Младенец в колыбели Как счастлив младенец, пока ему колыбель широка; Для маленького паука малейшая щель широка. Потом, доживая свой век, задумается человек: Могила – весь мир, а кому такая постель широка? Из Шиллера Если дорог столь тебе я, знанья мне свои открой, Поделись своей культурой, как сокровищем, со мной. Ты же предлагаешь: «Хочешь, душу всю тебе отдам!» Для чего твоя душа мне, что мне делать с той душой? Бесталанному поэту Впустую мельница кружится, зерно не мелют жернова, – Напрасно пыжишься, бедняга, твоя поэзия мертва! На свете много есть ремёсел, трудись иначе как-нибудь! Своими грязными лаптями зачем ты топчешь чистый путь? Пора уже тебе признаться в убогой немощи своей. Ворона жалкая, о, разве ты можешь петь как соловей? Не надевай поэта маску, видна отлично масть твоя. Не хочешь без хвоста остаться – не суйся в клетку соловья! Пара лошадей Лошадей в упряжке пара, на Казань лежит мой путь, И готов рукою крепкой кучер вожжи натянуть. Свет вечерний тих и ласков, под луною всё блестит, Ветерок прохладный веет и ветвями шевелит. Тишина кругом, и только мысли что-то шепчут мне, Дрёма мне глаза смыкает, сны витают в тишине. Вдруг, открыв глаза, я вижу незнакомые поля – И разлуку с отчим краем всей душой почуял я. Край родной, не будь в обиде, край любимый, о, прости, Место, где я жил надеждой людям пользу принести! О, прощай, родимый город, город детства моего! Милый дом во мгле растаял, словно не было его. Скучно мне, тоскует сердце, горько думать о своём. Нет друзей моих со мною, я и дума – мы вдвоём. Как на грех, ещё и кучер призадумался, притих, Ни красавиц он не славит, ни колечек золотых… Мне недостаёт чего-то иль я что-то потерял? Всем богат я, нет лишь близких, сиротой я нынче стал. Здесь чужие все: кто эти Мингали и Бикмулла, Биктимир? Кому известны их поступки и дела? Я с родными разлучился, жить несносно стало мне, И по милым я скучаю, как по солнцу, по луне. И от этих дум тяжёлых головою я поник, И невольно слёзы льются – горя горького родник. Вдруг ушей моих коснулся голос звонкий, молодой: – Эй, шакирд, вставай скорее! Вот Казань перед тобой! Вздрогнул я, услышав это, и на сердце веселей. – Ну, айда быстрее, кучер! Погоняй своих коней! Слышу я: призыв к намазу будит утреннюю рань, О Казань, ты грусть и бодрость! Светозарная Казань! Здесь деянья дедов наших, здесь священные места, Здесь счастливца ожидают милой гурии [8] уста. Здесь науки, здесь искусства, просвещения очаг, Здесь живёт моя подруга, райский свет в её очах. В чём сладость?
Наслажденье? В чём, скажите, заключается оно? Нам хорошего на свете много видеть суждено. В чём же сладость? В том, чтоб крепко стан девический обнять? Иль красавца иноходца что есть духу погонять? Или в том, чтоб из бутылки пить огонь воды живой, Чтоб шумел забвенья ветер над хмельною головой? Или в том, чтобы удача стала спутницей в делах? Или в том, чтоб стать известным, как почтенный старый шах? Иль ишаном шмыгать в гости, угощаться здесь и там, Чтобы после отрыгалось мясом с перцем пополам? Или в том, чтоб гармонистом песни разные играть, Повздыхать в раздумье грустном, а потом начать опять? Или, будучи торговцем, получать доход вдвойне И хорошею наживой ночью хвастаться жене? Или в том, чтоб золотую на войне медаль добыть, Чью-то кровь пролить рекою, чью-то голову срубить? Или в том, чтоб с пирогами чай спокойно попивать? Под себя поджавши ноги, брюхо мирно набивать? Верьте! Истинной услады не найти ни в чём таком. Испытавший эти вещи с высшим счастьем не знаком. Лишь служение народу признаю за счастье я. В этом лучшая отрада, сладость жизни для меня. Приятелю, который просит дать ответ – стоит ли жить на свете? Пожалуй, стоит жить – коль непрестанно лгать, Коль к правдолюбцам впредь решить не примыкать, Бежать от сатаны – от совести своей, Хитря, себя в обман другим ввести не дать. Коль думать о себе, а брата – позабыть, Коль бедных унижать и всюду их чернить, Коль век свой посвятить занятью одному – Свой собственный живот лелеять и растить. Коль тем, что пишешь ты, богатых ублажать, Коль масло или мёд пред ними источать, Коль правду, не стыдясь, скрывать в который раз, – Быть может, животу вредит она? Как знать! Коль быть безбожником, но веру прославлять, Твердить: велит она убогих презирать, Считать, что ныне ты на истинном пути, Достоинств всяческих тебе – не занимать. Жить тяжело, коль капитал – не божество, Коль на коленях не молиться на него. Блаженствуй, если зришь кривое в прямизне, Коль деспотизма ты приемлешь торжество! Не забывай, мой друг, что правда – ни к чему, А посему ты лги – не попадай в тюрьму, Кто голоден, кто нищ – забудь, кути, гуляй, И старца-мира прах ты преврати в сурьму! Что совесть? Звук пустой. А справедливость? Бред. В том, чтобы смелым быть, нужды особой нет – Не должно, чётки взяв, опять читать Коран В том доме, где разврат оставил явный след. Живи! И веру ты, и совесть продавай – Так поступая, жизнь невольно облегчай; Для подлецов, лжецов мир этот – рай земной, Усладой сделай жизнь, в блаженстве пребывай. На то, что я сказал, ты, ясно, не пойдёшь – Не станешь говорить заведомую ложь. Чтоб душу уберечь, по-заячьи дрожа, С прямой дороги ты вовеки не свернёшь. Умри же! Прахом стань, свою в нём чуя суть – И к ней ты возвратись, клинок вонзая в грудь! О шар земной! В тебе правдивому лежать Верней, чем по тебе пройти юдольный путь. Да, правда не извне, а в глубине твоей – И сердце тянет вниз всё чаще, всё сильней; Чтоб с правдой вместе быть до Страшного суда, Нам в землю всем пора сокрыться поскорей! Прощай же, друг! И мне за петлей – только тьма. В придачу – воронья над телом кутерьма: Не буду больше жить – я миром этим сыт! Коль жил я до сих пор – знать, не было ума. вернутьсяГурия – в исламе и восточной мифологии: дева, услаждающая праведников в раю. |
