- Нет, ты обещала! – истошно выкрикнула Вайолет; покрывало под ней смялось. Салли замерла. – Ты пообещала мне услугу! Ты должна рассказать!
Вайолет походила на волка, пристально следящего за своей добычей. Казалось, один взгляд прочь – и Салли улизнет, выбежит за пределы номера и никогда больше не вернется. Женщина вздрогнула от крика девушки, зажмуриваясь. И только когда было слышно одно только тяжелое дыхание Вайолет, Салли обернулась, плаксиво, потерянно глядя на девушку. А та в отчаянии ждала. Ей казалось, никто кроме женщины не скажет ей правды, никакие интернетные статьи и газетные полосы не дадут настоящих ответов.
Салли медленно, даже нерешительно доплелась до постели, присев на краешек матраса. Она долго терла оголенное бедро, пока на коже не проступило розоватое пятно. Наконец, женщина оторвала взгляд от коврового покрытия, приоткрыв рот; губы блестели от слез, а руки порылись гусиной кожей:
- Это случилось в девяносто четвертом. Я тогда помогала торговать кокаином парню из пятьдесят четвертого квартала – его все Кобблом звали, - Салли вновь нервно пригладила волосы, отводя взгляд, стараясь не смотреть на девушку. – В тот год Тейт был моим частым клиентом. Он приходил сюда, покупал и сваливал домой, потому что он типа нигде не мог расслабиться лучше, чем в своей комнате. В апреле того же года у него что-то щелкнуло, и он расстрелял половину школы, - не без ироничной ухмылки произнесла та. – Полиция искала его сутки. Я помню сирены, и как Тейт ввалился в «Кортез». Полиция остановила его на третьем этаже: у него с собой ствол был, и этот идиот попытался им воспользоваться, - она вздохнула, набирая воздуха. - С тех пор он один из нас – вечный скиталец этих проклятых коридоров.
Произнесенное въелось под кожу, будто что-то материальное – настолько настоящее, что было противно. Вайолет показалось, что она не может пошевелиться. Но не из-за ужаса услышанного, а по причине первого за все время осознания собственной правоты и в то же время фатальной ошибки. Взгляд лихорадочно бегал по узору коврового покрытия. Девушка вскочила с матраса. Ей нужно было время. Нужно было обдумать все одной.
- Ты же знаешь, что это дело рук Джеймса, - остановила ее Салли не то вопросом, не то утверждением. Девушка замерла; скрипнула подошва конверсов. Вайолет уставилась на дверь, боясь повернуться. – Это лишь из-за него Кит обратил на тебя внимание.
Кулачки с силой сжались настолько, что короткие ногти впивались в нежную кожу. Вайолет стиснула зубы, проглатывая обиду и злость. Ничего не ответив, она покинула пропахнувший спиртом номер.
Она знала. Она прекрасно это знала…
***
Все это время, за все эти часы Вайолет ни разу не оставалась одна, не была предоставлена лишь себе, поэтому и не могла разумно осмыслить произошедшее, разобраться в том, что она действительно натворила за последние дни.
И только сейчас, заскочив в свой прохладный номер, прикрыв за собой дверь, Вайолет острее всего почувствовала отчаяние. Именно отчаяние – когда не представляешь, как будешь выпутываться из того ада, в который завели собственные решения и поступки.
Джеймс так натренировал ее, что первым же делом Вайолет кинулась к припрятанной в своей дорожной сумке наполовину пустой бутылке бурбона. Вот она – ошибка первая. Вайолет стала выпивать так часто, что казалось, без этого уже тяжело было заснуть. Узнав, что Кит в «Кортезе», и в тот же день подвергшись влиянию Лиз, Вайолет отрыла для себя прелесть алкоголя, прочувствовав, насколько с ним все становилось проще. И положение вещей казалось лучше, и жить было не так страшно, и боль от любви утихала. Но все это лишь самообман, и по сути за выпивкой Вайолет продолжала делать все то же самое – сбегать от собственных проблем.
Она выкрутила крышечку и после первого же глотка почувствовала волну слез – эмоции, которым алкоголь словно бы давал зеленый свет, но делал их такими приятными. Желанными. И она заплакала, спускаясь по двери на пол.
Тяжело было осознавать все свои ложные шаги.
