Теперь это долгожданное сообщение от Маркуса. Она так долго ждала его, а теперь растерялась, не зная, как реагировать на известие. Словно стояла перед невидимой демаркационной линией, перешагнув через которую захлопывала за собой дверь, отрезая путь назад, ступая на дорогу, ведущую к одному концу. Но ведь это то, что она давно хотела. Бездействие сводило с ума, являясь молчаливым укором, своего рода предательством по отношению к Джеку.

Смущало другое. Как она может не рассказать о сообщении Луису. Ведь это тоже напрямую его касается, и Джек также ему дорог, как и ей. Как она может оставить его в стороне, умолчав о письме? Как может обмануть доверие?

Старик Хеслер наверняка разрешил бы эту дилемму, подсказав правильное решение. Но добраться до маяка невозможно, слишком рискованно, можно легко сбиться с пути, заблудиться и угодить в водоворот. Время идет, и когда приедет Луис, времени на раздумья уже не будет.

Компьютер не работал, села батарея, света по-прежнему не было, телефон молчал. Она полезла в сумочку за айфоном. Как и следовало ожидать, связи тоже не было – она полностью отрезана от мира, и принимать решения придется самой.

И она его приняла.

Вайлет решительно направилась в гостиную, накинула плащ и распахнула дверь. Мощный порыв ветра отбросил назад, сбив дыхание, а мокрые струи ударили словно пощечины. Холод моментально пробрал до костей, но решимости не убавил. Она бесстрашно шагнула за порог. Порыв ветра проник в комнату. Смятая головка белой лилии покатилась по ламинату вместе с желтыми мелкими цветами софоры и зелеными листьями тиса.

Она в мгновение словно очутилась в тяжелом удушающем смоге тумана, который был живым, являясь порождением потусторонней бездны ненависти ко всему живому. Белая густая пелена, будто намокшая вата, через которую пришлось пробираться. Потоки низвергающейся с неба воды, несмотря на наглухо застегнутый плащ, мгновенно проникли под одежду, которая стала тяжелой, сковывающей движение. Будто она провалилась в зимний прорубь: руки сводило от холода, и нужно было прилагать усилия, чтобы сделать хотя бы один вздох.

Хрупкую фигурку бросало из стороны в сторону, ноги проваливались по щиколотку в пенящуюся воду, вязли в песке, но она упорно шла вперед, по исчезнувшей дорожке в сторону маяка. В ушах стоял гулкий шум, похожий на стон умирающего от бессильной ярости дракона, поднявшегося из глубин океана, тысячи змей в шипении распахнули голодные пасти, тысячи ос вонзали жала в теплую плоть, попавшую на их праздник безумия и торжества смерти.

Время слилось с безумным криком и ледяной болью, замерло… остановилось совсем, будто выбросив за границу реальности, в вакуум, где больше не существовали законы физики и понятия наваждения. Вайлет ничего уже не чувствовала и брела вперед как запрограммированный робот. Она не слышала ни стенаний, ни проклятий, само время для нее перестало существовать, и только свет постепенно становился тусклым, словно гаснущая лампочка, темнел, превращаясь в сумерки.

Она заблудилась – это очевидно, и теперь неясно в каком направлении двигалась. Силы стремительно таяли, и сопротивляться разъяренной стихии уже не хотелось. Закрыть глаза и подчиниться ее воле. Закрыть глаза и почувствовать тепло разливающееся по телу. Представить, что ты не здесь и не сейчас. Вздохнуть в последний раз, ощутив, как ледяной воздух прорывается в легкие, оставляя дорожку из боли, которая станет последней, что ты почувствуешь.

Сон – это покой, в котором красочные сны становятся явью. Где больше нет тревоги и безумной тоски. Где прекрасная белая дорога, переливающаяся тысячами ослепляющих бликов, ведет прямо по океану, чьи бирюзовые воды спокойны и чисты, к красному блину уходящего за горизонт солнца. Где до боли знакомый силуэт уже виден сквозь редеющие белые хлопья теплого, как детское покрыло, тумана.

– Это прекрасное место, – прошептала Вайлет.

– Да, наша с тобой голубая лагуна, Фея!

Глаза горели от счастья, но, увидев выражение его лица, восторг сменился нежностью. Девушка взяла его за руку и поднесла к щеке.

– Спасибо, что ты делаешь это для меня. Я всегда буду помнить это место, где бы ни оказалась.

