4. Заключение торгово-кредитного соглашения и договора о ненападении.
Советское правительство с первых лет своего существования находилось в окружении стран с враждебной идеологией, но всегда стремилось наладить с ними торговые и политические отношения, чтобы избежать международной изоляции. Примером может служить советско-финский договор 1920 г., подписанный между РСФСР и Финляндией в г. Юрьеве ( Тарту). Потом последовали мирные договоры 1920 г. между Литвой, Латвией, Эстонией. В 1921 г. были заключены договоры с Афганистаном, Ираном и Турцией. Мирные договоры СССР заключал даже с правительствами стран с явно враждебными отношениями друг к другу, когда инициатива исходила от этих стран. Если враждебная страна предлагала СССР заключить договор о ненападении, то, как отказаться от него? В международных отношениях это было не принято.
В 1939 г. СССР уже имел договор с фашистской Италией о дружбе, ненападении и нейтралитете, подписанный 2 сентября 1933 г. в Риме. Страны обязывались не нападать друг на друга и сохранять нейтралитет в случае нападения третьей страны на одну из них; не принимать участия в соглашениях, которые препятствуют развитию внешнеторговых связей другой стороны; не участвовать во враждебных другой стороне политических или экономических соглашениях. Срок действия договора не был определён. Он мог быть расторгнут с предупреждением за год, но не ранее, чем за пять лет с момента заключения. Во время войны в республиканской Испании обе страны неофициально воевали друг против друга, но договор нарушить не смели. Не был он нарушен и в 1937 г., когда Италия присоединилась к "Антикоминтерновскому пакту", нарушив тем самым договор. В случае инициативы со стороны СССР о расторжении, наша страна понесла бы огромные экономические потери, так как Италия в это время строила для СССР лидеры эсминцев, а мы поставляли взамен нефть танкерами из Туапсе с района возле Майкопа. Формально договор оставался в силе до 22 июня 1941 г., когда фашистская Италия огласила войну СССР.
Виктор Суворов искажает содержание не только советских источников, но и германских. В 1948 г. американское правительство опубликовало специальный том о советско-германских отношениях 1939-1941 годов, который содержит подборку документов германского министерства иностранных дел, захваченных западными державами по окончанию второй мировой войны. Из документов следует, что 5 мая представитель германского МИД Шнурре пригласил к себе советского поверенного в делах Астахова и сообщил ему, что заводам "Шкода" в Чехословакии предписано выполнить советские заказы. 17 мая Астахов снова посетил Шнурре и вёл с ним переговоры о статусе советского торгпредства в Праге, а также выразил удовлетворение в связи с некоторой сдержанностью в отношении СССР, проявленной германской прессой за предшествующие недели. Астахов указал на пример итало-советских торговых отношений, как на прообраз того, что возможно и в отношениях между СССР и Германией. 20 мая германский посол в Москве Шуленбург посетил наркома Молотова и сделал попытку возобновить прерванные в феврале германо-советские торговые переговоры. Советский нарком не только не выразил по этому поводу каких-либо восторгов, но, напротив, довольно резко заявил, что прежде необходимо создать для переговоров "политическую базу", то есть улучшить политические отношения между обеими странами. Донесение Шуленбурга об этом разговоре подействовало очень обескураживающе на Берлин, и 21 мая статс-секретарь Вейцзекер телеграфирует германскому послу в Москве: " На основе результатов вашей дискуссии с Молотовым мы должны сделать вывод: нам следует молча сидеть и выжидать, не обнаружат ли русские желания говорить более ясно".
