– Что тебе рассказывать? – Он изучал взглядом стену над моей головой.

– Всё рассказывай. Что такое муж, что такое жена. Почему я – дура? Что вообще происходит?

– Я пошутил.

И по тону, каким он сказал эту короткую фразу, я поняла, нет, я почуяла, что услышу гораздо больше, чем могла предположить.

Но он молчал. Во мне поднималась новая волна тревоги, от которой становилось дурно.

– Говори, не тяни.

– …хвоста за кот. – Он попытался пошутить.

– Говори, я прошу.

– Ты мне не поверишь и всё поймёшь неправильно.

– Уж как-нибудь я отличу правду ото лжи, будь спокоен.

Он глянул на меня со странным выражением лица, закрыл лицо ладонями и простонал:

– Ой, не надо, Юля!.. отличит она…

– Да что происходит, Роман?

Ромашка поднял голову.

– Ты веришь своему мужу?

– То есть?..

– Ответь: веришь или нет?

– Мне не давали повода над этим задумываться… Верю, конечно. А что?

– Нет, ничего. Вот и хорошо. Мужьям надо верить.

– Рома, я сейчас разозлюсь! Что за допрос? К чему это?.. Этот вопрос? – Я разволновалась не на шутку и готова была, если потребуется, физически вытрясти из Ромашки всё, что он не договаривает.

– Ты настаиваешь? – Его лицо окаменело, а глаза впились в мои. – Настаиваешь. Так вот, твой муж позвонил и попросил задержать тебя часа на два-три…

– Что?..

– Что слышала. – Ромашка снова закрыл лицо ладонями. – Он уже много лет тебя обманывает. У него есть женщина… Он не решается тебе сказать… У него дочка четырёх лет. Они живут в вашей старой квартире.

– Что?.. Нет… Не ври… – У меня онемели руки, и к горлу подкатила тошнота.

– К сожалению, я не вру. – Он откинулся на спинку кресла, выдохнул с шумом, словно после огромного физического усилия, и заговорил уже спокойным бодрым голосом. – Он поручил мне тебя, когда я у вас жил. Он говорил: потаскай её к себе в студию, там полно мужиков, может кем-то увлечётся, тогда и… Ты что?..

Я, едва зажав рот неслушающимися руками, влетела в уборную.

Меня рвало. Желудок был почти пустым, а потуги такими сильными, что, казалось, меня вот-вот вывернет наизнанку. Я не успевала передохнуть, как накатывал новый приступ.

Со мной такое случилось только раз в детстве, когда мы с родителями долго-долго ехали по горной петляющей дороге в маленьком старом автобусе. И больше никогда, даже в пору беременности.

Мне сделалось страшно, и видно, от испуга всё вдруг прекратилось. Тогда я заплакала.

Ромашка поскрёб в дверь:

– Как ты?..

Прикрывая лицо, я юркнула в ванную. Меня снова начало выворачивать. Спазмы от рыданий и тошноты вымотали меня, мне уже не хватало сил вдохнуть воздух. Я начала терять сознание.

Ромашка, заподозрив неладное, вошёл, не спрашивая позволения.

Потом я смутно помню, как он поднимал меня, а ноги не слушались. Он подхватил меня рукой, плескал холодной водой в лицо и лил её за шиворот. Это лишь на секунды приводило меня в себя, и я снова теряла сознание.

* * *

Я лежала в постели. В их со Светкой широкой постели. Рядом в кресле, перетащенном из гостиной, сидел Ромашка.

В комнате было почти темно, только сумеречный свет проникал из-за штор.

Увидев, что я открыла глаза, он сказал:

– Ну, ты меня и напугала.

Я вспомнила всё, и внутри опять поднялась тошнота, и потекли слёзы.

Он пересел на край постели и стал утирать мне лицо.

– Успокойся, – говорил он, – это как удалить гнилой зуб: сперва больно, а потом хорошо.

Я зарыдала. В груди и горле болело, и казалось, что это болит изодранная в клочья душа.

– Я не собираюсь перед тобой извиняться! Если только за то, что так долго молчал. – Он старался быть твёрдым, но я чувствовала, что ему тоже нехорошо.

