он делать не собирался. Да, безусловно, он ехал в город, чтобы убрать кого-то из «верхушки», но против горожан он преступления не совершал. Он просто увел засаду за собой…

Глаза Макса смотрели словно сквозь людей, не выражающие ни единой эмоции. Он будто был уже далеко отсюда, там, где его призраки подарят ему долгожданное прощение. Там, где он сможет обрести покой. Нет, Макс, не сегодня. Самоубийством нельзя получить искупление.

— Ты дашь Айе пистолет? — девочка дернула меня за рукав.

— Дам, Айя, но обещай мне, что ты будешь стрелять только в случае опасности и ни в коем случае не полезешь за мной, — я шептала, потому что толпа снова притихла, а «разодетый» начал зачитывать свой вердикт. Перезарядив пушку, я протянула ее девочке, показав, куда надо нажимать и, увидев, с каким восторгом девочка приняла оружие, подумала, что зря, наверное, втянула ее во все это.