— Ммм, где ты этому научился? – промурлыкал Тим.
— За границей. У меня было достаточно свободного времени, и я от нечего делать сходил на пару уроков массажа.
Он дернулся, когда я надавил на правую лопатку.
— Здесь больнее всего?
— Да… – ответил после некоторого молчания.
Уделив должное внимание этому месту, я накрыл нас одеялом и прижал клубок к себе.
— Тим, вставай, — поцеловал его в основание шеи и спустился поцелуями по позвоночнику.
В мои планы входило уехать до того, как станет известно о моей второй ночной вылазке.
— Ммм… Я умираю, — парень застонал и спрятал голову под подушкой.
— Что? Печенькой вчера отравился? Больше не будешь столько пить, поднимайся, я тебе таблеточку дам.
— А душ?
— Дома, всё дома, пошли. Игорь – ранняя пташка, сейчас скажем «пока» и в путь.
— Я не переживу дороги, — Тим попытался сесть в кровати, но повалился обратно на подушки с протяжным стоном. Я сочувствующе поцеловал его в плечо и хлопнул по попе, поторапливая.
Через двадцать минут мы всё же оделись и добрались до кухни. Тим отчаянно обнимался с холодильником, прижимаясь лбом к прохладной дверце. А потом полез в него за минералкой. Открыл дверь. Закрыл. Повторил. И ещё раз, но медленней.
— Ты это чего?
— Смотрю, куда свет из холодильника убегает, когда дверь закрываешь.
-?! — я растерялся.
— Дверь плохо закрывается, говорю. Провисла что ли…
Я закатил глаза.
— Чего вы так рано подорвались? – Игорь был недоволен.
Мы стояли у ворот и прощались.
— Прости, друг, как-нибудь компенсирую, но сейчас так надо.
— Эх, так и знал, что надо было от неё отбрехаться…
И упомянутый субъект так некстати появился на крыльце, а потом сбежал к нам, гневно сверкая глазами.
— Ты! — Маринка накинулась на Тима. – Он запер меня в кладовке! Я всю ночь проспала на полу, спины не чувствую! – голосила она на всю улицу.
— Успокойся, Марин, — я заслонил собой ничего не понимающего парня. – Это я дверь захлопнул, когда ты за вином полезла.
Тишина. Абсолютная.
Игорь заржал первым.
— Плохих девочек иногда ставят в угол, Марин, если они плохо себя ведут. Например, грубо толкают некоторых мальчиков.
Я запихнул Тима в машину и занял водительское сиденье. Помахал ухмыляющемуся Игорю и Маше. Может, конечно, и не стоило так, но ведь не мстить же по-настоящему женщине, а вот маленький урок ей преподать не повредит. У меня тоже есть предел терпению, и я очень не люблю, когда моих близких трогают. А Тим теперь один из них, очень и очень близкий человек. К тому же, мне откровенно нравилось видеть его довольную улыбку и радостный блеск в глазах.
— Слушай, — я сидел за компьютером, когда подошёл Тим.
— Что такое, маленький? – настроение было самым лучшим.
— Может, ты мне номер Игоря дашь? Я хочу извиниться, на день рождения всё-таки не очень хорошо вышло… – он уселся мне на колени.
— Не беспокойся, смотри сюда, — я открыл письмо. – Он нас благодарит за чудесный вечер, весёлое утро и избавление от общества Марины. Мне понравилась вот эта строка, где он тебя «настоящим перцем» называет.
Я укусил его за мочку уха и полез целоваться.
— Хороший у тебя друг, — он охотно ответил и расстегнул мне ремень на джинсах, забираясь ладошкой под резинку трусов.
— Отличный. А теперь иди сюда, перчинка ты моя, остренькая.
Я уложил Тима на столе и быстренько стащил с него штаны вместе с бельём.
— Резинки.
— Спокойно, я их везде распихал, когда ты только появился, — достаю презервативы и смазку с полки над столом.
Предусмотрительность – великая вещь.
Развожу ноги, спускаясь поцелуями от груди к животу. Языком прохожусь по татуировке в виде бабочки.
— А она что-нибудь значит?
— Да… – тихо отвечает он. – Память о сестре.
Обхватывает меня ногами и требовательно целует, пресекая любые дальнейшие расспросы.
