В трех походных колоннах следовали линейные корабли «Св. Павел», «Св. Петр», «Захарий и Елизавета», «Богоявление Господне», «Св. Троица», «Мария Магдалина», семь фрегатов и несколько мелких судов[11]. Еще два линейных корабля, постройка которых завершалась, должны были присоединиться к эскадре позднее. В Севастополе оставалась резервная эскадра из устаревших судов, предназначалась она для обороны крымских берегов, а при необходимости — для усиления отбывавшей эскадры.
Уходившими кораблями командовали опытные и храбрые офицеры, в большинстве ученики и соратники Ушакова, не раз участвовавшие в морских сражениях: Д. Н. Сенявин, будущий выдающийся флотоводец, И. А. Шостак, И. А. Селивачев, А. П. Алексиано, Е. Сарандинаки, И. О. Салтанов и другие. Личный состав эскадры насчитывал 7406 человек, в том числе 1700 солдат «черноморских адмиралтейских батальонов». На ее вооружении было 792 орудия[12].
Вначале погода благоприятствовала плаванию: дул умеренный норд-вест и суда были на ветре. Однако вскоре разыгрался не на шутку шторм. Разбросав корабли, он нарушил походный строй. Когда эскадра перед Босфором (в то время назывался Дарданеллами Константинопольского пролива) вновь собралась, оказалось, что некоторые суда получили серьезные повреждения. Большинство из них устранили силами имевшихся в составе команд плотников и других мастеровых матросов. «Св. Троицу» и акат «Св. Ирина» Ушаков вернул в Севастополь с предписанием после ремонта немедленно следовать к эскадре в Константинополь.
Договор о дружбе и союзе с Турцией в совместной борьбе против Франции еще не был подписан, это произойдет чуть позже, 23 декабря. Поэтому адмирал послал легкое судно — авиз «Панагия» с письмом к русскому посланнику в Константинополе В. С. Томаре, чтобы узнать, достигнуто ли соглашение о беспрепятственном проходе эскадры через пролив.
Ожидать у Босфора ответа Ушакову пришлось недолго. 24 августа русская эскадра впервые вошла в пролив. Моряки с интересом смотрели на проплывавшие вдоль бортов диковинные селения с низенькими домами, облепившими зеленые холмы, тонкими минаретами многочисленных мечетей, возвышавшимися над строениями, словно раззолоченные свечи.
Знаменитую ушаковскую эскадру, своими победами доставившую туркам столько огорчений, встречали на всем пути по проливу с огромным интересом. Толпы людей, заполнившие оба берега, европейский и азиатский, бурно приветствовали российских моряков, с любопытством смотрели на русские корабли. Даже сам султан Селим III не смог преодолеть этого чувства. Одевшись в простую одежду, он обошел бросившую якоря эскадру на своем каике, внимательно рассматривая русские суда и любуясь царившим на них образцовым порядком.
Едва корабли спустили паруса, как на борт «Св. Павла» поднялся Василий Степанович Томара. Русский посланник при султанском дворе был обрусевшим греком, довольно образованным человеком. Он прилагал немалые усилия для сближения Турции и России. Дипломат был очень рад встрече с посланцами своей страны. Поздравив Ушакова с благополучным прибытием, он подробно проинформировал его о международной обстановке в районе Средиземноморья, поставил в известность о высадке экспедиционной армии Наполеона в Египте, о захвате французами Мальты, о победе Нельсона при Абукире. Затем посланник рассказал о положении в Турции, о ее сильной обеспокоенности последними событиями на Средиземноморье, особенно проникновением французов на западное побережье Балкан и захватом Египта, о большой надежде Порты на русскую помощь.
— Прежде всего на помощь вашей эскадры, Федор Федорович, — заключил Томара.
Вскоре после его убытия к Ушакову явился кехая — придворный чиновник, подчеркнуто учтивый, в красной чалме, дорогой одежде. Низко поклонившись, он передал поздравление великого визиря[13] с благополучным прибытием; ого пышную речь, сотканную из возвышенных слов, переводил адмиралу лейтенант Е. П. Метакса. Прибыл кехая не с пустыми руками; с целым караваном фелюг — гребных судов, наполненных свежими овощами, фруктами и живыми овцами, предназначенными для команд судов. Адмиральская каюта уставилась корзинами ярких цветов.