Возможность заключения англо-франко-советского соглашения сильно обеспокоили гитлеровскую Германию, и "молчаливого сидения" хватило ненадолго. 27 мая Вейцзекер пишет Шуленбургу: " Мы здесь того мнения, что англо-русскую комбинацию нелегко будет предупредить". 30 мая по указанию Гитлера он приглашает к себе Астахова и ставит вопрос об улучшении политических отношений между Германией и СССР. Он знает, что в Берлине не любят коммунизм и покончили с ним внутри страны, в Берлине не ожидают, что в Москве любят национал-социализм, однако идеологические различия не должны мешать поддержанию между обеими странами нормальных деловых отношений. Москва на этот дипломатический приём не отреагировала, хотя в течение июня поддерживала торговые переговоры, но к концу месяца они прекратились. СССР признал немецкую позицию недостаточно благоприятной для себя.
Несмотря на неудачу, Шуленбург 28 июня посетил Молотова и от имени своего правительства официально заявил, что Германия желает нормализации отношений между обеими странами. В подтверждение своих слов указал на заключение Германией пактов о ненападении с прибалтийскими странами, и изменение тона германской печати в отношении к СССР, что свидетельствовало о готовности Берлина пойти навстречу СССР. Молотов ответил, что принимает слова Шуленбурга " с удовлетворением и считает необходимым подчеркнуть, что внешняя политика СССР в соответствии с заявлениями его руководителей стремится поддерживать добрые отношения со всеми странами и что это относится также к Германии, разумеется, при условии взаимности". После этого проходит целый месяц молчания со стороны Германии, когда англичане и французы упорно саботировали единство пакта и военной конвенции, а сборник европейских документов не приводит ни одного факта, свидетельствующего о сближении между СССР и Германией. Наоборот, несмотря на саботаж и всё возрастающее сомнение Советского правительства в желании англичан заключить тройственный пакт, СССР твёрдо продолжает переговоры с Англией и Францией, воздерживаясь от каких-либо авансов в сторону Германии. Даже, по мнению германской стороны, Советское правительство в течение апреля - июля никак не откликалось на попытки дипломатов установить отношения, препятствующие подписанию пакта.
3 августа, когда английская и французская военные миссии неторопливо собирались ехать в Москву, Риббентроп приглашает к себе Астахова и заявляет, что возможна радикальная перестройка германо-советских отношений в случае невмешательства во внутренние дела друг друга и отказа от политики, направленных против германских интересов. На следующий день, 4 августа, Шуленбург излагает всё это Молотову. В разговоре нарком заявил о положительном отношении Советского правительства к заключению экономического соглашения между обеими странами, признал желательность постепенного восстановления контактов по культурной линии, и высказал мнение, что пресса обеих сторон должна воздерживаться от выступлений, способных обострить отношения между ними. Сам Шуленбург пишет: "Переходя к вопросу о политических отношениях, нарком сказал, что Советское правительство также желает нормализации и улучшения взаимных отношений. Не его вина, что отношения испортились. Причину ухудшения он видит, прежде всего, в заключении "Антикоминтерновского пакта" и во всём том, что в связи с этим говорилось и делалось". Когда Шуленбург затронул вопрос о Польше, Молотов ответил, что мирное урегулирование между Польшей и Германией, прежде всего, зависит от Германии. Когда германский посол коснулся тройных переговоров, советский нарком ответил, что они имеют чисто оборонительные цели.
16 августа стало понятно, что переговоры между военными миссиями в Москве терпят крах по вине правительств Чемберлена и Даладье. В тот же день Риббентроп в телеграмме Шуленбургу просил его срочно передать Молотову, что Германия согласна заключить с СССР пакт о ненападении, гарантировать вместе с СССР прибалтийские государства и оказать влияние на Японию в смысле улучшения советско японских отношений.
18 августа Шуленберг получил ответ на германские предложения. В области практических мероприятий ответ предлагал, прежде всего, заключить торгово-финансовое соглашение, а затем подписать пакт о ненападении. Советское правительство согласно с приездом в Москву Риббентропа, но такой приезд требует серьёзной подготовки и должен быть осуществлён с минимумом публичного шума и газетной сенсации. Приезд должен состояться лишь через неделю после опубликования торгово-финансового соглашения.
