Сержант покивал, мол, есть такое дело, бывает, с гостиницами в городе напряжёнка, и отвернулся всем телом, утратив к гражданину остатки интереса. Казалось, его вниманием целиком завладела группа молодых людей в противоположном конце зала.

– Тут неподалёку домашняя гостиница есть, – сказал полицейский вдруг, через плечо, – Хотя…

«Да уж», – думал Круглов, без энтузиазма рассматривая «Приют», а уши пощипывало морозцем. Он выдохнул очередную порцию ледяных кристалликов и нагнулся за сумкой, сообразив, что пробы можно было оставить и на вокзале, в камере хранения. Не исключено, что и ночевать придётся именно там. По лестнице инженер поднимался тяжело, каблуки звонко стучали по рифлёному железу, снег противно скрипел.

Дверь открылась прямо в небольшой холл. Яркий свет резанул по глазам, вышибая слезу. Тепло окутало инженера, в носу сразу захлюпало. Он поморгал, осматриваясь. Небольшое помещение надвое разделяла высокая стойка с дверью и откидной столешницей, как в баре. Справа у стены притулился диванчик для посетителей, широколистный фикус в кадке склонился над ним толстым стеблем, словно устал торчать и желал прилечь. Ох, как он его понимал!

– Здравствуйте!

Над стойкой улыбалась голова жгучей брюнетки лет сорока, с ярким и обильным макияжем и современной причёской: дрэды, нарощенные цветными ленточками и светлыми прядями. Этот стилистический изыск был стянут в тугой, перекрученный, как моток проволоки, узел на затылке. Открытый лоб без единой морщинки, словно косички растянули кожу как парус. Высокие, тщательно выщипанные в нитку и подкрашенные, брови только усиливали это впечатление.

– Здравствуйте, – Круглов пересёк квадрат пола, покрытый дешёвеньким, но явно новым линолеумом. – Мне бы комнату на ночь. Есть места?..

Обладательница диковинной причёски – ночной администратор? хозяйка? раз гостиница домашняя, – оказалась щедро наделена и другими достоинствами: полные плечи и руки, пышная грудь, декольтированная чёрной блузкой, очень белая кожа. Она улыбалась ярко-красными губами, теперь шире, ровные белые зубы влажно блестели. Сплошные искренность и радушие. Ни усталости, ни скуки, ни раздражения…

– Тысяча рублей, – кивнула она, крупный и броский камень цвета крови лежал в ложбинке между грудей, притягивая взгляд, – Отдельная комната и санузел. Расчётный час – двенадцать. Вас устраивает?..

Круглов кивнул, к горлу подступил комок. Вот так, просто. От облегчения ноги едва не подкосились, так не хотелось возвращаться на вокзал, покидать это уютное тепло и выходить на улицу. В темноту и холод.

– Давайте паспорт, – женщина протянула руку над стойкой.

Нет, подумал Круглов, глядя на эту руку, не сорок. Пожалуй, ей за пятьдесят, но молодится изо всех сил. И глаза ещё блестят: большие, чёрные. Кошачьи. Хотя, может, это из-за косметики? Он в этом не разбирался.

– Пожалуйста…

Женщина уткнулась в гостевую карту, он осмотрелся. Стойка отгораживала холл от коридора, уходящего в обе стороны. Вряд ли далеко, снаружи здание не выглядело большим: несуразным, грубым и серым, как промышленный цех – это да, но небольшим. У стены за стойкой – широкий, ячеистый шкаф-стеллаж. В открытых нишах – стопки «вафельных» полотенец и застиранного белья. Какие-то бутыли. Рядом мерно тарахтел торговый холодильник с прозрачной дверцей: газировка, пиво. Ещё правее – узкий стол, покрытый скатертью. Небольшая стойка с чешуёй разноцветных пакетов: чипсы, сухарики, рыба… Сопутствующие товары? Обслуживание в номерах? Пять звёзд, всё включено…

– Если проголодались, под нами – кафе. Вкусно и недорого, – сказала женщина, не поднимая головы, – Правда, вход только через улицу. Вы на машине?

– Нет, – ответил Круглов, – А какое, собственно?..

– Это я к тому, что наша стоянка оборудована камерами, но вам это…

– Не пригодится, – подхватил он с вялой улыбкой.

– Ну, может, хоть поужинаете, кафе работает до трёх ночи…

Вывеска под лестницей была. Неразборчивые витиеватые буквы. Круглов вздохнул. Вокзальные пирожки с печёнкой ещё лежали в желудке парой холодных кирпичиков, словно он заглотил их не жуя. Тут не о еде, о мезиме подумать стоило.

