– И что же мы будем делать? – спросил Динлей.
Эдеард оглянулся по сторонам. Друзья по отделению ждали его решения. «Подумать только, куда нас завели мои идеи! Но я знаю, что поступаю правильно. Я уверен. Политики и благородные семейства все искажают». Он невесело улыбнулся своим товарищам.
– Я поступлю так, как советовал Бойд: буду действовать решительно. Вы со мной?
Лицо Максена болезненно сморщилось.
– Зачем спрашиваешь?
В их сторону направились несколько констеблей под командованием смущенного сержанта. Эдеард пренебрежительно махнул на них рукой.
– Полагаю, что мы только что перестали быть констеблями.
– О Хоньо! – простонала Кансин.
– Но сейчас вам необходимо держаться за мои руки, – сказал Эдеард.
Принятое решение значительно подбодрило его. Друзья, ощутив его настроение, заулыбались. Стоя посреди набережной, все четверо взялись за руки. И среди бела дня, на глазах у сотни констеблей и под прицелом тысяч про-взглядов, они с вызывающим смехом опустились сквозь твердую почву.
Они неслись по ярко освещенному тоннелю, как будто падали на Кверенцию от самых звезд, и Максен кричал громче всех.
«Эдеард, что ты делаешь?»
Он ощутил телепатический посыл Финитана, как только все четверо поднялись на поверхность в пустынной аллее неподалеку от центрального моста через Облачный канал.
«Я должен остановить милицию, сэр», – ответил Эдеард, удивляясь тому, как быстро Грандмастер сумел его отыскать.
Но потом он увидел пробегавшего в другом конце аллеи ген-пса.
«Послушай меня, Эдеард. Не применяй силу против милиции. Тебя поддерживают далеко не все офицеры. А Овейн предоставил им полную свободу действий».
«Почему? Зачем он это делает?»
«По мнению всего города, он расхлебывает заваренную тобой кашу, – сказал Финитан, и его мысли выдачи бесконечную усталость. – Таким образом он лишает тебя права осуществлять закон и порядок и одновременно побеждает бандитов. Сколько бы теперь людей ни погибло, обвинят только тебя. И потому за Овейна будут голосовать еще сотню лет».
«И все это только ради голосов избирателей?»
«Нет, Эдеард. Как я уже говорил тебе прежде, политика есть политика. Всегда. Тех, кто обладает властью, нелегко свергнуть. Тем более с добрыми намерениями».
«А как же Байз? Он предлагает убежище людям и призывает к сопротивлению милиции. Он только усугубляет положение».
«Овейн решил пожертвовать Байзом. До сегодняшнего дня они были союзниками в Высшем Совете. И каждый хотел отличиться, уничтожив тебя. Байз недооценил решительность Овейна. И тот не преминул воспользоваться лазейкой. Он уже поговаривает о том, чтобы отдать Байза под суд за соучастие. А у Байза найдется немало родственников, которые в случае его падения будут рады занять освободившееся место главы района. Сейчас Байз может лишь организовать сопротивление в надежде дискредитировать Овейна».
«Вы думаете, он это сделает?»
«Не берусь сказать. Они еще могут договориться, пока не пройдена критическая точка. Договорятся они или нет, за меня после сегодняшнего никто не будет голосовать. Пожалуй, я и сам воздержусь. Я серьезно подумываю, не предложить ли союз Овейну, так у меня есть шанс сохранить хотя бы часть политического влияния. Пожалуй, работая с ним, я мог бы стать смягчающим фактором».
«Нет, вы не сделаете этого».
«Эдеард, все мы должны смотреть в лицо реальности. Овейн консолидирует город вокруг себя, как надеялись сделать мы сами».
«Ценой человеческих жизней! Ведь в толпе есть агенты благородных семейств, готовые подстрекать людей на конфликт с милицией».
«В таком случае нам остается только надеяться на Заступницу, чтобы она сотворила чудо. Другого выхода я не вижу. На нас давят со всех сторон. И ты, мой отважный друг, потеряешь все, чего успел добиться».
«Этого не произойдет».
«Это уже произошло. Я готов защищать тебя, насколько в моих силах, но сомневаюсь, что завтра мои усилия будут чего-то стоить».
Эдеард закончил разговор с Грандмастером и опустил голову.
– Что еще произошло? – спросил Динлей.
