Граф Милорадович словно очнулся ото сна: взглянул быстро на беспорядок своей одежды, вытянулся, приложил руку к шляпе, а потом суетливо, как обычный штатский гражданин, побрел назад по той же дороге.

На пути его подвернулись сани обер-полицейского Шульгина. Милорадович, спешив хозяина, забрался в них и в сопровождении своего адъютанта Башуцкого отправился к Сенатской площади.32

Когда стало ясно, что через площадь, запруженную сплошной массой народа, не проехать, он кружным путем по Поцелуеву мосту на Мойке добрался до казарм Конной гвардии. Возле казарм командовал построением граф Орлов. Конногвардейцы, выполняя команду на построение, явно не спешили седлать коней. Постояв недолго в стороне, Милорадович в нетерпении сел на лошадь и поскакал на Сенатскую площадь.

Михаил Павлович ехал от Зимнего дворца по едва установившемуся зимнему пути в артиллерийские казармы, находившиеся рядом с Таврическим дворцом. Возле Летнего сада ему встретилась колонна Кавалергардского полка.

«У кавалергардов присяга окончена, – радостно думал великий князь, провожая взглядом штандарты.

Миновав казармы 2-го батальона Преображенского полка, Михаил Павлович, удовлетворенно заметил: «И здесь присягнули».

В приподнятом настроении он прибыл к артиллерийским казармам. Навстречу, придерживая саблю, выбежал генерал-майор Сухозанет.

– Ваше высочество! Смею доложить, некоторые офицеры уклоняются от присяги под предлогом, что они не уверены в достоверности отречения цесаревича Константина Павловича, а вас считают удаленными из столицы по несогласию на вступление на престол Николая Павловича, – пылко доложил он и, помедлив, словно извиняясь, добавил. – Вследствие этого офицеры мною арестованы.

– Освободите немедля! – слезая с саней, рыкнул Михаил Павлович и уже вдогонку удаляющемуся генералу крикнул: – Всех на построение сюда. Всех до единого офицера!

Провожая взглядом Сухозанета, поморщился: «Что же ты, Николай Онуфриевич, убедить их не мог. А еще ветеран Отечественной войны».

Мысли его тут же перескочили к Зимнему дворцу. Вспомнилось испуганное лицо брата Николая. Таким он его не видел никогда. Если только в детские годы…

«Тут поневоле растеряешься, коль не знаешь, на кого положиться и какие еще штучки у заговорщиков приготовлены. Вон  – до моих артиллеристов добрались. Обманом берут. Пугают», – лихорадочно думал он, с нетерпением посматривая на дверь, за которой скрылся Сухозанет.

Один за другим из казармы с понурыми головами стали выходить офицеры. Не обращая внимания на окрики своего командира, они упрямо шли к великому князю.

– Господа офицеры, становись! – призвал Михаил Павлович. Движение прекратилось. Офицеры начали неторопливо выстаиваться в шеренгу.

– Рравняйсь! – скомандовал великий князь. – Смиррна!

Редкий строй сжался, выровнялся. Выполнив команды, артиллеристы устремили взоры на Михаила Павловича.

– Узнаете? – улыбнулся он.

– Узнаем, – несколько вразнобой ответил строй.

– Так вот, господа офицеры, сообщаю вам, я был у цесаревича Константина Павловича, когда поступило сообщение о смерти императора Александра I. Он тотчас при мне написал письмо брату, в котором уверил его, что подтверждает свое отречение от престола, написанное им в январе 1822 года. Более того, письмо это он доверил отвезти в столицу мне. Его просьбу я выполнил. Вопросы еще будут?

– Да как же нам… – потянул молоденький прапорщик.

– Вопросов нет, – перебил его штабс-капитан.

– Тогда не будем терять времени, – улыбнулся Михаил Павлович, – и приступим к принятию присяги.

Можно было ехать в Зимний дворец, а потом и домой. Он мысленно представил, как увидит матушку, жену…

Великого князя догнал нарочный. Он передал известие, рушившее планы Михаила Павловича – Московский полк отказался присягать, часть его самовольно ушла из казарм с распущенным знаменем, другие в нерешительности. Развернув сани, великий князь поехал в противоположный конец Петербурга к Семеновскому мосту.

