— С угадыванием? — спросил Чимин.

За какую-то ничтожную секунду его настроение сменилось со страха до восторга.

— Да, — кивнул Сокджин. — Садись-ка в моё кресло, а я схожу за коробкой, ага?

— Ага! — согласился Чимин и тут же поступил как сказано.

Чимин, в общем, был послушный и делал всё, что ему велели. Раньше он слушался только потому что боялся, и иногда Сокджину казалось, что с тех пор ничего не изменилось. Но мальчик, казалось, тем не менее знал, что Сокджин и Намджун не сделают ему больно.

Страх Чимина был вполне оправдан.

Когда Чимин появился на пороге дома Сокджина и Намджуна, его кожа была покрыта синяками. На нём не оставалось живого места.

Его соцработник упоминала, что она несколько недель наблюдала за Чимином. Его соседи много раз звонили в полицию сообщить, что по округе хромает ребёнок с подбитым глазом. Однако только в тот день, когда соседи увидели, как родители столкнули его с лестницы, опека смогла забрать мальчика из дома.

Социальный работник нашла его лежащим в траве у подножия лестницы. Он как упал, так и не двигался.

После короткой остановки в больнице Чимина привезли в их дом. Сокджин никогда не был более осторожен с прикосновениями. У Чимина имелся фиолетовый гипс на голени и оранжевый — на руке, и казалось, что ему больно везде. Но несмотря на боль, Чимин улыбался во весь рот.

Чимин всё равно улыбался. А Сокджин всё равно был максимально осторожен.

— Намджун, последи за детьми; мы с Чимином хотим поиграть, — попросил Сокджин, проходя через гараж.

Стараниями Намджуна внутри стало гораздо чище.

— Уже ушёл! — отозвался Намджун, оставил корзину наколенников и вышел к детям.

Когда Сокджин вернулся, Намджун катал Хосока на спине, а Тэхён, Юнги и Чонгук гнали за ним на велосипедах.

— Ладно, Чимин, повернись-ка ко мне спиной. Я дотронусь до тебя одной из вещей в коробке, а ты должен догадаться, что это.

Чимин быстро кивнул, улыбаясь.

— Агась, Джинни! — согласился он. — У меня точно получится!

Сокджин улыбнулся.

— Конечно, получится.

Сокджин достал из коробки перо и легко дотронулся им до шеи и рук Чимина. Занятие, конечно, дурацкое, но оно по задумке должно помогать контролировать агрессию у детей, а Сокджин уже отчаялся.

Чимин был милашкой. Он пел весёлые песни во время игр и слушался родителей. Он никогда не привередничал, уплетал овощи и не ныл, когда Сокджин мыл его голову. Но у него была склонность использовать силу, чтобы получить желаемое.

Винить Чимина тут было нельзя. Биологические родители всегда били мальчишку, чтобы он слушался. Ещё совсем малышом Чимина воспитывали агрессией, и это давало о себе знать, пусть Сокджин и переучивал его последние два с половиной года.

Занятие должно было помочь Чимину понять, какими должны быть прикосновения: нежными и заботливыми. Каждый раз Сокджину приходилось признать, что поведение мальчишки немного менялось.

Он не раз уже замечал, как Чимин лёгонько похлопывает Чонгука по голове и гладит сонного Тэхёна; пусти Сокджин всё на самотёк, сын использовал бы гораздо больше силы.

— Ой, ну это просто! — сказал мальчик и извернул шею с огромной улыбкой. — Ты всегда сначала делаешь перо!

— Молодец, заметил, — сказал Сокджин. — Придётся мне тебя немножко запутать.

— Легкотня, — гордо заявил Чимин и отвернулся обратно.

Он был очень деликатного телосложения и чудеснейшего характера. Сокджин надеялся, что однажды прикосновения Чимина станут мягче.

— Ну ладно, а вот это тогда что? — спросил Сокджин, водя кисточкой по его шее.

Ему самому приходилось следить, чтобы движения были как можно более мягкими.

— Ух ты, как приятно, — рассеянно пробормотал Чимин. Он вытер нос рукавом. — Может, кисточка?

— Правильно, кисточка! — воскликнул Сокджин. Чимин радостно завопил, преисполненный гордости. Сокджин тоже им гордился. — Так-так-так, погоди-ка, а вот это что?

В этот раз он взял маленького плюшевого осьминога.

Чимин нахмурился.

— Э… Эм… Я не знаю.

— Ну же, Чимин, ты ведь умный!

