Работа Н. Д. Сергеевского представляла собой заметное явление в российской юридической литературе, которое породило интерес к законодательству и правосудию XVII в., одновременно вызвав критические оценки ее отдельных положений и выводов. В частности, Л. С. Белогриц-Котляревский находил бездоказательным утверждение Н. Д. Сергеевского о том, что в российском законодательстве XVII в. слабо учитывалось воздействие принципа возмездия в системе карательных мер; В. Н. Ширяев критиковал автора за оправдание жестокости уголовной репрессии опасностью преступных посягательств на интересы государства.

Таким образом, вышеприведенный обзор позволяет заключить, что в дореволюционной историографии был представлен корпус исторической и юридической литературы, освещающей проблемы организации суда, осуществления правосудия, классификации права по отраслям с разработкой его отдельных институтов. Причем следует отметить, что лидирующее место среди этих исследований занимала именно юридическая литература.

В области истории учений о праве количественный состав исследований (XIX–XX вв.) не достигал такого уровня, как в сфере изучения материального и процессуального права, тем не менее произведения средневековых мыслителей начали активно изучаться, при этом обращалось особое внимание политико-юридической проблематике, содержащейся в них. Подвергалась изучению и роль политических произведений средневековых мыслителей в усовершенствовании правоприменительной деятельности судебно-административных органов[31].

Дореволюционные исследования, непосредственно посвященные произведениям средневековых мыслителей, в значительной степени принадлежали представителям таких наук, как история, филология, история Церкви (в отличие от материального права и процесса его применения, изучавшегося в основном юристами). Представителями общегуманитарных наук было немало сделано в области публикаций новооткрытых источников, переводов их на современный язык и анализа содержания работ мыслителей и публицистов конца XIV–XVII в. И хотя юридическая составляющая этих произведений не всегда учитывалась, однако общий уровень культурного развития в идеологической сфере средневековой России в них был представлен с достаточной полнотой.

Следует отметить, что историками-юристами на профессиональном уровне также изучалась средневековая политико-правовая идеология. Одной из первых солидных работ в этом направлении стало исследование историка права М. А. Дьяконова «Власть московских государей. Очерки из истории политических идей Древней Руси до конца XVI в.» (1889 г.)[32]. В понятие «древнерусская письменность» в дореволюционных исследованиях (отчасти в советских и даже некоторых современных) обычно включались все известные произведения с XI по XVI в. включительно. Раннее и позднее Средневековье не разделялось.

В. М. Дьяконов определил круг политических тем, характерных для древнерусской письменности. Он рассмотрел традиционно сложившиеся в России представления о верховной власти, образе ее носителя, отношениях светской и духовной властей (симфония властей). В этих целях были подвергнуты анализу произведения мыслителей Древней Руси (Киевское государство) и средневековой России (Московское государство). М. А. Дьяконов показал, что традиционные основы учения о власти, сложившиеся в Киевской Руси, не были утрачены, они были восприняты и разработаны в Московском государстве в соответствии с историческими условиями и теми задачами, которые стояли перед ним уже в XIV–XVI вв.

М. А. Дьяконов проанализировал взгляды Московского митрополита Зосимы, епископа Ростовского Вассиана (известного под прозванием Вассиан Рыло), Иосифа Волоцкого (включив и полемику нестяжателей и иосифлян по вопросу о праве церковно-монастырских корпораций на владение землями, населенными крестьянами), митрополитов Макария и Даниила, старцев Филофея Псковского и Зиновия Отенского, царя Ивана Грозного и его оппонента князя Андрея Курбского. Политические доктрины этих мыслителей М. А. Дьяконов рассматривал в сопоставлении с исторической обстановкой, под воздействием которой они сформировались, в сопряжении с проблемами, стоящими перед московским правительством, показав при этом сохраняющиеся в этих учениях традиционные корни, на основе которых разрешались современные государственно-правовые проблемы.

Такая работа впервые появилась в русской историографии, в ней было поставлено много политических вопросов, не все из которых были разрешены, так как нуждались в дополнительном, более глубоком исследовании. Кроме того, непосредственно праву и правоприменению уделено значительно меньше внимания, чем государствоведению. Однако серьезная заявка на исследование политической и правовой мысли в России в профессиональном плане М. А. Дьяконовым, несомненно, была сделана.

Дальнейшее изучение средневековой политико-правовой идеологии было продолжено юристом по образованию и византологом по интересам В. Е. Вальденбергом.

В. Е. Вальденберг является одним из крупнейших дореволюционных исследователей русской политической мысли среди представителей отечественной юридической школы. Изучение византийской политической и правовой теории, византийской политической практики привело его к идее о сравнительном анализе русского и византийского законодательства и политико-правовых учений. В дальнейшем, проводя сравнительные сопоставления, он на обширном материале выяснял степень влияния византийского законодательства, политической и правовой мысли, способов их воплощения в политическую практику Византии на формирование политического мышления, государственное строительство и юридическую практику России.

Труды В. Е. Вальденберга не потеряли своего значения до настоящего времени, о чем свидетельствует современное неоднократное переиздание его произведений[33]. Своей работе «Древнерусские учения о пределах царской власти. Очерки русской политической литературы от Владимира Святого до конца XVII в.» В. Е. Вальденберг предпослал теоретическую главу, которую назвал «Положение вопроса в литературе». В ней он доказывал необходимость для всех исследователей (материального права и политико-правовой идеологии) достичь единого понимания понятийного аппарата средневековых мыслителей и выражающей его терминологии, употребляемой ими при «определении характера и объема княжеской или царской власти»[34]. Он обратил внимание ученых XX в. на то обстоятельство, что «политические термины имеют свою историю», и исследователям будет угрожать анахронизм в том случае, «если, встречая их в памятниках отдаленного времени», они будут понимать их «в современном (для них) смысле»[35]. Это замечание особо важно для любых исторических исследований, в том числе и исследований истории московского законодательства и правосудия.

Только при понимании юридических терминов в том смысле, в котором их употребил законодатель и воспринимали его современники, исследователь Нового и, добавим, Новейшего времени способен правильно понять смысл закона, конкретной нормы права, а также содержание судебного правоприменительного решения. Не менее важно правильно понимать уровень культуры Московского государства и общества, имевшего талантливых юристов, усилиями которых были проведены реформы законодательства, созданы Судебники и Соборное уложение 1649 г., по технике исполнения и конкретным предписаниям превосходящие лучшие источники права западноевропейских стран, что признавали посещавшие Москву представители западных государств. Так, австрийский посол Сигизмунд Герберштейн высоко оценил Великокняжеский Судебник 1497 г. и даже частично перевел его для сведений императора Максимилиана, ибо, по его представлениям, ничего подобного в современной ему Европе не существовало.