Окно открыто в неба пустоту

и лишь два пёрышка лежат на половице.

Вдруг дверь открылась с тихой ленью

и входит шут, неся в руках поднос.

Он говорит: - По Вашему веленью

с вином я кубки всем принёс. –

Царь смотрит на него, не понимает.

- Кто дал тебе такой приказ?! –

Царь закричал, кулак сжимает.

-Иль ты забыл царя наказ?!

- Но, царь, на, то твоё веленье! –

Шут, трепеща, в дверях застыл.

- Чтоб прибыл я без промедленья.

И чтоб вином гостей я угостил.

- О, Боже! – Вскрикнул Белодон.

- Быстрее! В зал на торжество! –

Рванулся к двери, вышел вон,

И шут за ним, не смысля ничего.

И задыхавшись в залу, царь вбегает,

И видит он шута у ног царицы.

И схожесть двух шутов так поражает,

Но знает царь, что всё это не снится.

Он веселит царицу, развлекает.

Она в ответ ему смеётся.

Но, что в шуте его так поражает?

Из рта его язык змеиный вьётся!

И шут в недоуменье застывает.

Такой картиной он сражён.

Как оправдаться пред царём, не знает.

Лишь повторяет: - Шут, ведь, я! Не он…-

А шут-двойник заметил Белодона.

Он на ухо царице что-то говорит.

Она в ответ кивает благосклонно.

И шут уходит, будто бы спешит.

- Так значит здесь он Упий-змей!

А я послам то не поверил.

Что ж примем бой с тобой злодей! –

Так Белодон себя заверил.

Глава 4.

Часть 4.

Годы, словно лебеди, проплыли.

А сказка наша всё не прекращается.

Герои наши двадцать лет прожили.

И, лишь покой, к царю не возвращается.

Хоть виски от забот поседели,

Но и радостью он окружён.

Две девочки сестрички повзрослели.

Весельем, смехом дом заполонён.

Девчушки расцвели, как два цветка,

И в девушек прекрасных превратились.

Легки фигуркой, как два мотылька,

Порхали по дворцу, что все дивились.

Как две слезы они похожи.

И рост один, походка, стать.

И, лишь по волосам, они не схожи.

И, лишь по волосам, их можно различать.

Две чёрные косы у дочери старшой,

Как серебро, сверкают среди ночи.

Две золотых косы у дочери меньшой.

Горят, как солнце, что зажмуришь очи.

Златоволосую отец назвал Светланой.

Глаза её ночи черней.

Черноволосую мать прозвала Заряной.

Её глаза небес синей.

И, лишь одна забота, гложет Белодона.

Он Упия уж много раз встречал.

То он шутом крутился возле трона,

То звездочётом на вопросы отвечал.

Но Белодон спокоен был.

Царица стрелы не снимала никогда.

И Упия разносторонний пыл,

За двадцать лет им не принёс вреда.

Ни мало раз за столько лет

Он имя Упия произносил.

Он исчезал, не оставляя след,

И ветер дым огня его гасил.

Но возвращался Упий вновь.

В другом обличье, в облике другом.

В отчаянье у Белодона стыла кровь,

Седели волоса, и он вздыхал тайком.

Но сделать ничего не мог.

И в глубине души так злился.

Следить за Упием – тягчайший долг.

И с этим Белодон смирился.

Как беззаботны сестры не казались,

Заметили они печаль отца.

К нему с вопросом обращались,

Но он молчал, и тем их разжигал сердца.

Как не пытались сестры угадать

Причину грусти, так и не узнали.

Чтоб всё же эту тайну разгадать,

За Белодоном скрытно наблюдали.

То им казалось, грусть отца

с собою пенье птиц уносят.

В просторной клетке золотой скворца

Отцу в подарок преподносят.

То у отца улыбку замечают,

Лишь в руки он возьмёт цветы.

Они дворец цветами украшают,

Но всё напрасны их труды.

Хоть и теплели у отца глаза,

Хоть и лицо улыбка озаряла.