— Блин, Алик. Это даже не смешно и вообще, мы это уже проходили. Твои первоначальные намерения секретом для нас не были. Ты это знаешь. Так чего терзаешься то?

— Но ведь в вас камни кидали! Из-за меня и в вас! А вы всех спасли, и почему даже не сказали об этом сразу?!

— Не понял. Так значит, тебя расстроило отношение каких-то типов к нам. Я правильно говорю? Нас закидали камнями, а не усыпали лепестками роз, не постелили ковровой дорожки, венков на голову не одели, гимнов не спели и даже жалкого стишка не рассказали, и…

— Перестань насмехаться, в твоих устах это звучит, как мелочь.

— Но это так и есть. Знаешь, чего с нами только сделать не пытались, камни — вообще ерунда сплошная. Меня вот осыпали солью, закидывали чесноком, подстреливали из ружей, заряженных серебряными пулями, и сжечь пытались, — довольно отмечаю вытянувшееся лицо Алика.

— А соль зачем?

— Не знаю. Наверное, было новым поверьем того времени. Пули глубоко не вошли, и я их вытащил — все зажило на глазах «охотников», а чеснок в соль обмакнул и съел — что шокировало их еще больше. Из дома вылетел через окно, посмотрел, как тот догорает, ну и переехал в другое место. Мир большой, мне хватит.

Целую в уголок изогнутых в улыбке губ. Молча ликуя, наконец-то, контакт. Мой малыш уже не грустит, облегчение-то какое, кто бы знал.

— Значит все нормально? — робко спрашивает Алик.

— Умилительное ты чудо! Сам бы не сказал, не в жизнь кто из нас не догадался бы, — заверяю я его.

— Я глупый.

— Ага, но Даг меня дураком через день называет, так что смирись — это не лечится и с возрастом не проходит, — переношу его на кровать и продолжаю целовать уже в шею. — Ал, ты мне пообещай одну вещь, пожалуйста.

— Какую?

— Если у тебя ну хоть какие «глупости» в голове появятся, ты их прям сразу высказывай, хорошо? Я, конечно, эмпат, но определяю только общий эмоциональный настрой, не всегда видя причину его возникновения, скорее, наблюдаю уже следствие, — заглядываю в эти чудесные ясные голубые глазки, ожидая ответа.

— Ладно, буду. Только не считай меня уж совсем безнадежным случаем…

— Договорились, а теперь… — недвусмысленно стаскиваю с Алика свитер, а с себя снимаю рубашку.

— Эй, не спеши, — отползает он.

— Да, я неделю этого ждал! Так что нечего ползать, укладывайся удобней и получай удовольствие, — так, стаскиваю с него джинсы вместе с бельем. Свои скидываю. Ну вот, теперь порядок.

— У тебя взгляд, как у насильника. Я боюсь! — делает страшное лицо Алик, а у самого смешинки в глазах.

— Бойся, разрешаю. Иди же сюда, — перехватываю паршивца и впиваюсь в его губы, облизываю и покусываю их, только потом подключая язык. Ладонями провожу по животу, бокам и бедрам, расслабляя Алика. Сдерживаюсь, как могу, подготавливая неспешно и основательно, не желая причинять лишней боли. Войдя под аккомпанемент его стона-вскрика, все же спрашиваю: — Ну, ты как? Жуть какой узкий…

— Молчи, ты меня смущаешь… и двигайся.

Меня дважды просить не надо. Придерживая Алика за бедра, двигаюсь резче и сильней, чем в прошлый раз, вырывая и стоны, и хрипы. Слезы катятся из глаз одна за другой, но Алику хорошо. Мой малыш. Не знаю, как вытерпел эту неделю, мне уже в то утро хотелось повторить. И только желание защитить, а не добавить новой боли, останавливало. Я и не догадывался, как здорово заботиться о том, кто нравится, разделять чувства… И все это только с ним, мне больше никто не нужен. Все это время я ждал Алика, теперь мне это понятно, все инстинкты вампира твердят об этом. Алик выгибается в руках словно дикий кот…

Дав время отдышаться, целую его лицо и шею, глажу, но не возбуждающе, а расслабляя. Убедившись, что малыш спит, выскальзываю нарвать роз, и засыпаю Алика лепестками. Только после этого укладываюсь рядом, тоже спать.

