Илья спал спокойно и негромко посапывал. Вполне можно сделать пару кружочков вокруг пруда. Велев дочери присматривать за братом, Надя скатилась с пригорка и, сильно толкнувшись палками, припустила по лыжне. Догнать ее было непросто – чем бы она ни занималась в жизни, все старалась делать на «пятерку»: и в волейбол играла лучше всех в команде, в походе по горам отличалась необычной выносливостью и целеустремленностью, да и в недавнем своем увлечении – дайвинге – преуспела: первое же погружение совершила на сорок метров, а это для новичка много значит! Сейчас, скользя по пересеченной местности – то холмик, то равнина – Надя успевала не только быстро и технично двигаться, но и впитывать в себя окружающую красоту, не упуская ни малейшей детали: заметила она и синичек на ветках кустов, и равномерное покачивание верхушек деревьев, и причудливой формы снежные шапки елей. В голове само собой складывалось немудреное, но отвечающее настроению стихотворение:

Надя слегка запыхалась от слишком быстрого темпа и замедлила ход, чтобы отдышаться перед подъемом в гору. Прямо в лицо ей светило солнце, уже яркое, как весной, но еще не теплое. Щурясь в его лучах, Надя закончила свое жизнеутверждающее произведение:

Надежда завершила круг и пошла на второй, а потом и на третий. За детей она не волновалась – Маринка никуда не уйдет со своих горок, а сын проспит еще как минимум полчаса. А как же хорошо чувствовать себя свободной и ничем не обремененной, хотя бы ненадолго! Пусть это и было иллюзией, но на лыжне Надя чувствовала себя как птица в небе – стремительная и независимая, повинующаяся лишь собственной прихоти.

Однако, материнский долг вернул ее с небес на землю: пора проверить любимых чад. С разгона Надя вывернула к месту стоянки и эффектно затормозила боком, подняв столб снежных брызг. И замерла, не в силах поверить собственным глазам: коляски под деревом не было. И рядом с ним тоже. На полянке не было вообще никого. И Маринка не каталась с соседних горок – они были пусты и безжизненны.

Со свойственным ей оптимизмом, Надя сразу отвергла мысль о несчастье – должно быть, сын проснулся, а заботливая сестра решила укачать его – вот и повезла покатать коляску по близлежащей тропинке. Значит, дети где-то рядом. Тогда Надя их быстро догонит. Скорее, скорее! Пытаясь успокоить бешено заколотившееся сердце, уже почуявшее беду, женщина рванулась в сторону пешеходной аллеи, скрытой за деревьями. До боли в глазах всматривалась она вдаль, пытаясь различить за ветвями красную куртку или контуры коляски, но тщетно: дорожка оказалась пустынна и нетронута человеческими следами.

– Марина! – завопила Надя, не стесняясь и не замечая истерических интонаций в своем голосе. – Илюша! – как будто бы сын умел разговаривать и мог ей ответить.

Не получив никакого ответа, даже ни одного звука не услышав, Надя заметалась по парку. Как назло, гуляющих в Нескучном саду в этот утренний час не было – видимо, боялись мороза. В отчаянии Надя повернула назад, к месту, где оставила детей, и снова принялась кричать, звать, захлебываясь подступающими слезами и дурными предчувствиями. Она уже готова была разрыдаться, когда вдруг – о господи, слава тебе! – услышала знакомый голос: – Мам, ты чего кричишь?

Обладательницу голоса видно не было, но, завернув за поворот, счастливая мать обнаружила свое дитя стоящей у столетнего дуба и с интересом ковыряющей лыжной палкой отслаивающуюся кору. Пропустим несколько следующих минут ввиду высокого накала страстей и невозможности описания быстрой смены эмоций: «Доченька, радость моя! – Как ты смела уйти, паршивка? – Боже, какое счастье! – Я же тебе велела никуда не уходить!» и, наконец: «Где Илюша?!» – и взгляд, полный невинного недоумения в ответ: «В коляске».