— Пальцы?

— Нет, даю подсказку. Живёт под водой.

Чимин ахнул и обернулся.

— Осьминог! — завопил он.

— Правильно! — ответил Сокджин и распахнул объятия. Чимин врезался в его грудь. — Ты отлично справился. Будем дальше играть?

— Давай!

Ещё какое-то время они играли. Сокджин заметил, как Чимин легонько дотронулся до его колена, и улыбнулся. Он действительно учился. Пусть и медленно, но Чимин учился прикасаться без агрессии, и в том и была цель.

На улице было мокро, но Сокджин всё равно поймал Чимина за плечи, не давая слезть со своих коленей, и несколько раз поцеловал в макушку. Чимин запищал и попытался вывернуться.

— Джинни! Джинни, отстань!

— Ладно, — согласился, Сокджин, но не отпустил его, а перехватил поудобнее одной рукой. Чимин засмеялся. — Думаю, нам с тобой пора готовить ужин, что скажешь?

— Хот доги!

— Я вообще думал о пасте с брокколи и курицей. Всем понравится, — сказал Сокджин.

Пасту могли переварить все, от двухлетних малышей до тридцатилетних дяденек, а вместе с ней все (включая Намджуна) без возражений съедят овощи.

— А давай ту, которая как гнёзда? — предложил Чимин.

— Хочешь гнёзда — будут тебе гнёзда, — ответил Сокджин.

Они с Чимином очень похоже улыбались

*

Юнги неловко переступил с ноги на ногу.

— Джин, — позвал он, дёргая Сокджина за футболку.

До ужина оставалось всего ничего, нужно было только дождаться пасту, так что Сокджин оставил детей на улице на попечении Намджуна. Он позовёт их, когда всё будет готово.

Но Юнги пошёл с Сокджином в дом. Юнги был тенью Сокджина, всегда прижимался к нему и ходил хвостиком. Иногда, конечно, мешался под ногами, но Сокджин вовсе не возражал против его маленькой компании.

— Да, Шуга? — рассеянно ответил Сокджин; он был занят курицей и брокколи на сковородке.

— Ты меня любишь?

Сокджин тут же отложил все свои дела. Он убавил огонь, чтобы ничего не сгорело, и обернулся к сыну.

— Юнги милый, конечно. Не важно, сколько раз ты спросишь, — заверил он, опускаясь на корточки и кладя руку на плечо Юнги. Он посмотрел ему прямо в глаза. — Я тебя очень люблю.

— Но у тебя есть Хосок.

— Потому что Хосоку негде жить, — объяснил Сокджин.

Юнги надулся.

— Но ты каждый раз так говоришь.

— Потому что каждый раз так и есть, — сказал Сокджин, внутренне паникуя.

Он поднял Юнги и усадил на столешницу, не сводя с него глаз и не позволяя мальчику упереться взглядом в ботинки.

— Юнги, ты помнишь, как тяжело тебе было, пока ты не стал жить со мной и Намджуном? — спросил он.

Юнги неуверенно кивнул.

— Так, и ты хотел бы, чтобы, например, Чимин жил в таком же доме, как один из твоих?

— …Нет, — ответил Юнги.

— Хорошо, а Тэхён?

— Нет.

— Чонгук?

— Нет, — Юнги сморщился. — Но вы же не единственные добрые! Пусть Хосок живёт с кем-то другим! Это мой дом, и в нём слишком много людей, и он будет меня обижать, и он мусорит, и… и. и… — нижняя губа Юнги задрожала, и он расплакался.

— Ох, Шуга… Шуга, нет, — проворковал Сокджин. — Хосок очень добрый. А у нас с Джуном хватит любви и для него тоже. И мусорит он ничуть не больше, чем Чимин, Тэхён и Чонгук, но ведь ничего страшного. Ничего страшного, потому что мы дома убираемся. Когда становится мусорно, мы просто убираем всё по местам.

— А что если вы больше не будете убираться? — всхлипнул Юнги. — Что если мусор будет копиться и копиться, и вокруг будут раскиданы игрушки и одежда, а я буду в самом центре?

— Нет, такого не произойдёт, — заверил его Сокджин. — Только сегодня Намджун убирался в гараже, потому что там скопился беспорядок. Когда начинается беспорядок, мы убираемся.

— Но что если Хосок не будет убираться?

— Ещё как будет, потому что я ему скажу, а я тут взрослый.

— Но что если Хосок будет меня обижать?