Вскоре Андрей не мог уже ходить, и даже сидеть ему было тяжело. На богослужения в храм колонии его носили на носилках. Но, несмотря на постоянные сильные боли, Андрей неопустительно исполнял утреннее и вечернее правила, а также совершал пятисотницу. «Как дыхание для моего тела, так молитва нужна для моего внутреннего человека», – писал он.

Чем мог, Андрей старался помочь своим товарищам по заключению, раздавал свои передачи. Передарив доставшиеся ему в день рождения «фирменные трусы» уходящему на волю некоему Казику, Андрей пишет: «Его благодарность – это мое сокровище, которое не ест ржа и не сворует вор. Прочитал пятисотницу вечером и потихоньку готовлю Казику одежду, в чем ему освобождаться. У него никого нет, и никто не думает о нем. А мне бы больше думать о своем внутреннем человеке».

Когда Андрей находился в палате тюремной больницы, ему пришлось претерпеть скорби еще и от находившихся там заключенных, исповедавших ислам.[8] Андрей писал: «Не стал обращать внимание на то, что мусульмане агрессивно настроены ко мне и к вере православной. Мне их, конечно, жаль, но я и благодарен им. Своим злым отношением ко мне они помогают мне попасть в рай. Спасибо, Спасе мой, что посылаешь это мне, грешному. Между собой они постоянно разговаривают обо мне, обзывают неверной собакой и говорят, что Аллах наказал меня страшными болезнями за то, что я стал христианином. Может, Господи, Отец мой Небесный, это во мне говорит гордыня и тщеславие, но на все их нападки в душе у меня только возникает радость и веселие. Я счастлив, что сподобился хоть в очень малой доле претерпевать то, что ранее претерпевали святые угодники Божии.

Я вижу, как они, вдоволь насыщаясь, говорят: „Крошки хлеба не давайте этому неверному, так заповедал нам Аллах, а мы исполняем его волю”. А я счастлив, и мне хочется сделать им много добра за их великую помощь мне. Все, за чем они обращаются ко мне, даю. Даже когда просят лекарство обезболивающее, отдаю им свое».

Господь принял покаяние Андрея, Он укреплял и утешал его в страданиях, вдохновлял его с терпением нести свой крест. И Андрей терпел, ощущая иногда необыкновенную радость, источником которой был Сам Господь. Эта радость была для него благовестницей нескончаемой ликующей радости будущей жизни. Она развеивала мрак отчаяния и страха перед скорой неизбежной смертью. «Чувство будущего счастья переполняет меня, исполняет радостью, – писал Андрей. – Казалось бы, это бред – радоваться своей смерти. Но я верю, что лучше в муках умереть здесь, но жить вечно, созерцая Господа. Эта жизнь в вечности только миг. И я, грешный, тешу себя надеждой, что Господь не оставит меня и простит. Я, Господь, весь перед Тобой. Болезнь убивает меня и мучает, но я не перестаю славить и благодарить Господа за помощь».

19 мая 2009 года Андрей написал в своем дневнике: «Странно себя чувствую сейчас: хоть и хожу кое-как, а боли очень сильно усилились. Как будто не касаюсь земли, летаю и думаю: „Если сподобит Господь мне освободиться, если буду в состоянии что-то делать сам, то буду просить Батюшку[9] о моем монашестве"». И Господь исполнил желание Андрея. По благословению преосвященного Феофана, епископа Ставропольского и Владикавказского, он был пострижен в монашество 12 января 2010 года в храме великомученика Георгия Победоносца в городе Тырныаузе. За две недели до этого Андрей был освобожден из места заключения как больной с четвертой стадией рака.

Уже давно не встававший с постели, всю службу Андрей смог продержаться на ногах. «О боли я не думал, – говорил он, – только молился, чтобы Господь сподобил меня принять постриг. Это великий дар, не заслуженный мной… Настолько низко я пал в своей жизни, и Господь не погнушался мной».

Андрей был пострижен с именем Фаддей – в честь священномученика Фаддея, архиепископа Тверского. Именем этого святого называлось православное братство, основанное в колонии строгого режима ИК-3 в 2005 году. Этому святому Андрей все эти годы усердно молился. И именно накануне его памяти – 31 декабря – Андрей был освобожден из колонии по болезни.

Монах Фаддей отошел ко Господу 1 марта 2010 года. К сожалению, его родственники, будучи людьми неверующими, отказались признать в нем монаха. Кроме того, мама покойного не разрешила отпевать сына в храме. Отпевание по монашескому чину было совершено отцом Игорем в морге. После отпевания монашеские одежды с усопшего были сняты и тайно положены в гроб.

«Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю», – сказал Господь благоразумному разбойнику (Лк. 23: 43). Не скажет ли Господь то же и монаху Фаддею, который, как и тот разбойник, безропотно принял из Его рук спасительную чашу великих страданий?

Сергей, ИК-18

(из писем одного пожизненника[10])

Лет до 12 я идеализировал наши правоохранительные органы. Все работники для меня были как бы овеяны ореолом святости. Но однажды у нас в поселке обворовали магазин, вынесли почти все из него. И наша «бравая» милиция, вместо того чтобы искать преступника, решила списать все это дело на меня. Не знаю, почему и что у них за мысли были, но принялись за меня крепко. Всячески принуждали меня «сознаться». А я тогда еще не занимался такими вещами. Я уходил из дома, школу прогуливал – это было. Но было это продиктовано такими обстоятельствами, которых я никому не мог объяснить и не хотел объяснять. А тут пытаются на меня навесить то, о чем я и не помышлял. Это меня и возмутило, и обидело, и подорвало мое доверие к милиции.

Ничего у них не вышло с их затеей – на меня списать. Но эти инсинуации, глупые и бессовестные, задели меня крепко. Помимо просто обиды, еще и разозлило, потому что люди стали настороженно, с недоверием и опаской относиться ко мне. Это понятно, ведь убегаю из дому (никто ж не знает почему), а теперь к этому присоединилось и то, что в милицию меня таскают. Значит, что-то натворил и еще может натворить.