Сквозь рыдания я спросила:

– И что… все… знали?

– Да.

Я завыла.

– Ты что, так сильно его любишь? – Спросил Рома.

Я не знала. Но продолжала реветь в голос.

Он безнадёжно пересел в кресло и решил выждать.

Я успокоилась от отсутствия проявлений его жалости.

Он сидел, прикрыв ладонью глаза.

Я задумалась, люблю ли я своего мужа. И что такое любовь после двадцати лет брака? Семья, ребёнок, общие заботы, общие праздники. Как у всех – как у Гарика, как у Ромашки…

Нет, у Ромашки всё выглядело как-то по-другому. Я тогда думала, что это потому, что они моложе, что они – другое поколение, с которым нас разделяет пропасть…

Я опомнилась – мне ведь пора домой… Эта мысль возникла сама по себе, рефлекторно: за окном темно, а я после работы ещё не объявлялась…

Когда она состыковалась с реальной ситуацией, у меня начался новый приступ рыданий. Домой… туда, где он, где эта грязь… столько лет… Ярек, ужин готов… О-о-о… Ты устал, поспи… У-у-у… Одна постель, хоть и разные с некоторых пор одеяла… и пижама с ночной рубашкой… Его дыхание рядом по ночам… У-у-у… У-у-у…

– Сволочь… – Тихо произнёс Ромашка.

– Куда же?.. у-у-у… мне теперь?.. у-у-у…

– Успокойся! Расслабься. Никуда тебе теперь. Останешься у меня.

Я затихла понемногу в полном изнеможении.

Ромашка вышел и вернулся через некоторое время с кружкой чая.

– Выпей, с шиповником.

Шиповник всем троим сыновьям высылали каждый год родители. Этот семейный напиток – чай с шиповником – считался едва ли не панацеей.

Я сделала глоток и почувствовала, что меня сейчас снова начнёт выворачивать. И опять это испугало меня, и я заплакала.

Мне стало невыносимо жалко себя. Впервые в жизни. Никогда прежде у меня не возникало повода жалеть себя. Даже, когда умерла мама. Ведь у меня был муж, была большая семья, которая служила убежищем и опорой. Мне нечего было бояться – я не одна.

И вот теперь – одна? Есть сын… Но у сына своя жизнь. К тому же, он бывает дома всего два-три раза в год. А большая семья осталась на том берегу, где и мой муж… Ведь они всё знали и не защитили меня.

Близкой подруги нет – все свои свободные душевные силы и время я отдавала "большой" семье. Общения с Лилей, женой Гарика, мне хватало. Но… ведь она тоже знала… Как же теперь?.. Я больше не смогу смотреть ей в глаза…

Я проснулась от телефонного звонка.

Ромашка поднял трубку со стоящего на полу у кровати телефона.

– Да? … Да. … Да. … Не волнуйся и не жди. … Так получилось… Ты должен радоваться… Это я свинья?! … Не зли меня! Бай! – И он бросил трубку.

Телефон зазвонил вновь. Ромашка выдернул вилку.

– Это..? это..? – Я не знала, как назвать мужа.

– Это твой бывший. Попробуй-ка выпить чай.

– Нет… – Я опять разревелась. – Что мне теперь делать?.. Ромашка…

– Поспи. А потом выходи за меня замуж. – Голос его звучал глухо.

– Я ведь серьёзно…

– А я ещё серьёзней. – Он взял мою ладонь и прижал к губам. К своим красивым упругим и властным губам.

Мне показалось, что я засыпаю. Мысли путались с наплывающими картинками: тёмная комната вдруг превращалась в поле с ромашками, а я рукой ловила в тёплом ручье ускользающую бабочку.

Ей трудно давались взмахи крыльев в воде, и я вот-вот должна была её настичь. Но бабочка, в который раз, обдав мою ладонь струёй воды, уплывала и всё повторяла: я буль-буль тебя, я буль-буль тебя…

Мне было приятно это щекотание и забавны её слова, взбулькивающие под водой, хотелось улыбнуться, но никак не получалось…

Вдруг бабочка выпорхнула из ручья и громко заверещала в воздухе…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.