Корри-Лин внимательно всмотрелась в маячившее над ней лицо. Такое знакомое, вот только смуглая кожа и волосы, выкрашенные в темно-каштановый цвет, придавали ему неприветливый вид. Это был не тот Иниго, которого она знала и любила. «В конце концов, прошло семьдесят лет, – подумала она. – И сны не всегда заканчиваются так, как у Идущего-по-Воде. А я так мечтала об этом моменте…»

– Пожалуйста, – попросила она.

Ветер взвыл так громко, что стало больно ушам. Она вцепилась в подлокотник кресла, боясь последнего толчка, который унесет их в разрушающееся ядро планеты.

– Все в порядке, – раздался ласковый голос Иниго. – Это просто ветер.

Она неловко усмехнулась. Его голос не изменился, и по-прежнему она черпала в нем бесконечную уверенность. Как часто она слышала ее в посланиях тысячам верующих в Золотом Парке и чувствовала нежность, когда они с Иниго оставались наедине. Каждый раз этот голос дарил ей спокойствие. Если он сказал, что ветер, значит, ветер и есть.

– Ты можешь снова видеть сны? – спросила она.

Освещение кабины мигнуло. Ветер все так же завывал снаружи, но на пульте вспыхнули тревожные красные огоньки. Пальцы Иниго погладили ее щеку.

– Какой сон ты хочешь увидеть? – спросил он, излучая искреннее сочувствие.

– Я хочу в последний раз перенестись на Кверенцию, – сказала она. – Хочу пройтись по аркадам Лиллилайта. Хочу прокатиться на гондоле по Главному каналу. Хочу наблюдать рассвет из оранжереи Кристабель. – Она схватила его за руку. – Чтобы мы были там вдвоем. Разве я прошу так много?

– Нет, – сказал он. – Это красивое желание.

– Перенеси нас туда. До самого конца.

Слезы скатились по его щекам.

– Я не могу, любимая. Прости.

– Нет, – крикнула она. – Иниго, пожалуйста.

– Хочешь, мы вместе пересмотрим один из снов про Идущего-по-Воде. Любой. Стоит только выбрать.

– Нет. Я знаю их все наизусть. Даже последний сон. Я хочу знать, что происходило потом. Если ты не можешь перенести меня туда, покажи свой последний сон.

– Корри-Лин, ты все еще веришь мне?

– Конечно.

– Тогда не проси об этом. Давай посмотрим на то, как Эдеард бросает мастера Черикса в Бирмингемскую заводь, или на его противостояние мастеру Байзу и отряду милиции в Сампалоке. Это такие чудесные моменты! Идущий-по-Воде показывает людям, что их жизнь может измениться к лучшему.

– Почему? – захныкала она. – Скажи, почему?

Шум ветра внезапно стих. Стих так неожиданно, что Корри-Лин показалось, будто она оглохла. Вот и конец. И никаких сожалений. Ну, почти никаких.

– Проклятье.

Взгляд Иниго устремился к задней части кабины.

– Все в порядке, – храбро прошептала она. – Мы вместе.

– Угу.

Он покачал головой и выпрямился.

Корри-Лин неловко приподнялась.

– Что такое?

– Заступница не проявила милости и уготовила нам судьбу худшую, чем смерть.

– Иниго, что ты говоришь?..

Кабину залил ослепительно яркий зеленый свет. Корри-Лин невольно зажмурила глаза. Остаточное раздражение зрительных нервов вызвало в ее мозгу хоровод белых и алых искр. Мощный толчок швырнул ее в сторону, и она закричала от страха и боли, скатившись с кресел в узкую щель у стены. Здоровая рука отчаянно замахала.

Иниго!

Затем ее внезапно накрыла волна ледяного холода. Испуганный вдох обжег морозом губы и гортань. Зрение стало постепенно восстанавливаться. Она увидела, что Иниго все еще стоит на пульте, окутанный мерцанием силового поля, и все так же смотрит куда-то вверх. Корри-Лин, боясь увидеть что-то ужасное, все-таки проследила за его взглядом.