Если бы Надя в этот момент могла рассуждать здраво, она признала бы правоту дочери – малыш, скорее всего, находился именно в коляске, поскольку исчез он вместе с ней. Самое удивительное, что даже следов от колес в округе не было – вернувшись к роковой елке, мать и дочь тщательно исследовали отметины на снегу – вот отпечатки лыжных ботинок, вот лыжня, да и только. Начиная сомневаться в собственном здравомыслии, Надежда осмотрела всю поляну – никаких признаков присутствия коляски. Никаких чужих отпечатков ног. Вне всякого сомнения, здесь были только они с Мариной – следы 33-го и 37-го размера, с насечками на пятках. Их ботинки, из магазина «Спортмастер». А где же мальчик? Где синяя коляска с толстым карапузом, мирно спавшим под этой елью всего лишь полчаса назад? Не улетела же в небо? Или это у мамаши поехала крыша, и она все перепутала, и оставила сына дома, а сама ищет его там, где ребенка нет и быть не может? А вдруг – при этой мысли у Нади внутри все замерло и заледенело, – вдруг ей только казалось, что у нее есть сын, а на самом деле никакого сына она не рожала, не выкармливала, а просто насочиняла все сама себе, как будто сказку рассказала и в нее поверила?

У Нади закружилась голова – впервые в жизни закружилась так, что она чуть не упала, и, ища за что бы уцепиться, она схватила Марину за плечи. Это ее отрезвило. Ребенок был реальностью, единственной спасительной соломинкой в этом ускользающем и сводящем с ума ослепительно белом мире.

– Так. Марина. Рассказывай. Подробно. – Надя старалась говорить спокойно, борясь с сумбуром в голове. – Когда ты ушла с горки. Зачем. Где был Илья в этот момент. Ну? – она для верности слегка тряхнула дочь за плечи.

Ошарашенная и недовольная таким обращением Маринка честно поведала нехитрую историю – брат все время спал, она отвлеклась на белочку – такую пушистую, спинка серая, а хвостик рыженький. Белка скакала-скакала и прыгнула во-он на то дерево, а Маринка хотела ее покормить, у нее в кармане конфета «Грильяж в шоколаде» с орехами, а белочки любят орехи, правда, мама?

Правда. Понятно. Вернее, ничего не понятно. Никого вокруг не было, а Илюша находился в одиночестве не более десяти минут. Надя в это время накручивала круги вокруг полянки, она бы наверняка услышала подозрительные звуки или заметила бы чужих людей. Но в том то и дело, что никого в то утро в Нескучном саду не было.

Мысли одолевали разные. Преступники-профессионалы, похищающие детей и продающие их для усыновления заграницу. Или на органы. Цыгане – они учат ребятишек попрошайничать и делают на них деньги. Похищение с целью получить выкуп. Надо в милицию. Срочно звонить мужу. И маме. Нет, маме не надо. Нужно что-то делать. Бежать. Действовать. Пока не поздно.

И Надя побежала. Скинула лыжи – так удобнее. Скорее домой. Бегом с горы. Марина еле поспевала следом. Теперь в гору. И вдруг – глаз зацепился за что-то необычное, какая-то деталь, прежде невидимая – и ее как током ударило. Вот оно. Этого раньше не было в заснеженном пейзаже.

Заброшенный каменный грот, давным-давно присмотренный любителями зимних купаний в качестве раздевалки, уже много лет был покинут и необитаем. Он остался на берегу пруда как памятник моржам – смельчакам из Надиного детства, забитый крест-накрест досками, замерзший и одинокий. Сейчас – Надя ясно видела – фанерка, закрывающая вход, была чуть отодвинута, а изнутри лился неяркий, но ровный, словно электрический, свет. В несколько прыжков через сугробы женщина достигла входа в небольшую – полтора на полтора метра (сколько раз в детстве лазила!) пещерку.