На некотором расстоянии, стоя рядом с кроватью, Ксиа наклонилась к лежащему человеку. Тряпкой в руке, она вытирает лоб. Ксиа поднимает голову от пациента, взглянув на Эйин, прежде чем остановить взгляд на мне.

Моя грудь сжата и тяжелая от страха и чувства вины.

— Могу я быстро поговорить с Ксиа, прежде чем начну? — спрашиваю я Эйин.

Кивнув, она оставляет меня, чтобы проверить пациента.

Как Эйин отличается от брата. В большинстве случаев, когда я обращалась с просьбой к Терону, первое слово на его губах "нет".

Пробираясь к Ксиа, я отодвигаю мысли о Тероне в сторону.

— Как ты?

Это такой банальный вопрос, но я не знаю, с чего начать. Ее карие глаза не проявляют враждебности. Губы немного подтянулись, и я чуть расслабилась.

— Я рада видеть, что ты здорова, Сила, — говорит она, избегая моего вопроса.

Я решила начать прямо с того, что хочу сказать.

— Ксиа, мне так жаль ...

Она поднимает руку.

— Не стоит. Ты хотела, как лучше и я верю, что ты пыталась, но было слишком поздно, чтобы спасти его. — Ее голос дрожит, когда она говорит. — Во всяком случае - это моя вина, что он умер.

— Это не твоя вина, — говорю я решительно. Ненавижу, что Ксиа обвиняет себя в чем-то подобном. Достаточно трудно потерять любимого человека, не говоря уже о том, чтобы нести бремя вины, что они умерли из-за тебя.

Я знаю, потому что разделяю ее переживание. Если бы не я, Иккон все еще был бы жив. Но поскольку он решил относиться ко мне как к кому-то ценному, он погиб.

Я понижаю голос.

— Ронан подстроил все это, чтобы иметь козла отпущения для пытки. Он ничто не любил так сильно, как убивать людей. Но он не сможет больше причинить боль, теперь, когда он мертв.

— Ублюдок не умер, его кровь перевертыша спасла его. — Ксиа сжимает тряпку в руке, ее голос как холодное лезвие. — Он уже на ногах, убивает еще больше людей. Видишь это? — Она указывает на ошейник на своей шее. Новый, сделанный из стали руриум, зловеще поблескивает на черном пальто. — Этот не просто поражает тебя как раньше, он взрывается. — И хоть ее лицо маска ярости, ее глаза сияют непролитыми слезами. — Я видела, как они демонстрировали его на Джогене, когда он пытался сбежать.

Это самая ужасная вещь, которую я когда-либо слышала. По моей коже побежали мурашки. Отвратительное ощущение ползет вдоль моего позвоночника при мысли, что Терон приложил руку к этому ужасному методу порабощения моего народа.

Взгляд Ксиа скользнул на мою шею, затем сфокусировался на мне.

— Почему ты не носишь один из новых ошейников? Это обязательно для всех людей.

— Терон, Най Терон никогда не говорил мне об этом. Он держал меня прикованной вдали от всего, с тех пор... — Я не удосужилась завершить предложение. Знаю, она поняла, о чем я говорю.

— Предполагаю, что он не хочет видеть, как ты взорвешься на несколько кровавых кусков.

В ее тоне есть что-то, что заставляет меня нервничать, а также ее пристальный взгляд, который постепенно становится подозрительным.

Я натянуто улыбаюсь ей.

— Я рада тебя видеть, Ксиа. Теперь, вероятно, следует поговорить с Эйин, чтобы узнать, как я могу помочь…

Ксиа внезапно хватает меня за руку, ее голос обвинительный шепот.

— Ты его любовница, не так ли?

— Конечно, нет, — говорю я, но сказала это слишком быстро, и мой голос слишком высокий. Даже в моих собственных ушах я слышу, как звучат лживые слова. — Я даже не его завъет больше.

Ее хватка сжимается, ее взгляд дикий.

— Ты врешь. В ту ночь, нас всех посадили в тюрьму, он прервал поездку и вернулся, чтобы освободить тебя, защитить. Когда ты сказала мне, что поможешь освободить отца, ты знала, что тебя благосклонно выслушают, не так ли? Ты знала, что можешь убедить его сделать это, потому что значишь больше, чем простой раб.

— Очевидно, это не так, потому что это не сработало. Твой отец все же умер, — говорю я сердитым, тихим голосом. Я выдернула руку из ее хватки. — Ты ошибаешься, Ксиа. Я ничего не значу для Най Андарасы.

