В 1989 г. Джим Истон, мой хороший друг, пришел ко мне и сказал: «Уэйн, у нас есть для тебя клюшка. Она придется тебе по душе. Мы смогли добиться жесткости, которая тебе нравится, но она весит в три раза меньше». Это была клюшка из двух частей с алюминиевым черенком. Мне она полюбилась. Она была очень жесткой – при щелчках шайба летела с огромной скоростью. Но она была такой легкой, что весь вес приходился на крюк, что позволяло лучше чувствовать шайбу.
Я подумал: «Что ж, неплохо». Хотите верьте, хотите нет, но в детстве я все время играл легкой клюшкой. Папа всегда говорил: «У тебя должна быть легкая клюшка».
Я также закруглил черенок своей деревянной клюшки, чтобы она походила на клюшку для лакросса. Пол Коффи сделал то же самое. Благодаря этому руки легче скользили по черенку, и клюшка стала гораздо удобнее. Истон сделал для меня жесткую клюшку с закругленным черенком, но которая была гораздо легче. Опробовав ее впервые, я подумал: «Вот это да! Где же она была всю мою жизнь?»
В Лос-Анджелесе Питер Миллар, наш менеджер по экипировке, обматывал лентой мои клюшки. Многие предпочитают делать набалдашник, наматывая на рукоятку клюшки ленту, но мне нравились специальные набалдашники, которые надевались отдельно. На каждой клюшке была проставлена дата. Если вы думаете, что у вас есть одна из моих клюшек, посмотрите на конец черенка, и там будет дата, написанная маркером Sharpie. К тому времени я играл алюминиевой клюшкой «Easton» из двух частей. Питер обматывал лентой крюк, разогревал его, вставлял в черенок, затем надевал набалдашник и проставлял дату.
Лишь немногие игроки пользовались тогда составными алюминиевыми клюшками, поэтому, когда я начал играть Easton’ом, это в некотором смысле на время изменило хоккей, потому что все стали брать с меня пример. Я никогда не играл цельными композитными клюшками, но сегодня игроки полагаются на них. Если вы сейчас покажете им алюминиевую составную клюшку, они посмотрят на вас и спросят: «Что это вообще такое?» Я их не виню, потому что сам испытывал подобное чувство, когда смотрел в детстве на клюшки Хоуи Моренца.
Понятно, что Хоуи Моренц играл до меня – и даже до Горди Хоу. Фактически, когда Морис Ришар начал блистать в лиге, болельщики сравнивали его с Моренцем. Я никогда не видел, как он играет, но, глядя на его клюшку, я мог представить, какой была бы игра с его участием. Мне легко было понять, как бы чувствовалась шайба на крюке такой тяжелой клюшки. Клюшки, которыми играли в то время, были намного короче, поэтому я понимал, что им приходилось держать руки ближе друг к другу. С такой короткой клюшкой шайба была у игрока под полным контролем, и при кистевом броске вратарю было бы трудно заметить момент, когда шайба отходит от крюка. Но игрокам при этом действительно приходилось держать голову высоко.
Вы видите, как разыгрывалось воображение ребенка при одном лишь взгляде на эти старые клюшки. Глядя на экспонаты в Зале славы, я мог представить, как играли в хоккей в те времена. Игра была невероятно жесткой, но и была элегантной, основанной на контроле шайбы и умелом и спонтанном использовании предоставляющихся возможностей. По крайней мере, так в хоккей играл Хоуи Моренц.
В 1950 г. информационное агентство Canadian Press провело опрос канадских спортивных журналистов. Они назвали Моренца величайшим хоккеистом первой половины XX века. Поскольку лишь немногие из нас видели, как он играет, нелегко понять, какое это достижение. Можно сделать вот что: посмотрите на парней, которые возглавили бы список лучших игроков второй половины столетия. Хоу, Ришар, Халл, Орр, Лефлер, Лемье. Чтобы стать лучшим во второй половине XX века, вы должны быть лучше их всех. Любой, кто был лучшим в первой половине, находится в этой лиге.
Моренц безусловно был первой суперзвездой НХЛ. На матчи с его участием распродавались все билеты. Для многих американцев, для которых хоккей был еще чем-то новым, Моренц стал лицом игры. Скорость и изящество Моренца олицетворяли хоккей для самых новых поклонников этой игры и переосмысливали его для тех, кто и раньше любил ее. Моренц в большей степени, чем кто-либо из его предшественников, показал, что, хотя хоккей всегда будет командной игрой, настоящее индивидуальное мастерство может заставить зрителей вскочить со своих мест.
