На базе царил настоящий переполох, хотя дело не дошло до панических форм проявления своего беспокойства, однако новость о не возврате вертолета, на котором вылетела группа Егорова, была из разряда катастрофических. Второй раз потерять группу за последнюю неделю Селезнев просто не мог - лучше самому шагнуть в жарку, чем вновь пережить нечто подобное. Худшее заключалось в том, что помимо вертолета с группой глубинной разведки не вернулся и еще один вертолет, участвовавший в операции по отвлечению противника. С радаров они пропали с разностью в пятнадцать минут и до сих пор ни одной весточки от обоих вертолетов не поступало.
Генерал Селезнев не находил себе место и в штабе ходил из угла в угол, как лев в клетке. Ни Павлов, никто либо другой пока не мог ему сейчас помочь и вся надежда оставалась на сеанс экстренной связи. Несмотря на режим полного радиомолчания, установленный для группы, в крайних случаях группа "Миротворец" могла выйти на связь, но только через передачу кодированного сигнала, содержащего условную фразу. О смысле этих фраз знало всего трое человек, включая и самого Селезнева, но до сих пор никаких указаний от них не было получено.
"Если все участники "Миротворца" погибли, то это станет катастрофой такого масштаба, что все предыдущие неудачи нам покажутся сущими пустяками", - размышлял Николай Федорович и напряженно ожидал шифровки. Провал не только даст преимущество главному врагу, но и лишит возможности реализации Плана, который они втроем с Клюевым и Остаповым договорились реализовать любой ценой и способом. Да, он был исключительно рискованным, но никакого другого выхода не просматривалось на данный момент. Главное же заключалось в том, что не использовать такой шанс было бы не просто непозволительной глупостью, а преступным кретинизмом.
"Не-е-ет, - мотнул головой Селезнев, - мы в нашей истории теряли слишком много возможностей, чтобы разбрасываться своими шансами направо и налево. Но я верю в своих парней, они должны выжить, просто права другого не имеют!"
Конечно же, это были нервы, но с другой стороны разведчики и сами знали о ставках на кону, отдавая себе отчет в том, с чем им придется столкнуться при выполнении своей миссии.
"Любой ценой", - напомнил себе Селезнев.
Сев за стол, он своим личным шифром набрал текст новой шифрограммы, которая должна быть отослана в Москву и попадет на стол начальнику ГРУ, а оттуда к министру обороны и затем лично к Президенту. В ней он отошлет одно из двух сообщений - либо о крушении вертолета с неизвестными последствиями, либо о крушении, но с указанием продолжения выполнения задания группой. В первом случае его карьере мог наступить конец, хотя Селезнева вопрос своего трудоустройства сейчас абсолютно не интересовал. На кону были жизни нескольких десятков человек и, что еще главнее, будущее России. Просчитать наперед политические последствия сообщения о срыве задания практически невозможно. Точнее, гнев Квачкова и Ночь Длинных Ножей гарантирована, но дьявол, как известно, в деталях...
Завершить свои догадки на сей счет он не успел из-за стука в пневмодверь его палатки.
- Войдите, - отозвался Селезнев и внутрь скользнул высокий и худощавый офицер из спецсвязи.
- Разрешите, товарищ генерал? - спросил он.
- Что у вас? - спросил Селезнев, все еще погруженный в свои мысли.
- Срочная шифрограмма из Центра. Лично в руки.
- Хорошо, давайте, - ответил генерал и принял из рук офицера запечатанный конверт. - Вы свободны.
Отдав честь, связист вышел, плотно закрыв за собой пневмодверь.
Осмотрев конверт, Селезнев обнаружил, что тот был тщательно опечатан и не вскрывался. Аккуратно открыв его, он достал оттуда сложенный листок с текстом в виде пятизначного набора цифр, ключ к которым был только у самого Селезнева. На дешифровку он потратил следующие десять минут и после окончания внимательно и вдумчиво прочел полученный текст. Под конец прочтения генерал почувствовал, как его глаза поползли на лоб.
"Очередная мразь сдала", - с ненавистью подумал он, всматриваясь в распечатанный документ и в этот момент ему захотелось лично придушить того, кто сделал утечку. Самое скверное заключалось в том, что сообщить "Миротворцу" об этом не было никакой возможности. Разумеется, группа подготовила контрзасадные меры, хотя Селезнев прекрасно отдавал себе отчет, что степень слаженности отшлифовать не удалось на занятиях по боевой подготовке в аномальных условиях из-за критической нехватки времени. Кроме того, одно дело догадываться о вероятной засаде, а другое дело знать о ней точно. Засевшая в верхах власти тварь могла усугубить и без того чрезвычайно сложное положение группы, сдать их с потрохами и ни секунды об этом не пожалеть.
"Ну почему они не сказали об этом два часа назад?!", - голова Селезнева гудела. Два часа - и у них мог появиться хотя бы шанс внести коррективы.
- Твою же мать! - генерал с силой ударил кулаком по столу и в этот момент у него родилась идея.
"Стоп. Если в операции должен быть лично заинтересован сам Президент, значит..."
- Ты не отвертишься, слово русского офицера даю, - злобно процедил сквозь зубы Селезнев и тут же написал текст, который затем зашифровал личным кодом. У него родилась отличная идея.
***
Вашингтон, округ Колумбия
Возвращение из тюрьмы заняло больше времени, чем они думали, да и сама поездка, казалась, выжала из них силы, словно невидимыми тисками. На предложение Фостера перекусить в круглосуточной закусочной пусть и в такое позднее время, Боб охотно согласился. Из-за последних дней, в которых было мало сна, но много тяжелой рутинной работы, связанной с деятельностью Бюро, у него под глазами появились мешки, на что указал его непосредственный начальник, после того как официантка средних лет с мизантропическим выражением лица и столь же черствым голосом приняла у них заказ.
- Ты и сам выглядишь не лучше, - возразил Боб, когда официантка отошла. Они сели в самом углу забегаловки, чтобы им никто не мог помешать.
- Есть такое, - согласился Фостер и потянулся было к пачке сигарет, но вовремя заметил значок, запрещавший курение в этом месте. Покривившись, он отдернул руку назад.
- Что еще успели накопать наши парни? - спросил Фостер, рассматривая внутреннее убранство обычной закусочной, коих было великое множество в крупных городах. Боб чуть наклонился вперед и приглушенным голосом ответил:
- Мы практически уверены, что эта Кэтрин Хейл та самая, кто нам нужен. Происхождение ее денег нигде не указано...
- Это ничего не значит, - перебил его Фостер и подал знак, чтобы Боб замолчал. Подошла официантка с подносом, откуда отработанными движениями поставила две кружки кофе и сэндвичи.
- Благодарю, - произнес Фостер и, дождавшись, когда она уйдет, продолжил. - Я не спорю с тем, что появление шестидесяти тысяч долларов не может произойти само собой, но пока мы не проверим все варианты предпринимать какие-либо действия на ее счет у нас нет прав.
Второй спецагент замолчал и вцепился зубами в разогретый сэндвич, который, впрочем, оказался вкуснее, чем выглядел. Фостер видел, как у напарника явно назревал какой-то план и блеск глаз выдавал его с головой. Сделав небольшой глоток ароматного напитка, Джон дождался, пока Боб проглотит откусанный кусок хлеба, сыра и бекона, и спросил:
- На проверку понадобится довольно много времени и не факт, что нам удастся доказать связь между ней и Френсис.
- Верно, - согласился Боб и запил проглоченный кусок горячим кофе. - Поэтому нужно сделать по-хитрому.
