За бухтой следят. Мои ребята несколько раз замечали, в том районе ошивается охотник, и миссис Боуден нашли убитой неподалеку. Задержать охотника не вышло. К тому же тот парень – Луис, будто все время чего-то со страхом ожидает, и он чертовски боится за девушку, словно она в любой момент может умереть.

Конечно, вы скажете, люди пережившие смерть близких часто ведут себя подобным образом, у них развивается танатофобия⁴, но здесь что-то другое. Девушка странно себя ведет, говорит о каком-то, якобы живущем на маяке старике, который лет уж как пятьдесят лежит в могиле, с которым общается и… Она странно выглядит, ее глаза…

– Пусты. В них горит единственный огонек – смертная тоска, так? – Сказал Чак, поставив пустую бутылку под ноги.

– Да… – озадаченно протянул Таун.

– Да что вы! – Ругнулся Дрю. – Чак, просто расскажи подробнее об этой парочке, если знаешь. Вот и все, что мы хотели узнать.

– Барти, знаю, ты большой поклонник футбола. В студенческой лиги существует… существовала команда «Белокрылые орланы».

– Да. Квотербек проделывал чудеса. Я сам видел его «прыжок в невесомость» – это… потрясающе. Я смотрел последний матч, повтор, разыгранные комбинации настолько смелы и непредугадываемые, что я даже…

– Постой, – нетерпеливо рявкнул Грин. – Так что не так с этой командой.

– Да ничего. Ее уже не существует.

– Файерлейк, – охнул Барти, хлопнув рукой по джинсам.

– Именно. Лучшая команда за всю историю студенческого футбола, проигравшая лишь однажды на матче дружбы с ГриндБэй незадолго до трагедии.

– И что это дает?

– Дрю, квотербек команды – Джек Харисон, весьма незаурядная и талантливая личность. Меня перевели из города в тот момент, когда я вплотную им занялся. Кто-то очень не хотел, чтобы я копал под него.

– А что с ним было не так?

– Точно, Джек Харисон! – Воскликнул Барти.

– Его школьный товарищ погиб при странных обстоятельствах. Теперь я уверен – это не авария, а продуманный хитрый план. Потом еще несколько смертей – туристов и городских. Так вот, перед тем, как произойти несчастью, я видел парня в местах трагедий. Он всегда появлялся, словно чертов вестник, но, твою мать, мастерски уходил от слежки, будто нутром чувствовал – за ним следят. А меня не так-то легко запутать.

– И этот парень…

– Погиб при землетрясении.

– Тогда к чему ты это говоришь?

– Парень являлся членом «хранителей», и по моим наблюдениям, они возлагали на него большие надежды. И этот парень был с той девушкой, Вайлет – ну, вы понимаете, о чем я. Похоже, он сильно любил ее.

– Тогда, кто же этот Луис?

– Лучший друг Джека.

– Значит, ты намекаешь, – Дрю Грин чиркнул зажигалкой, прикуривая сигарету. Дождь прекратился, и наступившая за окном тишина была слишком глухой и нереальной, как и птица, заглядывающая сейчас в окно.

– Девочка вознамерилась отомстить выжившим хранителям, если таковые имеются. В своей жажде справедливости она может зайти слишком далеко. Черт, с них нельзя спускать глаз! Возможно, тот, кто ошивается возле бухты…

– Вы должны оставить это дело, – прервал Чак.

– Простите? – Дрю Грин не верил ушам.

– Хорошо. Я расскажу, а уж вы решите: сошел ли я с ума, как и мисс Вайлет, или это что-то другое, то… которому у нас еще нет объяснения, и, скорее всего, не будет, – коп поднялся и под недоуменные взгляды нервно заходил по комнате.

– Скорее всего, вы так и решите, – бурчал он, будто разговаривая сам с собой. – Но ведь вы тоже видели птиц и… – Чак Бенкс остановился напротив Дрю.

– Ты многое слышал обо мне верно, старина? Как тебе такое заявление: я тоже видел мертвеца и разговаривал с ним. Теперь ты тоже подумаешь, что я спятил, как и та бедная девочка? Точно? Тогда решай – стоит ли тебе слушать бред сумасшедшего и потерять драгоценное время. Спроси свою интуицию, спроси у звериного чутья, которым обладаешь – хочешь ли ты соваться во все это? Ведь эта дорога ведет в один конец. Но я прошу тебя, не стоит… не стоит губить свою жизнь. Назад пути не будет, это как… клеймо! Именно так! Клеймо, которое не отмыть и не выжечь огнем, клеймо… которое, как привязанный к шее камень, потянет на дно самых жутких твоих ночных кошмаров. Клеймо… которое медленно, но верно станет сводить тебя с ума.

