— Где лей? — спросил старшина.

— Куда-то вышел, — ответил младший сержант и, кивая на Андрея, равнодушно спросил: — Карманник?

— Да нет, — покачал головой старшина. — Студент… Или как там… Словом, поступал. Не приняли. Остался без копейки.

— А, — понимающе протянул младший сержант. — Издалека?

— Из Армавира, — ответил старшина.

Андрей смотрел на старый стол, ничем не покрытый, облупленный и покорябанный. От табачного дыма почувствовал тошноту.

— Кто ж без гроша в такую даль едет? — спросил младший сержант.

Старшина пожал плечами и сказал Андрею:

— Посиди тут. Мне идти надо. Лейтенант вернется, он доложит.

Старшина кивнул на младшего сержанта.

— На студента, значит, — не то спросил, не то подумал вслух младший сержант. — Книжечки изучать…

Младший сержант внезапно икнул и, словно раздраженный этим, запальчиво продолжал:

— Ты станешь студентом, я стану студентом, старшина Мурзилкин, что тебя привел, тоже станет студентом… А материальные ценности кто будет производить? Ты об этом подумал?

— Нет, — сознался Андрей.

— У меня брат. На тебя похож… Тоже очки носит… Кричит: одиннадцатилетку кончать буду! Зачем? Придумали одиннадцать годов протирать штаны на парте. Говорят, отменят это скоро.

— Вы десятилетку кончали?

— Пять классов.

— Маловато, — стеснительно заметил Андрей.

— Нисколько… Природный ум заполняет пробелы образования.

Телефонный звонок прервал младшего сержанта. Он поднял трубку.

— Да. Так точно… Иду.

Он поднялся.

— Слушай, обожди в зале, — сказал он Андрею. — Мне нужно запереть помещение.

В зале ожидания было шумно, как на армавирском базаре. Андрей вышел на улицу. Прямо перед ним оказалась та самая девушка, которую он видел у расписания поездов дальнего следования.

— Отпустили? — спросила она спокойно, как старая знакомая.

— Запросто, — ответил он. А что говорить дальше, не знал, поэтому спросил:

— Как вас зовут?

— Алла.

— А я Андрей.

— Ну и что? — усмехнулась девушка.

Андрей пожал плечами. Он повернулся и пошел прочь. Но она спросила:

— Вам не дали денег?

— С чего вы взяли? — смутился Андрей. — Почему мне должны давать деньги, да еще в милиции?

— Вы спросили. Я слышала.

— Нет…. Это совсем не так… — смутился Андрей. — Я хочу заработать денег… Вот, своими руками.

— Что вы умеете?

— Ничего.

— А поднимать тяжести вы умеете?

— Думаю, что сумею…

Алла опять усмехнулась. Она прошла мимо Андрея, коротко бросив:

— Пойдем.

В девушке было столько же власти, сколько и в маме. А маму он привык слушаться. Они прошли квартал молча. Потом он на всякий случай спросил:

— Куда мы идем?

— В кафе.

— У меня нет денег, — остановился Андрей.

— Я знаю, — равнодушно ответила Алла.

Она привела его в молочное кафе. Там за порцией сосисок и кефира Андрей рассказал ей свою одиссею.

— Поедем к моему брату, — сказала Алла. — Он поможет вам с работой.

— А кто ваш брат? — спросил Андрей, подозрительно косясь на Аллу. Теперь он был сыт, и к нему вернулось благоразумие. Вспомнились армавирские рассказы о коварных женщинах, расставляющих сети легкомысленным провинциалам.

— Мой брат — разбойник с большой дороги, — обиделась Алла. — Он грабит в Подрезково и на Сходне. А из таких щенков, как вы, варит колесную мазь.

Одарив Андрея презрительным взглядом, она поднялась, громко двинула стул и вышла из кафе.

Он обомлел. Это было страшнее, чем на экзаменах. Алла заказала на два рубля. А кто будет расплачиваться? Аферистка. Пообедала и смылась.

Давясь, Андрей проглотил сырники. Белый передник официантки замаячил над столиком. Она собрала тарелки, вырвала из записной книжки листок со счетом и, положив его перед Андреем, сказала:

— Рубль девяносто шесть…

— Принесите еще бутылку кефира и пирожок.

