Командир хозяйственной роты - старший лейтенант из запаса, окинул взглядом помятых, каких-то затасканных двух бойцов и спросил деловито:
- Какие армейские специальности?
- Музыкант. Служил в музвзводе, - как-то безразлично ответил первым Обиход.
- Водитель БТР, - с какой-то надеждой в голосе доложил Бут, - прошел 300-километровый марш. Третий класс, имею запись в военном билете.
- А чем заслужили ваш перевоз сюда - почти за 10 тысяч километров?
Молчали оба, потупившись. Что они могли ответить? По здоровью? Не знали, что записано в личных делах, а какой смысл был что-то выдумывать.
- Понятно. "Отказники". Ну, у меня не курорт. Завтра - в кухонный наряд, пока там с вами не определятся. Идите с вещами в десятую палатку, там доложите сержанту Круглику, ясно?
И вот уже неделю - через день в наряд и никакого просвета, и никакой информации, почему за ними не едут с погранотряда. Почему?! Зато у всех на слуху информация, в которую трудно поверить: армия со дня на день двинет "за речку" - в Афганистан, а то, может, и дальше - в Иран. Неужели хозяйственная рота пересыльного пункта - их крест, который суждено тащить полтора года?! Они даже не написали письма домой до сих пор, не имея стабильного почтового адреса для ответа!
В этот период вселенского бардака - формирования 40-й армии из резервистов и "отбросов", когда десятки тысяч личных дел тасовались как карточная колода, кому какое дело было до двух пограничников, почему-то прибывших из Германии в Среднеазиатский военный округ, где их никто не ждал. В этом гигантском водовороте документов личные дела рядовых Бута и Обихода забило в тину канцелярии пересыльного пункта, а в Пянджском погранотряде хватало своих раздолбаев.
- Товарищ майор, меня прислали с кухни, - обратился Вадим к офицеру, дымившему сигаретой на свежем воздухе возле КУНГа.
- А, закусочка! - Майор дернул дверь, выпустив на морозец матерный гомон. - Давай, заноси.
В сизом от сигаретного дыма тепле КУНГа очертились силуэты в расстегнутых кителях за столом, уставленным бутылками. В глубине помещения бренчала гитара, что-то пели приблатненное, и хихикал женский голос.
- А ну налили там под свежую закусочку! - скомандовал майор и потянулся к бутылке. - А ты подожди на улице, заберешь посуду.
Вадим вышел, завернул за угол КУНГа и с облегчением присел на валявшийся ящик. Тело ныло от усталости. Казалось, вечность так бы сидел, но было довольно прохладно. Звук отворившейся двери вывел из оцепенения. "А боялся замерзнуть", - подумал с досадой и поднялся. Но его не окликнули. Два офицера, видно, вышли на перекур. Вадим опять присел на ящик, невольно прислушиваясь к возникшему разговору.
- Когда двинем, как думаешь?
- Изо дня на день. Понтонеры мост уже навели через Амударью, и комбат бубнит о постоянной готовности, чтобы держали личный состав в узде. Быстрее бы. За эти две недели, что здесь, - полная "партизанщина". "Запасники" забили на все. Пьянки. И где только водку брать умудряются. Среди "срочников" "дедовство" до мордобоев. Того и гляди, перестреляют друг друга, когда боекомплект получат. Уже обкуренных ловил. Вот вчера захожу в палатку водителей. Дневальный с дурной улыбочкой, не вставая со стула: "Дежурный на выход!", а сам покатился от хохота. Я - в морду изо всей силы от злости. А у него зрачки во все глаза, хихикает и кровавые сопли размазывает по лицу. Дежурный сержант, только с учебки, ничего сделать не может, сам убирает. Эти - с запаса призванные, режутся в углу в карты, даже взглядом не повели. Но они хоть машины водить могут. А у меня восемь молодых только после доподготовки! Как с такими в горы, в гололед?!
- Ну, на "УРАЛы" найдешь людей, а вот я за баранки БТРов простых шоферов не могу садить. Слышал про ЧП?
- Так это у тебя? Как оно там вышло?
- Да вот посадил "партизана", который у себя в деревне на "газоне" шоферил, на БТР. Он, вроде бы, ездил на подобном в срочную лет двадцать назад. В колонне стоим, он и щелкает скоростями - привыкает. А на заднем БТРе водила-первогодок уселся на носу на волноотражателе и ноги свесил, болтает ими. "Партизан" вместо передней случайно врубил заднюю и отпустил сцепление. Ноги салаге отхватило, как ножницами, так что уже имею первого "трехсотого" и некомплект двух водителей. Дал заявку на пересылку, пока ничего. Придется, наверное, нам из зампотехом самим садится за баранки, если поступит команда. Вот такая война.
- Думаешь, что-то подобное будет?
Повисла пауза. Вадим слышал, как чиркнула спичка, - офицеры закурили по новой сигарете. Подмораживало, и холод проникал сквозь отсыревшие сапоги.
- Десять лет назад, нет, одиннадцать уже, мы вот так же через горы делали подобное турне. Только горы назывались Карпаты, а страна - Чехословакия. Я тогда только что прибыл после училища в часть. Все было очень интересно, романтично, и никто не думал, что придется стрелять. А главное, - что по нам будут стрелять.
Открылась дверь КУНГа и послышался окрик: "Эй, боец, ко мне!"
Вадим вышел из тени и остановился перед офицерами.
- Забирай термосы и бегом марш на кухню! Мужики, ну, что же вы? Хватит курить, водка киснет!
Невысокого роста капитан не зашел в КУНГ, а, прикрыв дверь, спросил у Вадима:
- Ты слышал разговор?
- Так точно.
- Из какого подразделения?
- Я на пересылке жду, когда за мной приедут из погранотряда. А пока прикомандирован к хозроте.
- Ты что - пограничник?
Вадим замялся:
- Проходил службу в 105-м пограничном полку.
- Где это?
- В ГСВГ. - Вадим, почему-то, не решился назвать Берлин.
- Так ты из Германии? - в голосе капитана, как будто, послышалась нотка то ли интереса, то ли радости. - Доброволец?
Вадим смутился, не зная, что ответить.
- Понятно. Какой там доброволец, добровольцев на кухне не держат. Доброволец знамя в руки - и уря-я-я, не так ли, - улыбнулся офицер дружелюбно.
- Я водитель БТР, товарищ капитан, - неожиданно для самого себя выпалил Вадим. - Прошел доподготовку и марш на БТР-60ПБ, имею третий класс, - скороговоркой произнес он, как будто, боясь, что его не дослушают или не найдет сил досказать то, на что решился. - ВОЗЬМИТЕ МНЯ.
Что это было? Как он смог решиться на это - попросить? Решиться в одну секунду! Он слышал разговор офицеров, а в голове была только мысль о том, как холодеют ноги в промокших сапогах. Даже невольно подслушанная практически секретная информация никак не тронула его, было только раздражение от ожидания на холоде, которое и то лишь слегка будоражило тину смертельной усталости и безразличия. Безразличие, переходящее в пофигизм, - это была та тоненькая защитная оболочка, за которую Вадим пробовал спрятать истерзанную душу, защитить и сохранить самого себя того, который неделю назад ступил на посадочную полосу аэродрома Термез.
В хозроте их с Валентином избили в первый же вечер. Сержант Круглик, когда они представились, первым делом приказал вывернуть вещмешки. Перед отъездом Вадим с Валентином истратили последние немецкие деньги в госпитальном магазинчике, накупив фломастеров, жвачек, переводных картинок и всякой мелочи.