– Постой, Чак. Не стоит делать скоропалительных заявлений. Тебе нужно успокоиться.

– О, я спокоен, как никогда, потому что большего уже не остается. Это всего лишь вопрос веры, уважаемые джентльмены. Но от того, верите вы в это или нет – ничего не изменится. Можно отрицать очевидное с маниакальным упорством, требуя доказательств, документов и подтвержденных фактов, вердиктов ученых со степенями и священников. Но, повторюсь, факт останется фактом при любом раскладе. Как сказал великий Коперник, когда его высмеяли публично, требуя отречься от своего заявления: и все же она вертится!

Вы не поверите в то, что расскажу, я убежден на сто процентов. Сам бы никогда не поверил, и все же… это существует. Мы не были знакомы с вами лично, мистер Грин, скорее заочно, но вы прекрасно осведомлены о роде моей деятельности и блестяще выполненных мною заданий, поэтому вы, конечно же, можете быть уверены, что я просто устал или заболел, а может, спятил. Когда каждый день сталкиваешься с насилием, людской озлобленностью и деградацией в мозгу перемыкает, и ты уже не можешь относиться к миру, как остальные люди.

Видя, как мать топит ребенка в ванне с горячей водой за то, что он перекинул еду на только что вымытый пол; как отец в пьяном угаре убивает сына из дробовика, уверенный на сто процентов, что поступил правильно с этим чертовым выродком; как брат толкает в пропасть брата ради забавы – ты становишься другим, твое мировоззрение меняется. Вы знаете это не хуже меня.

Нас будут судить особым судом, не как других, потому что наши сердца очерствели, а вид растерзанной плоти больше не вызывает жуткого отвращения и ужаса, скорее профессиональный интерес и жажду расследования. И это плохо, очень плохо.

Я никогда не был примерным католиком и ярым сторонником веры, но это не значит, что меня минует сия чаша и я смогу оставаться в стороне, как бы мне этого не хотелось. Да, впервые в жизни я не желал бы продолжения своей истории, которая, несомненно, подходит к концу. Знаете, кто не боится смерти: лишь глупцы и святые – я же не отношусь ни к тем, ни к другим. Мне придется отвечать сполна, когда придет срок.

– Чак, похоже, вам действительно нужен отдых. Мы не хотели вас беспокоить, – Барти поднялся, озабоченно всматриваясь в знакомое, но теперь такое чужое лицо. Что могло случиться с этим человеком, офицером полиции на которого все равнялись? Что так изменило его?

– Ты прав, мальчик, – Бенкс остановился возле окна, пристально всматриваясь вдаль. – У вас еще есть шанс оставить все, как есть. Вы можете уйти прямо сейчас или остаться навсегда. – Последние слова он прошептал так тихо, что они еле расслышали.

Напарники переглянулись. Барти, молча, указал глазами на дверь, но Дрю упрямо сжал губы. Он никогда не останавливался на полпути, всегда доводил дело до конца и он, мать твою, все равно докопается до правды.

– Я слушаю, – грубо бросил он в тощую спину. – Отличная прелюдия, Чак, но она слишком затянулась, поэтому переходи к делу. Рассказывай, что знаешь.

Фигура возле окна на миг замерла. Бенкс вздохнул и развернулся.

– Ваш выбор, – он прошел назад и опустился в кресло напротив, прожигая их насквозь, и от этого взгляда стало не по себе. Руки сжаты в кулаки и слегка подрагивают. Чак отчаянно старался унять дрожь, но у него не выходило.

– Джек Харисон, несомненно, обладал определенными способностями – психокинетическими способностями. Люди с таким даром рождаются раз в сто-двести лет, это знали хранители, поэтому сделали все, чтобы заполучить его в свой «клуб по интересам». Но мальчик был весьма своенравным и независимым. Когда у него погиб старший брат, ему было всего лет пять, он замкнулся в себе и отказывался встречаться даже со своими друзьями.