На следующий день султан прислал к Ушакову первого драгомана[14] с драгоценным подарком «за скорый приход» — табакеркой, усыпанной бриллиантами, а для раздачи командам судов — две тысячи червонцев.
Такие вот бывают в истории превратности. Стамбул с радостью встречал своего самого страшного в недавнем прошлом неприятеля — Ушак-пашу, при одном упоминании имени которого еще недавно турок бросало в дрожь.
И было отчего.
Именно с ним, Ушаковым, были связаны все поражения турецкого флота на Черном море, начиная с первого крупного морского сражения, происшедшего в июле 1788 года у острова Фидониси. Командуя авангардом, Ушаков обогнул с наветренной стороны голову турецкой эскадры с флагманским кораблем адмирала Гассан-паши и решительно пошел на сближение. Его атака одновременно с обеих сторон поставила неприятеля «в два огня».
Этот неожиданный для турок маневр определил плачевный для них исход баталии.
И в последующих сражениях Ушаков добивался блестящих побед. И побеждал он, отказываясь от господствовавшей в то время во всех флотах линейной тактики морского боя. По канонам этой тактики эскадре надлежало атаковать сразу всю линию противника, при этом она должна была строго соблюдать свой строй, а каждый корабль мог сосредоточивать огонь только на определенном судне противника.
Памятуя о наказе Петра I, основоположника флота российского, «не держаться правил, яко слепой стены, ибо там порядки писаны, а времен и случаев нет», Ушаков применял каждый раз новую, в зависимости от обстановки, тактику, маневренную, основанную на сочетании маневра и огня. Он разрезал линию неприятельской эскадры на несколько частей и, сосредоточив основные силы для нанесения главного удара, с расстояния картечного выстрела обрушивал на противника огонь всех корабельных орудий, нацеливаясь прежде всего на флагманский корабль. Лишившись флагмана, турки обычно приходили в замешательство, впадали в панику, их уцелевшие суда стремились спастись бегством.
Летом 1790 года Ф. Ф. Ушаков, незадолго до этого возглавивший Черноморский флот, одержал новую замечательную победу. В пятичасовом бою в Керченском проливе, куда подошла турецкая эскадра, чтобы высадить десант, он сорвал нападение противника и нанес ему серьезное поражение. Турки бежали, потеряв флагманский корабль.
В августе того же года флотоводец одержал еще одну победу, на этот раз у Тендры, недалеко от Хаджибея — в районе будущей Одессы. Ушаков с ходу, в походном порядке атаковал турецкий флот и разгромил его. Корабль капудан-паши (главнокомандующего) Гуссейна, объятый пламенем, взлетел на воздух, а другой — 66-пушечный «Мелеки-Бахри» и несколько мелких судов были взяты в плен.
31 июля 1791 года в морском сражении у мыса Калиакрия, что на западном побережье Черного моря, турки потерпели еще более крупное поражение. Применив стремительный маневр, Ушаков прошел между неприятельскими кораблями, стоявшими на якоре, и берегом. Отрезав тем самым эти суда от береговых батарей, адмирал решительно атаковал их[15].
Из огромного флота, собранного Селимом III не только в Турции, но и в подвластных ей Алжире и Тунисе, последней надежды султана в войне после разгрома его армий, в Константинополь возвратилось лишь несколько сильно потрепанных судов. В их числе был и адмиральский корабль Саида Али (Сейита Али), того самого «отважного и непобедимого» алжирского паши, который, отправляясь в поход, поклялся падишаху «захватить грозного Ушак-пашу и привезти его в клетке в Стамбул». И вот так невообразимо оскандалился: побитый адмирал сам еле добрался до столицы, его полузатопленный корабль дополз до бухты, казалось, лишь для того, чтобы тут же, по прибытии, на глазах удивленных турок пойти ко дну. Константинополь в паническом страхе ждал появления русского флота. Лишь известие о перемирии, заключенном по просьбе Порты в Галаце, принесло туркам успокоение.