– Нет, спасибо, – сказал он. – Я, пожалуй, воздержусь…

– Ну, и правильно, – она вернула паспорт и сдачу с пятитысячной купюры. – Говорят, есть на ночь – вредно. Плохие сны снятся.

Кругло вяло махнул рукой. Он так устал, что кошмары его не заботили ничуть. Хозяйка поднялась со стула и откинула часть стойки над дверцей, приглашая его пройти.

– Пожалуйста.

Он подхватил сумки.

– Сюда.

Женщина пошла впереди. Талия у неё оказалась очень тонкой, а вот задница и бёдра – под стать груди и плечам. Низкий пояс джинсы позволял рассмотреть цвет нижнего белья. Модно. Широкие бёдра покачивались, ягодицы упруго подрагивали, словно их обладательница только что соскочила с барельефа храмового комплекса в Каджурахо, растеряв по дороге бусы и браслеты. Какие джинсы? Ей бы сари: «Джими, Джими, ача…»

Круглов отвёл взгляд.

К счастью, коридор оказался коротким. Тупичок, обклеенный виниловыми обоями грязно-песочного цвета, и три двери.

– Вот, – сказала женщина, повозившись с ключами. – Ваш номер. Тринадцатый. Вы в приметы верите?

Она хихикнула.

– Нет, – сказал Круглов. Игривый тон хозяйки раздражал. Он поскорее хотел остаться один.

– Прекрасно! – она распахнула дверь в короткий тамбур. Против входной двери была ещё одна, точно такая же. – Это санузел.

Она протиснулась вперёд, бесстыдно касаясь его плеча полной грудью, и повернула налево. Загорелся свет.

– Располагайтесь. Будьте, как дома. Отдыхайте…

– Спасибо, – буркнул Круглов.

Кажется, она что-то почувствовала, и без дальнейших разговоров выпорхнула из номера. Инженер выдохнул и опустил сумки на пол.

Ох! Хорошо!

Первым делом он снял ботинки. Освобождённые ступни отозвались ломотой. Пуховик Круглов пристроил на вешалке у двери, спрятав шарф в рукаве, который высовывался наружу красно-чёрным мохеровым языком. На подгибающихся ногах дошёл до кровати и плюхнулся навзничь поверх покрывала. Он лежал так минут пятнадцать, прислушиваясь к тонкому вибрирующему звону в измученном теле: ноющим предплечьям; икрам, налитым молочной кислотой под завязку; пояснице, в которой медленно растворялись мышечные зажимы, словно кусок сахара в тёплом чае.

Жаркий воздух обволакивал, навевая дрёму. В комнате пахло чистотой и свежей постелью. Обалдеть! И тихо. До чего тихо… Он отключился.

Во сне тяжко ворочалось и ритмично грохотало, рядом, словно он стоял на нулевой отметке котельного цеха у барабанной мельницы, в полной темноте, а над головой свистело и билось в топке яростное гудящее пламя…

Минут через десять Круглов приподнялся на локте, бросив взгляд на часы – половина одиннадцатого. Он сел на кровати, повертел головой, стряхивая остатки сна и осматриваясь. Ах, да! Командировка. Гостиница. Комната квадратов двадцать. Бежевые обои, на полу линолеум. Точно такой же, как и в холле: новый и чистый. Большую часть номера занимала двуспальная кровать. У входной двери, слева, настенная вешалка, по другую сторону – высокое зеркало, в котором сейчас отражались часть кровати, тюлевые занавески на окне и кирпично-красного цвета портьера. Угловой диван с низким столиком. Телевизор на кронштейне висел над диваном и почти под самым потолком, чтобы было удобно смотреть с постели.

Неплохо!

Нет, ей-богу недурно! За тысячу-то рублей.

Круглов ездил много. В основном по области, но случалось и в Москву летать. Сказать, к примеру, ведомственная гостиница «Мосэнерго» похуже будет: боксовая система номеров; один сортир на две комнаты и пять человек. А тут?! Ему вдруг пришло в голову, что на вторые сутки искать жильё больше не нужно. Нет, правда, чем не ночлег? Завтра ещё попарится с неподъёмной сумкой, а потом будет налегке. И до вокзала недалеко…

Усталость отступила, настроение качнулось в мажор. Круглов поднялся, стянул джемпер и бросил его на постель. Ну-ка, проинспектируем удобства. У выхода он заметил две пары сланцев. Домашние туфли, надо полагать. С усмешкой он сунул ноги в те, что побольше размером и вышел в тамбур. Туалет крохотный: на толчок и раковину-тюльпан. Над раковиной тоже висело зеркало, на крючках чистые полотенца. Круглов помочился, вымыл руки и освежил лицо. Хорошо бы душ принять, но…