Хоуи Моренц был самым младшим из шестерых детей. Он рос, играя в хоккей на Мельничном пруду, части реки Темзы, всего в нескольких кварталах от его дома в Митчелле, Онтарио. После школы он брал пару старых трубчатых коньков (они стоили два доллара), на которых раньше катались два его старших брата, и новую клюшку, подаренную ему на Рождество. Самой популярной клюшкой в то время была клюшка фирмы Draper and Maynard. Кончик этой клюшки был красного цвета. Она была сделана из ясеня и по крепости почти не уступала стали. Такая клюшка служит годы.
Моренц играл со своими братьями в разновидность хоккея под названием «шинни». Друзья и родственники Моренца говорили, что его всегда можно было найти на льду с клюшкой в руке. Он носил в кармане кусочек угля, чтобы отрабатывать удары на пруду. Снова и снова он бил клюшкой по кусочку угля. Иногда уголек слишком сильно отскакивал от дерева, которое заменяло Моренцу вратаря, поэтому пареньку приходилось мчаться как можно быстрее, чтобы уголек не отлетел слишком далеко. Если вы когда-либо катались по замерзшему пруду, вы знаете, что там полно камней и замерзших веток. Графство Перт также лежит на перелетном пути нырковых птиц. Это означало, что над его территорией во время пика миграции пролетало более миллиона уток. Моренцу нужно было научиться быстро поворачивать, чтобы не спотыкаться о вмерзший в лед утиный помет.
Я знаю, что дети сейчас не играют на улице столько, сколько раньше. Но для меня это всегда было частью хоккея. Я впервые катался на коньках на реке Нит, которая была за двором моих бабушки и дедушки, поэтому я имею представление о том, как воспринимал катание на пруду Моренц. Мой отец водил меня в парк в Брантфорде прежде, чем он построил наш первый каток на заднем дворе. Даже когда я играл в «Ойлерз», если у нас было свободное время между субботним вечером и игрой в середине недели, Кевин Лоу, Марти Максорли, Пол Коффи и я иногда брали клюшки и перчатки и направлялись к пруду, чтобы поиграть с детьми, которые гоняли там теннисный мяч. Я помню, что при катании на пруду не было необходимости затачивать коньки так, как для катания на крытом катке, поскольку не требовалось, чтобы они столь глубоко вонзались в лед. Как и Моренцу, нам приходилось следить за тем, чтобы коньки не попадали в трещины на льду, и стараться, чтобы наши броски по воротам были точными. Иначе мы бы потом искали мяч или шайбу в снегу.
Моренц играл все лучше и лучше и стал выступать в юношеской лиге ОХА[4]. Моренц был быстрым, но не думал, что он достаточно хорош, чтобы играть профессионально. На льду он был вспыльчивым и несколько раз ввязывался в драки, но за пределами катка он оставался добродушным парнем. Его семья затем переехала в Стратфорд. Моренцу нравилось жить там и проводить время с приятелями. После окончания школы он играл в любительской хоккейной команде «Гранд Транк Рэйлуэй».
В 1923 г., когда Моренцу было двадцать лет, Лео Дандюран занимал должность управляющего партнера команды «Монреаль Канадиенс». Дандюран и его друзья, Джо Каттаринич (один из первых вратарей «Канадиенс») и бизнесмен Луи Летурно, владели командой с 1921 г.
Они приобрели ее на аукционе. Дандюран позвал своего друга Сесила Харта представлять их. Они конкурировали с компанией Mount Royal Arena и президентом НХЛ Фрэнком Колдером. Ставка поднялась уже до 10 000 долларов, когда Харт позвонил Дандюрану и спросил, что делать. Дандюран сказал идти до предела. Харт вернулся в зал, предложил 11 000 долларов и выиграл тендер. Тогда это была большая сумма. За физический труд платили примерно пятьдесят пять центов в час. Менее четырех долларов в день. На то, чтобы заработать 11 000 долларов, большинству парней понадобилось бы десять лет. Но вложение стоило того. «Канадиенс» в первый год принесла прибыль в 20 000 долларов.