– Мы остались совсем одни, – сказал Эдеард. – Овейн победил. Он просто бросил нас, словно мы никогда не существовали.
Но мы существуем, – решительно заявил Максен. – И я здесь, с тобой, готов помочь помешать милиции убивать людей. Идем и сделаем это.
Про-взгляд Эдеарда скользнул по первым рядам милиции, маршировавшим по мосту от Верхнего Рва.
– Ладно, – без особой уверенности согласился он. – Последняя попытка.
Их заметили сразу, как только друзья направились к мосту. В их сторону устремились тысячи про-взглядов, и все больше и больше людей следили за ними из каждого района города. Всеобщее внимание давило на четырех друзей, словно влажная духота летнего полдня. Жизнь в городе замерла, все наблюдали за событиями в Сампалоке. В их мысли ворвался телепатический шквал насмешек и оскорблений. Эдеард блокировал посторонние разговоры, стараясь придумать, что делать дальше.
«Чудо Заступницы. Финитан сказал, что нам без него не обойтись. И он прав. Но Заступница явила лишь одно настоящее чудо: это ее храм. А если… да, такой смелости от меня не мог ожидать даже Бойд».
Центральный мост через Облачный канал представлял собой пологую дугу из материи города, окаймленную приземистыми опорами, на которых росли мандариновые деревца. Мост выходил на небольшую площадь, где фруктовые деревья были посажены у каждого дома – сливы и груши прикрывали выпуклые стены густыми полосами цветущих ветвей. Но тонкие ароматы полностью заглушил едкий дым. Улицы Борфол и Джанкал, уходящие вглубь Сампалока, были перегорожены грудами мебели, которую натащили и подожгли мятежники. Позади баррикад виднелись разграбленные магазины и мастерские. В толпе Эдеард и его друзья заметили несколько человек из списка: они поздравляли единомышленников и передавали полученные инструкции. Он заметил и множество пистолетов, которые никто уже не прятал. Внутри зданий царила печаль. Избитые владельцы лавок залечивали раны, а их родные наблюдали за торжествующим снаружи хаосом в горестных раздумьях и с едва сдерживаемым гневом.
Эдеард обратился к Кристабель.
«Ты видишь все это?» – спросил он.
«Да, любимый. Сейчас все в городе наблюдают за Сампалоком. Никто не верил, что привлекут милицию. Отец опасается худшего, но в Высшем Совете лишь немногие осмеливаются возразить мэру. Ох, Эдеард, какой ужас, и все по моей вине».
«Нет».
«Да, – настаивала она. – Это я придумала согнать их всех в Сампалок, и посмотри, сколько достойных людей уже пострадали».
«Мы правильно поступили, иначе беспорядки только умножились бы. Так и должно было быть».
«Правда? Я уже не уверена в этом».
«Ответственность лежит только на мне. Кристабель, возможно, мне скоро придется покинуть город. И хорошо, если я не окажусь в шахтах Трампелло».
«Я поеду с тобой, ты же знаешь. Куда бы то ни было».
«Нет, дорогая, ты станешь главой Хакспена».
«Не уверена, что мне этого хочется, если Хакспен окажется под властью Овейна и его „единого народа“».
«Давай не будем ничего решать сгоряча, хотя бы до завтра».
«Как скажешь. Я могу тебе чем-нибудь помочь? Пожалуйста. Я бы очень хотела сейчас быть с тобой рядом».
«Нет. Но многие люди ранены. Им требуется помощь врачей».
«Это я организую. Я поговорю с Грандмастером медицинской гильдии. По крайней мере он не принадлежит к числу сторонников Овейна».
«Вот и хорошо».
Аллея вывела их к самому Облачному каналу неподалеку от моста. Констебли, стоявшие у обоих его концов, беспомощно наблюдали за маршировавшей мимо милицией. Солдаты все прибывали со стороны Верхнего Рва и аккуратными рядами заполняли площадь. Кроме одного взвода, построенного по четыре человека в ряд, поперек дороги. Стоило Эдеарду выйти из аллеи, как на него нацелились двадцать восемь пистолетов.
– Лейтенант, я хочу с вами поговорить, – крикнул Эдеард.
Первый ряд расступился, и вперед вышел лейтенант. На вид ему было далеко за тридцать, из-под форменной фуражки выбивались светлые вьющиеся волосы. На сине-зеленом мундире ярко блестели тщательно начищенные пуговицы, к белому ремню была пристегнута длинная сабля.