========== Глава 6. Я, конечно, не Алиса, но мой мир тоже слегка того… ==========
Жизнь и сновидения – страницы одной и той же книги.
(Шопенгауэр Артур)
— Ч-чёрт, — раздалось за спиной, и я оторвался от компьютера посмотреть, чем там недовольно мое чудо. Тим сидел, забравшись с ногами в кресло, и самозабвенно вырывал собственные ресницы. Именно так это выглядело со стороны.
— Дай посмотреть, — я отнял его руку от лица. — Открой глаз.
— Не могу, мне больно.
— Потому что натёр, — я рассматривал покрасневший и сильно слезящийся глаз. — Нет в нём ничего, тебе кажется.
— Есть, — снова полез.
— Сетчатка там есть, — я перехватил его кисть. — Но ненадолго, скоро выскребешь.
— Не мешай, раз толку от тебя никакого, — он вывернулся из захвата.
— Эх, ты, — я оттянул нижнее веко и, едва касаясь, осторожно провёл языком. Не удержался и поймал губами пушистые реснички, поцеловал несколько раз многострадальное око и отстранился.
— Офигеть, — выдал Тим секунду спустя. — Где ты такому научился?
— В книжке у Набокова прочёл.
— И ведь помогло, — довольно проморгался Тим и улыбнулся. — А второй глаз осмотришь? У меня в нём начинается лёгкое покалывание, — потянул меня на себя, обхватив за шею.
Тим не перестаёт постоянно пропадать. Как-то он вернулся с разбитой губой, закрылся в ванной и не выходил, не дал даже обработать рану. Успокаивало только то, что сам прикатился ко мне под бок и уснул, уткнувшись в мой живот.
— Блин, прекрати уже хихикать и сиди спокойно, — меня стукнули по рукам.
Я честно пытался! Просто это чудо заявило, что хочет сделать мне приятное, а я не дурак от такого отказываться. Поэтому я получил возможность насладиться массажем лица… Тим смазал кожу толстым слоем крема и с несильным нажимом водил пальчиками по какой-то ему известной схеме. Я может и был бы спокоен, не сиди он на моих коленях! Меня заводило абсолютно все: прикосновения, то, как он наклоняется и прижимается к торсу, его недовольное бормотание, цветочный аромат и невозможность видеть из-за ломтиков огурца на глазах. Пожалуй, темнота возбуждала больше всего. Зато я нашёл занятие рукам и, забравшись под футболку, поглаживал его по гибкой спинке, щекотал и пощипывал бока, как бы невзначай задевал чувствительные соски… За что получал шлепки по конечностям и выслушивал порцию нелестных эпитетов в свой адрес. Думаю, он и сам был не против, только закончить массаж стало уже делом чести.
Я потянулся туда, где по моим предположениям находились желанные губы.
— Потом, — мне надавили на лоб, отталкивая. — И не морщись! — ему шёл приказной тон.
— Ну, хоть один поцелуйчик, — канючил я. — Мне надо!
— Что? Вопрос жизни и смерти? — в голосе послышалась улыбка.
— Здоровья так точно, — я поерзал под ним.
— Уговорил, — он весело хохотнул, а я шутливо сложил губы трубочкой и причмокнул. В них уткнулось что-то влажное и холодное странной формы…
— Тьфу! Что за хрень?
— Не хрень, а клубника. Кусай.
Мм, кисло-сладкий сок наполнил рот, а последовавший за ягодой язык планомерно сводил с ума. Я ухватил Тима за талию, а второй рукой держал за затылок, не позволяя отстраниться. За что получил болезненный тычок под ребра.
— Жмот, — выдал я безапелляционно.
— Потерпи чуть-чуть, — короткий поцелуй, — немного, — ещё один, — осталось, — опалил дыханием губы и продолжил массаж.
Мне вот точно чуть-чуть оставалось… Я сконцентрировался на пальцах. Они проходились по щекам, кружили вокруг глаз, разбегались в стороны от переносицы к вискам, надавливали на подбородок. Иногда он стучал по лицу подушечками пальцев и пощипывал кожу.
Когда исчезли злосчастные дольки огурца, я словно увидел мир впервые, а в нём это невозможно красивое лицо с хитрой улыбкой, смешинками в глазах и соблазнительно алеющими скулами.