Задняя часть кабины вездехода исчезла. Вместо нее было мрачное небо и медленно падавшие серые гранулы изо льда и пыли. Чуть дальше вспыхивали пурпурные искры, отмечавшие широкий купол силового поля, защищающий вездеход от яростного ветра. На фоне укрощенного шторма темнела человеческая фигура, дополнительно защищенная от стихии личным силовым полем. Корри-Лин моргнула, стараясь восстановить резкость. Задействовав вспомогательную программу своей макроклеточной ячейки, она узнала лицо этого человека.

– Ох, Заступница, будь все проклято, – простонала она и бессильно упала.

– Привет-привет, – весело воскликнул Аарон. – Рад снова с вами встретиться.

Ночью великолепные крыши Маккатрана, отражая спокойный свет звездных туманностей, блестели муаровым шелком. На фоне этого мягкого покрывала улицы протянулись оранжевыми нитями, причудливым узором переплетавшими огромный город, прильнувший к морю. В полете над хрустальной стеной взгляд осведомленного человека мог заметить и новые искры света, едва видные на фоне ночного великолепия.

Далеко-далеко внизу, почти на границе восприятия, с вершин домов в ласковое ночное небо поднимались светящиеся штрихи, оставлявшие за собой прозрачные следы. Казалось, будто сам Маккатран выдыхает в небеса фосфоресцирующий дождь.

Души умерших, начиная свой полет в величественной пучине ночи, испускали счастливые и удивленные возгласы. Он улавливал их голоса, когда души проносились мимо; в них слышалась радость освобождения от тела, от боли и несчастий, печаль об оставленных внизу любимых и восхищение песнями, зовущими их в небо. Голоса перекликались друг с другом, спеша поделиться радостью обретенной свободы. Некоторые объединялись, образуя более яркие ореолы, другие оставались в одиночестве, наслаждаясь независимостью.

Иногда, опуская печальный взгляд вниз, он видел, что какие-то души задерживаются. Расстроенные своей смертью, они стремятся остаться среди тех, кто им дорог. Их никто не видит и не слышит, и хрупкие призраки еще больше огорчаются от того, что близкие не чувствуют их присутствия, тем самым разбивая слабую надежду. Их печаль так тяжела, что грозит задушить его, стоит только остаться среди них немного дольше. И он снова устремляет взгляд вверх, к тем, кто спешит подняться все выше и выше, он жаждет уловить хотя бы слабые отзвуки пения, звучащего из сердца Вселенной. Если бы еще немного напрячь силы, еще немного потянуться вверх…

Эдеард проснулся как от толчка, резко сел в постели, хватая ртом воздух. Сердце отчаянно колотилось в груди, кожа покрылась липким холодным потом.

Рядом с ним приподнялась Кристабель и обняла его обеими руками.

– Все хорошо, любимый, – нежно прошептала она. – Тебе всего лишь приснился дурной сон.

– Каждую ночь, – простонал он. Этот сон он видел регулярно с тех пор, как упал с башни в Эйри. – Когда же пройдет наваждение? Уж лучше бы я видел свои прежние сны, чем такое наказание.

– Прежние сны?

Кристабель распорядилась, чтобы потолок дал свет. Чистое белое сияние озарило квартиру. Привычный вид немедленно вернул Эдеарда к реальности.

– Извини. Я всегда вижу сны. Но этот!

– Опять души умерших?

– Да, – грустно признался он. – Я вижу, как они поднимаются, но не могу слышать зовущего их пения. Я пытаюсь прислушаться, а потом… – Он раздраженно тряхнул головой. – Прости.

– Перестань извиняться. Я просто беспокоюсь о тебе, вот и все.

– У меня все в порядке. – Он упал на постель и взглянул в узкое окошко. – Сколько времени?

– До рассвета еще несколько часов.

– Ха! Тогда это, возможно, не сон. По ночам я всегда мысленно представляю себе город.

Кристабель перевернулась на бок, и ее взгляд стал тревожным.

– А ты способен сейчас увидеть души про-взглядом?

– Не уверен.

Эдеард закрыл глаза и устремил про-взгляд вдаль. Перед его мысленным взором появились темные силуэты зданий, пронизанные искрами дремлющих разумов. Он легко узнал всеобъемлющие мысли Маккатрана, охватывающие все структуры без исключения, хотя ниже уровня улиц и каналов, там, где проходили тоннели, трубы и странные энергетические нити, они проявлялись сильнее, чем наверху. Никаких признаков душ Эдеард обнаружить не смог.

– Ничего, – упавшим голосом признался он.