Следом пришел знакомый запах, ощущение горячих сильных рук и чувство невесомости, словно она раскачивается на качелях на заднем дворе дома Грандов.

– Джек, теперь уже никто не сможет нас разлучить, верно?

– Верно, Фея, – губы прикоснулись к ее лбу. – Только еще не время. Ты должна понять, что тебе нужно. Должна быть твердо уверена, что это именно то, что тебе необходимо.

– Но, я решила. Я всегда это знала, Джек. Никто не заставит отказаться от тебя.

– Ты не знаешь, что говоришь. Ты не знаешь, что я…

– Мне все равно.

– Нет. Ты должна знать, чтобы решить, как поступить. Только ты должна сделать выбор, и если бы я мог препятствовать твоему решению – так бы и поступил, даже, несмотря на то, что тысячи раз буду жалеть об этом, потому что ты единственное, что есть у меня и без твоей любви мне незачем существовать. Я не имею права, потому что не достоин. Потому что проклятым место в аду!

– Я не понимаю. Не говори так, прошу. Ты самый лучший. Зачем ты так говоришь?

– Ты поймешь, Фея. Мне пора. Я отнесу тебя обратно.

– Нет, Джек не уходи. Нет, только не снова. Нет! Не уходи! Не уходи!

Она кричала, пока голос не сорвался, видя быстро исчезающее любимое лицо в бушующей огненной бездне «Красного озера» и тысячи горящий нитей тянущихся к ней. Вайлет дернулась вперед, но чьи-то руки остановили ее падения.

– Нет! Джек не уходи. Отпустите меня! Я вас умоляю, отпустите!

… Прохладная рука легла на раскаленный лоб. Веки были тяжелы, не было сил открыть глаза.

– Не уходи, – продолжала шептать Вайлет.

Прохладная рука погладила щеку, она ощутила легкий поцелуй и снова спасительную прохладу на пылающем лбу.

– Ви, все будет в порядке, – шептал чей-то голос. – Ураган ушел и больше не вернется. Все позади. Ты в безопасности, ты дома.

Резкий свет причинил боль, и она зажмурилась. Услышав, как задергивают шторы, снова попробовала открыть веки. Мокрые от слез глаза пристально всматривались в ее лицо. По мере того, как возвращалось зрение, приходило и понимание случившегося.

– Луис… – прошептала девушка. Он всхлипнул и прижался губами к пылающему лбу.

– Господи! Как же ты напугала меня. Вайлет, – он продолжал покрывать поцелуями обессиленные руки, гладить по голове и безмолвно плакать. Крупные тяжелые капли стекали по смуглым щекам, и он рассеянным движением смахивал их дрожащими руками.

– Не надо, пожалуйста. Ты не должен плакать, – говорить сил не было, в горле горел огонь, опускаясь к самому сердцу. – Мне так жаль, что я расстроила тебя. Я думала, что справлюсь, мне так нужно было попасть на маяк.

– Ничего не говори, слышишь. Когда вернутся силы, ты все объяснишь, но не сейчас.

– Где я?

– Ты дома. Мы дома. В бухте.

– Но я ничего не слышу, ураган…

– Буря ушла, Ви. Ты, ты совсем ничего не помнишь?

– Я помню ураган и то, как я пошла к маяку. Я помню Джека и то, как бежала к нему. Но он… он сказал, чтобы я возвращалась. Я просила его не уходить, я просила остаться.

– Тише… все хорошо, – прошептал Луис, видя, каким лихорадочным блеском вспыхнули зеленые глаза. Слезы снова скатились из его глаз. – Джек никогда не делал все просто так, значит так нужно, так правильно.

– Но я… – она хотела сказать: «не хочу», но передумала. Несчастный вид Луиса вызвал в душе бурю эмоция – жалость, благодарность, радость при виде его.

– Я не знаю, что правильно, – прошептала Вайлет, чувствуя, как на глаза опускается серая пелена. И когда она закрыла глаза – погрузилась в сон.

В комнате тикали часы. Такой привычный и позабытый звук. Словно она через несколько лет вернулась домой, не осознавая до последнего мгновения, как безумно тянуло в пропахший ванилью, печеньем и розами дом. Луис гремел на кухне, пряный запах распространялся по комнатам, щекоча ноздри и вызывая громкие урчания в желудке.