*

Но немного позже в особняк прокралась новая беда, не баловала их жизнь спокойными вечерами. Только в этот раз толпа оказалась больше. За время их безмятежного существования многие перешли горы во главе с тем же Гаредом и хозяином бара. И жители быстро нашли тут союзников. А, возможно, вновь сказалось влияние Осмадия. Свое присутствие он умел скрывать мастерски и, когда не хотел, чтобы его нашли, так то и выходило. Да и местным давно не нравилось соседство с проклятым Домом на холме. А теперь появился повод разобраться с ними раз и навсегда. Очередной самосуд — быстрый и безжалостный.

Нарушение границ владений первым почувствовал Даг. Алик и Дарен увидели из окна толпу с факелами. Через две минуты все собрались в холе первого этаже, даже Ул был в человеческой форме.

— Я не уйду, Снейк еще спит, — проговорил Вульф первым.

— Никто не уйдет, Снейк и наш товарищ. А если дом сгорит, то Ул может исчезнуть, — решительно произнес Асманд. Остальные кивнули в знак согласия. Алик сжал кулаки. В этот раз он не собирался прятаться за чьей либо спиной, извиняться или тратить время, пытаясь понять — есть ли в случившемся его вина. Для себя он решил, что есть. И драться тоже будет, если придется.

«Сгожусь на что-нибудь», — подумал Алик.

— Поджигают западное и восточное крыло, — уведомил Ул.

— Я и Ул удерживаем дом, растения нам помогут. Разгоните толпу, калечить можно, но не убивайте. Слушать нас там никто не станет, так что за дело, — выдал, уносясь к восточному крылу Даг, а Ул направился к западному.

— Алик… — начал вампир, но не стал просить его спрятаться, заметив решительный блеск в глазах паренька. «Я твержу ему, что он один из нас, но ни разу не дал почувствовать этого. Сегодня будет первый раз», — подумал Асманд, а в слух произнес, заставив юношу стать пунцовым от смущения: — Алик, это теперь каждый раз будет так — секс и толпа у дома? Правда, пару дней для перекура все же дали… — издевался вампир.

Дарен улыбнулся, а Вульф захохотал так, что у Алика зазвенело в ушах.

— Ну, понеслась! — с рычанием первым выскочил за порог оборотень. Перекинулся на крыльце, став огромным палевого цвета волком. Его протяжный вой заставил местных собак забиться в самые темные углы и щели. А кто-то из них в ужасе сорвался с цепи.

Люди затормозили лишь на мгновение, но подбадривая себя криками и ведомые жаждой праведной мести за жизни девушек и вообще, за вынужденное соседство с нечистью — ринулись к особняку. Кто-то высказал предположение, что и мертвецы могли оказаться их рук делом. В стены и на крыши полетели бутылки с зажигательной смесью, Алик старался сбить огонь. Поддерживаемое силами Ула и Дага дерево не горело.

Вампир и оборотень сбивали людей с ног, кого-то вырубали на месте, нескольких Дарен закинул в маленький декоративный пруд. Вода в нем хоть и не замерзала, но была по-зимнему холодной. Людей было слишком много и становилось понятно, что их не остановить. Но отбить особняк нужно любым способом, Снейка то можно переместить, но не Ула. Значит, сначала отбить дом, потом можно переехать в другое место. Людей проще убить, чем остановить, но внимание это привлечет только еще больше. От того и оставалось что сцепить клыки и зубы, и продолжать гоняться за глупыми людишками.

А потом Асманд учуял такой знакомый, такой родной запах крови. Краем глаза он заметил заваливающегося на спину Алика, руки его были расставлены в сторону, а глаза выражали даже не боль, простое непонимание и мысль «как так», из груди его торчал топор.

Вампир сломал руку виновнику и откинул того в сторону мощным ударом, не заботясь уже — пережил ли он его. Вульф, взвизгнув, прикрыл собой Асманда у тела Алика. Пол под ним быстро заливала кровь. Дарен и появившийся Даг, прикрывали с флангов. Друид стремительно выращивал стену из кустарников, скрывая от глаз вампира и Алика.

Асманд

Алик… Черт меня подери, как я мог допустить такое! Надо было загнать его в подвал! Господи… я в Тебя не верю, но он верит. Вот так и помоги ему! Глупый я. На мне и вокруг меня столько крови, даже и не думал, что в его хрупком тельце ее может быть ТАК много.