Андрей не узнал своего голоса — он был хриплым и сдавленным. Официантке было все равно. Она молча приняла заказ и ушла. Андрей вынул из кармана авторучку. Написал на обратной стороне листка: «Деньги я верну. А пока возьмите авторучку. Она стоит больше».

Он просунул бумажку под защелку авторучки. Положил. И хотел подняться. Как вдруг услышал за спиной шаги. Официантка. Андрей ощутил тошноватый приступ испуга и, словно страус, прячущий голову под крыло, накрыл авторучку ладонью. Заскрипел сдвинутый с места стул. Андрей повернулся. За стул держалась Алла. Она села. Весь гнев на нее прошел. Андрей почувствовал великое облегчение.

— Вы обиделись?

— Я не обиделась, — сказала Алла. — Я вспомнила, что мне нужно позвонить по телефону.

Когда вышли из кафе, солнца уже не было. Накрапывал дождик.

— Слушайте, — предупредила Алла. — Только вы не подумайте, что я от вас без ума.

— А я и не думаю. Мне сейчас не до этого… — простодушно ответил Андрей.

Они сели в троллейбус и поехали к Стасу.

Все это рассказал мне Андрей Чивиков в кузове машины, когда мы везли гарнитур «жилая комната» в Медведково. Нас подрядил суетливый мужчина за пятьдесят рублей, с тем чтобы мы не только подняли мебель на пятый этаж, но и собрали ее.

Чивиков рассказал и еще что-то о Стасе. Но мне не хотелось бы писать об этом сейчас, когда я сам не во всем разобрался…

Признаюсь, что с того дня я всячески избегал встреч со своим другом. Благо предлогов для этого было достаточно: квартирные хлопоты, устройство на работу…

На корабле, особенно в канун демобилизации, я часто размышлял о своей будущей гражданской жизни. И очень многое в моих размышлениях носило расплывчатый, а порою просто зыбкий характер. Смерть матери застала меня в походе. Когда мы вернулись в порт, телеграмма из Москвы уже седьмые сутки лежала в штабе, и было ясно, что хлопотать об отпуске нет смысла. Письма от Еремея приходили сумбурные. И Елена Николаевна и он, видимо, здорово намучились, потому что последние три месяца мать вообще не поднималась с постели. А им никак не удавалось найти постоянную сиделку. И они дежурили возле матери по очереди. Спасибо, что рабочий день у Елены Николаевны — она преподавала в Институте кинематографии историю кино — был не нормирован. Но трудностей хватало.

Еремей в своих письмах никогда не заглядывал в будущее. А без всякой системы описывал, чем они с женой живы. Он работал главным инженером в строительном управлении и с русской словесностью был не в ладах.

Однако со дня моего возвращения прошло всего три недели, а я уже был обладателем десятиметровой комнаты в новой двухкомнатной квартире на третьем этаже. Соседкой моей была женщина-пенсионерка, благородного вида, с седыми пышными волосами. Она целыми днями читала книги, а завтракать, обедать, ужинать ходила в столовую. Я тоже редко пользовался кухней, поэтому воздух в квартире был свежий и хорошо пахло краской.

Пригодилась и флотская специальность. Еремей устроил меня электриком на стройку. Это было в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома.

Район новый. И строят много. Сложенные один на другой поддоны с кирпичом — внушительное зрелище. Белой, неровной стенкой они поднимаются над дорогой, топорщатся выступами, виляют и обрываются припыленные землей, словно раскопки древнего города. Рядом котлован, который готовят для дома. За ним, совсем близко, стоит дом, построенный наполовину. Пока там еще три этажа. Но он будет девятиэтажным. Таким как следующий — на него уже возводят крышу.

Несколько дней назад мы шли здесь с Еремеем. Увидев дома, я заметил:

— Точно матрешки. Меньше, больше… Совсем больше! Детский сад.

— Ясельки. Только поработал бы ты в них главным инженером, — вздохнул Еремей.

И остановился у березы. Парень в рабочем комбинезоне возводил вокруг дерева кирпичную кладку. Теперь береза будет словно в большом горшке. Еремей удовлетворенно крякнул. Это была идея его, Еремея, сохранить березу. И огородить ее от самосвалов.