Ошибка номер два – связь с Джеймсом. Ей льстило мужское внимание. И она думала, что лишь тренируется, а в каком-то смысле даже мстит юному Уокеру, когда на деле лишь слепо отдалась в руки мужчине, чьи помыслы были куда ужаснее, чем то, за что платят в «Квартале красных фонарей». И как уличную девку ее привлекла ласковая болтовня и шикарные ужины, когда на самом деле надо было смотреть не на то, чем занимаешься и что от этого получаешь, а на то, с кем это делаешь…
Глаза жгло от слез, и пощипывало кожу на лице. Вайолет сделала глоток и, подавив очередное рыдание, продолжила раскладывание беспорядочных клочков и обрывков по папкам разума.
Ошибка номер три – и не ошибка даже, а действительно странное стечение обстоятельств. Как могла она принять предоставленные ей факты так спокойно? Почему не сбежала из «Кортеза» сразу, как Анна бросила перед ней те распечатки? О чем она думала все это время? Поверить в то, что добрая половина персонала и постояльцев мертва – это ведь полнейшая клиника! Вайолет приняла это все как должное, теперь же тщетно пытаясь забыть, разуверить себя. Но все бесполезно. Ведь существование в истории убийцы Джеймса Патрика Марча и доказательства того в интернете были так же реальны, как и его же присутствие в семьдесят пятом номере, а слова Салли – явно имеющие подтверждение в архиве полиции – так же реальны, как и касание губ Тейта или его мертвая хватка на ее шее.
Можно не поверить своим глазам, но ощущения не врут никогда.
Ошибка четвертая – самая страшная. Утерев щеки и нос, Вайолет опустила мутный взгляд на свои руки. Казалось, чужая кровь проступала вновь, и она никогда не сойдет, не оставит. Для той, кто никогда не испытывал панических атак, этот первый опыт был довольно неприятным. Будто все хорошее, что было и будет, просто стирается, покидает тело и разум. И сердце так бешено и неприятно колотится, готовясь выскочить из грудной клетки, и так чертовски трудно дышать, и на лбу проступает испарина, и жжет глаза, и колотит в страхе. Вайолет сжалась в маленький комочек, подтягивая голые коленки ближе к груди; в бутылке плескался довольный жизнью бурбон.
И если бы не этот напиток, Вайолет, возможно, действительно бы потеряла сознание. Новый приступ сковал мышцы, и она вновь разразилась бурным рыданием. Ей было неописуемо страшно - так, как не было еще никогда в жизни. Одиночество и страх – вот они эти два демона. Вайолет будто смотрела фильм ужасов с собой в главной роли: вот она, вот Джеймс – ничего необычного, - а вот живой человек, истекающий кровью на ее глазах, к чему она сама имела непосредственное отношение. Драться с девчонкой из университета – это одно, но калечить постороннего просто за то, что того захотел серийный убийца – это тотальное безумие.
Вайолет оставила бутылку, в ужасе хватаясь за гудевшую голову. Вопросы роились, один громче другого. Что будет завтра? Что случилось с этим мужчиной? Что с ним сделал Джеймс? Ищет ли ее уже полиция? Всему виной она:
Ошибка пятая – та самая, с которой все и началось. Влюбленность в юношу, который ничего не чувствовал к ней целый год. Всю жизнь такая сдержанная, расчетливая, осторожная, логически просчитывающая каждое свое действие Вайолет в один миг стала жалкой и рассеянной. Один роковой день – и весь ее первый курс катится по наклонной. Вайолет и без того каждый день ненавидела себя за проявленную слабость: за то, что помыслила открыть наконец-то кому-то свое сердце, полюбить всей душой, сделать все для этого человека. А ее чувства оказались никому ненужными. Горечь породила злость в душе, и Вайолет озлобилась не только на себя, но и на весь мир. И Джеймс знал это и умело этим воспользовался. А ведь и Лиз, и Салли пытались спасти девушку, делали попытки предостеречь ее, убедить держаться подальше от отеля…
Но кто же из своевольных слушает посторонних? Из-за всех ошибок Вайолет быстро менялась, врала родителям не по собственному желанию, но по нужде, и потеряла контроль над своими действиями, и вот финиш – она теряет из виду границу дозволенного, совершая поступки, за которые сажали и продолжают сажать на электрический стул.