Войдя на полковой двор, он увидел выстроенные во всю ширину его четыре роты. Посредине двора стоял священник, понуро глядевший под ноги. Неподалеку расхаживали командир гвардейского корпуса Воинов и командующий гвардейской пехотой Бистром.

Появление великого князя вызвало оживление, шум. Прокатилось: «Ура!». Солдаты стали выравнивать ряды. Генералы поспешили к Михаилу Павловичу.

– Нам сказали, что ваше высочество в оковах! – крикнул правофланговый первой роты.

– Вы видите, стало, как вас гнусно обманули, – улыбнулся он и, расправив плечи, спросил: – Скажите-ка, разве можно меня заковать?

По колонне прокатился смех.

Михаил Павлович махнул рукой и начал рассказывать подробности отречения цесаревича Константина, написании манифеста императором Александром I в 1823 году, о своей поездке из Варшавы в Петербург с письмом цесаревича Константина Павловича.

– А теперь, готовы ли вы присягнуть законному государю российскому, императору Николаю Павловичу? – спросил он, обводя строгим взглядом строй солдат.

– Рады стараться!

– Тогда, чтобы доказать вам, что вас обманывали и что от меня вы слышали одну сущую правду, – серьезно продолжил великий князь, – я сам вместе с вами присягну.

Приказав офицерам ходить по рядам и следить, как исполняется чтение нижними чинами, Михаил Павлович встал возле священника. Он повторял вслед верноподданнические слова – присягу новому императору.

– Теперь, ребята, – сказал великий князь, после того, как священный обряд был закончен, – вы должны доказать, что присягали не понапрасну, и потому я поведу вас против вашей же братьи, которая забыла свой долг.

– Рады стараться! – разнеслось по двору.33

У гвардейцев впереди дальний путь – великий князь первый, а за ним четыре роты со своими офицерами. Они выходят из каменных ворот, идут по Гороховой улице в направление Сенатской площади.

– Подождите, Михаил Андреевич! – крикнул генерал-адъютант Орлов, догнав генерал-губернатора Милорадовича. – Еще минутку. Полк в полной готовности. Он сейчас подойдет.

– Нет, нет, – запальчиво крикнул Милорадович, не оборачиваясь к Орлову. – Я не хочу… вашего полка. Да, я не хочу, чтоб этот день был запятнан кровью, я кончу один это дело!

Времени – начало первого часу. На улице – 7 градусов мороза по Реомюру (около 7 градусов по Цельсию). Московский полк больше часа стоит у здания Сената. Перед фасом каре, обращенным к строящемуся Исаакиевскому собору, появляется фигура генерал-губернатора Милорадовича. Его узнают и с той и с другой стороны.

Остановившись на мгновение, осмотревшись, Милорадович направляет коня в толпу народа, плотно стоявшего по краю площади. Раздвигая людей лошадью, громко бранясь, генерал-губернатор медленно продвигается по тесной дорожке.

Перед выходом на площадь путь Милорадовичу преградили солдаты Московского полка под командованием офицера Луцкого.

– Что ты делаешь здесь, мальчишка? – сердито бросил военный генерал-губернатор и попытался проехать дальше.

– Куда девали шефа нашего полка? – не растерялся Луцкий, придерживая лошадь.

Милорадович недовольно фыркнул:

– Не видишь, кто перед тобой?

До появления генерал-губернатора цепь под командой Луцкого пытался преодолеть жандарм Артемий Коновалов. От него отобрали палаш, прокололи штыком лошадь. Артемий был сбит на землю прикладом винтовки. Милорадовича солдаты тронуть не решились. Прорвавшись сквозь цепь, он подскакал к каре.

В парадном мундире с Андреевской лентой через плечо, в белых панталонах, в ботфортах, военный генерал-губернатор производил впечатление на восставших. Солдаты, оглашавшие криками воздух, толкавшиеся между собой чтобы согреться, замерли, а некоторые в знак уважения к заслуженному воину, сделали на караул.