— Какую пользу ты ему приносишь Сила? — спрашивает она резко. Когда я не отвечаю сразу, она рычит на меня. — Что ты сделала?

Не говори ей.

Но правда все же покидает меня.

— Я спасла его жизнь.

Я смотрю, как она складывает все в голове. Атака на жизнь Терона, которую Ронан упомянул на казни Шихонга. Той, в которой ее отец был несправедливо осужден. Я вижу, как она смотрит на меня. Вижу слово в ее глазах, прежде чем оно сформировалось на ее губах.

— Предатель, — сплевывает она. —Ты не только помогла врагу против своих собственных людей, но также и спала с ним. — Ее трясет от ярости. — Я убью Ронана и Афата за то, что они забрали жизнь моего отца. А так же удостоверюсь, что твой любовник тоже мертв.

— Ксиа, делать что-то вроде этого…

— Здесь все в порядке? — доносится обеспокоенный голос Эйин. Она хмурится на Ксиа. Она слышала ее угрозы?

Ксиа не отвечает. Она отталкивает меня со своего пути и выбегает из лазарета.

Стоя рядом с кроватью пациента, которого лечила Ксиа, смотрю на тряпку, которую она бросила на пол. Я чувствую себя такой же безвольной и выжатой, как тряпка.

Я стану одним из самых ненавистных людей в Андраке, когда Ксиа расскажет другим людям, что я сделала. Может быть, даже более ненавистной, чем Афат, Ронан и Терон вместе взятые.

— Я не могу остаться здесь. — Я не хотела говорить слова вслух. Охваченная жалостью к себе, я забыла, что Эйин все еще достаточно близко, чтобы услышать меня.

— Куда ты пойдешь, если уйдешь? — тихо спрашивает она.

— Далеко, — говорю я, глядя на нее. — Далеко, далеко отсюда.

Эйин коротко кивает, как будто моего ответа достаточно. Она подвигается ближе и утешительно кладет руку мне на плечо.

— Я приду за тобой сегодня вечером. Будь готова. — Тогда она отстраняется от меня с улыбкой, пока мои открытые губы все еще приоткрыты от шока. — Теперь давай приступим к исцелению наших пациентов.

Чего мне существенно не хватает в медицинском опыте, Эйин восполняет терпением, когда руководит мной. Совершенно очевидно, насколько она любит свою работу. Я чувствую зависть к ее страсти, поскольку меня поражает то, что Эйин может делать.

После ужасных столкновений, которые у меня были с Тероном и Ксиа, я не ожидала найти какой-либо радости в этот день, но есть что-то глубоко удовлетворяющее и полезное, помогая пациентам в лазарете.

Всю свою жизнь, все, что я знала, это выпечка. У меня не было таланта к этому, как у Иккона. Я стала хороша в этом через годы практики. Никогда не представляла какую-либо грандиозную карьеру для себя, потому что людям не предоставлена такая роскошь.

Я довольствовалась знаниями о том, что проведу оставшуюся часть своих лет в пекарне. Мне даже не приходило в голову, что когда-нибудь Иккона не будет поблизости, чтобы быть моим опекуном. Что пекарня не всегда будет моим домом.

Но работа с Эйин открыла глаза на возможности, на опасную надежду, что я, наконец, нашла что-то, в чем я хороша. Особенно, когда Эйин восхваляет самые крошечные достижения, которые я делаю, и провозглашает меня «прирожденной».

— Обучившись ты можешь стать отличным медиком, — говорит она, с искренним волнением в глазах. Ее комплимент подобен солнцу и воде, вместе взятых, а я -- умирающее растение, обретающее новую жизнь, когда это пропитывает меня. Я снова теряю присутствие духа, когда она добавляет тихим голосом: — Но я не могу обучать, если тебя здесь не будет. Не передумала?

Решимость пошатнулась, но качаю головой.

— Нет.

Когда наступает комендантский час, Эйин говорит мне остаться на одной из коек в лазарете.

Время, кажется, ползло, когда я лежала без сна, ожидая ее. Всякий раз, закрывая глаза, все, что я вижу, это лицо Терона, искривленное от ярости, когда он поймет, что меня нет.

Ему все равно. Он уже отверг меня, даже не угрожал мне относительно побега, когда я ушла этим утром. Насколько мне известно, я больше не существую для него.