Незадолго до войны французам удалось достать гравировальные доски «столистовой» карты России. Ее надписи были переведены на французский язык, и именно ею пользовались во время войны. Однако, к сожалению для французов, там были указаны только главные дороги и основные ориентиры. В результате этого недоразумения, в 1812 г. французские отряды сбивались с пути, а иногда и гибли. Так бесследно исчез артиллерийский парк 5-й дивизии, о котором не сохранилось никаких сведений.

25 июня, вечером, Александр вызвал к себе бывшего в его свите министра полиции Балашова и сказал: «Я намерен послать тебя к Наполеону. Хоть я и не ожидаю от этой посылки прекращения войны, но пусть об этом будет известно Европе и послужит новым доказательством тому, что войну начинаем не мы».

После этого царь вручил Балашову письмо для «чудовища» и велел, в разговоре с ним, прибавить, что «если Наполеон намерен вступить в переговоры, то они могут начаться немедля, но с одним непреложным условием – его армия должна вернуться за границу. В противном случае разговора о мире не будет».

Балашов выехал в ту же ночь и через несколько часов прибыл на аванпосты французской армии.

Интернет: генерал Тучков вспоминал: «Хотя все были уверены, что война с французами неизбежна, так как знали, что Наполеон сам прибыл к войскам своим, но приезд в Вильну его адъютанта Нарбонна и отъезд генерала Балашова к Наполеону подавали какую-то надежду, что начавшиеся переговоры могут отклонить, по крайней мере на некоторое время, военные действия. И вдруг 25 июня, я получаю повеление от Багговута защищать устроенный на реке Вили мост. В случае же невозможности защитить его, сжечь, не позволив неприятелю овладеть им.[2]

26 июня Бонапарт, тремя колоннами войск, двинулся из Ковно на Вильно, столицу бывшей Литвы. Он надеялся быстрым движением помешать сосредоточению русских войск

ЕТ: разведка доносила, что Наполеон от Немана двинулся прямой дорогой на Вильну и что впереди идет Мюрат с кавалерией. Решено было немедленно уходить из Вилъны к «укрепленному лагерю» в Дриссе, устроенному по мысли состоявшего в свите царя генерала Фуля. (Е. Тарле. Нашествие Наполеона. Изд.1936 г.).

26 июня 1812 г., ночью, 1-я армия Барклая вышла из Вильно и двинулась по направлению к Дрисскому лагерю. При отходе она забирала с собой всё, что представляло какую-нибудь ценность, а что невозможно было транспортировать, сжигала. Особенно это касалось съестных припасов и фуража для лошадей.

Интернет: Дрисский лагерь представлял собой укрепление, находившееся в 300 километрах от западной границы России, у белорусской реки Дрисса. Оно имело около 4 километров длины и 3 километров ширины. Внутри этого участка местность была изрезана оврагами. Перед левым флангом лагеря находился густой лес, по которому противник мог незаметно приблизиться вплотную к лагерю.

Генерал Тучков: «В 2 часа дня я получил приказ сжечь мост и отступить для присоединения к корпусу, что мною и было исполнено в точности. В тот же день, исполняя приказ главнокомандующего армиями Барклая де Толли, мы начали отступление к Колтыням».

26 июня бонапартовцы атаковали на подступах к Вильно арьергард корпуса Тучкова, прикрывавший отступление главных сил. Последним выступил из Вильно граф Орлов-Денисов с лейб-казачьим полком.

ЕТ: 26 июня, спустя час после ухода русских войск из Вильны, туда явился Наполеон с авангардом. Мост, зажженный ушедшими русскими войсками, еще горел. Полководец сел на складной стул возле моста и стал расспрашивать прибывшего к нему Балашова. Он продолжал эти расспросы и во дворце, откуда незадолго выехал Александр. Его особенно интересовало, почему русские не дали ему сражения и где они предполагают остановиться. (Е. Тарле. Нашествие Наполеона. Изд.1936 г.).

Интернет: Наполеон не скрывал своего раздражения по поводу отступления Барклая от Вильны. Если бы Барклай оставался на месте, то он был бы разгромлен. «Я не знаю Барклая де Толли, – продолжал император, – но, судя по началу кампании, я не думаю, что у него много военного таланта. Никогда ни одна из ваших войн не начиналась при таком беспорядке… Сколько складов сожжено, и зачем? Не нужно было их строить, а если построили, то следовало бы их употребить по назначению».

«Скажите императору Александру, что так как он собирает вокруг себя моих личных врагов, то это означает, что он хочет нанести мне личную обиду и что, следовательно, я должен сделать ему то же самое. Я выгоню из Германии всю его Вюртембергскую, Баденскую, Веймарскую немецкую родню, пусть он готовит ей убежище в России… Англия не даст денег России, у нее самой денег нет. Швеция и Турция при удобном случае все-таки еще нападут на Россию».

Походив немного по залу, император приблизился к Коленкуру и, легонько похлопав его по щеке, сказал: «Ну, что же вы молчите, старый царедворец петербургского двора?». Потом, обернувшись к Балашову, шутливо изрек: «Вот рыцарь вашего императора Александра. Это – русский во французском лагере. После своей отставки он все время старался убедить меня отказаться от войны с Россией».

Коленкур обиделся и попросил направить его в Испанию, где никто из французов не хочет служить. Однако Бонапарт в ответ махнул рукой и спросил: «Готовы ли лошади генерала? Дайте ему моих свежих лошадей, ему предстоит долгий путь!»

На этом аудиенция Балашова окончилась. Он вернулся и доложил Александру о разговоре с «чудовищем».

Что касается Коленкура, то он спустя годы писал: «Не только в эти первые дни рокового похода, но и гораздо раньше у меня было ощущение разверзающейся под ногами пропасти в связи с начавшейся войной против России».

Интернет: «военная кампания 1812 года» была переименована в «Отечественную войну» по указу императора Николая I в 1837 году в честь 25-летия изгнания армии Наполеона из пределов Отечества. Но может ли тайный стратегический план войны по уничтожению неприятеля, заманенного на свою территорию в подготовленную для него «ловушку», носить название «Отечественная война»?

Следует еще раз подчеркнуть: идея "скифской войны" родилась задолго до 1812 года, и впервые она была выдвинута именно Барклаем-де-Толли. На этот факт обращает внимание ряд весьма уважаемых авторов. Например, историк Попов пишет: "Очевидно, что русское командование заранее предполагало применить "скифскую тактику", – об этом говорят все распоряжения Барклая перед войной и в самом ее начале".

А вот мнение генерала Богдановича: "Весьма неосновательно мнение, будто бы действия русских армий в первую половину кампании 1812 года, от вторжения Наполеона в пределы России до занятия французами Москвы, ведены были без всякого определенного плана. Не подлежит сомнению, что план отступления наших армий внутрь страны был составлен главным его исполнителем этого, Барклаем-де-Толли, задолго до войны 1812 года".