– Вы любите её, мессир? – она не спросила, простонала.

–И всегда любил, – просто сознался Арий Конрад.

Развернул Гаркану к себе, посмотрел ей в глаза. Она опустила голову, но магистр приподнял её за подбородок, заставляя смотреть на себя, и снял с её лица маску. Девушка вскрикнула и закрыла шрам на щеке ладонью.

– Ты красива, Гаркана, – Арий Конрад осторожно отнял ладонь от её лица и провёл по кривому шраму кончиком пальца, – и это не портит тебя, и не отвращает меня от тебя. Но я не могу любить тебя, Гаркана.

– Можешь! – отчаянно выкрикнула она, давясь рыданиями, рванулась, но он держал её крепко. – Ты не желаешь!

– Нет, дитя, я не могу, – вздохнул Арий Конрад, привлекая девушку к себе и гладя по волосам, – я думал, что смогу забыть Демиру, но нет, не смог. А ты уезжай, Гаркана. Я многому научил тебя. У тебя впереди вся жизнь.

– Ещё не минуло два года, – всхлипнула Гаркана у него на груди, – у меня есть ещё месяц. Позволь мне остаться!

– Зачем, дитя неразумное? Терзаться иллюзиями? Я не смогу полюбить тебя. Я люблю тебя иначе, не так, как ты хочешь, – спокойно признался магистр.

– Всё равно! Быть подле тебя – истинное блаженство!

– Глупое дитя, – вздохнул Арий Конрад, – мне жаль тебя. Теперь, когда я сам так терзаюсь, я не хочу никому причинять страданий. Тебе лучше покинуть мой дом.

– Я останусь! – решительно заявила она, подняла голову и вытерла слёзы.

Магистр наклонился и поцеловал её в изуродованную шрамом щёку нежным братским поцелуем.

– Твоя воля, – согласился он, – а сейчас иди спать.

– Да, мессир, – Гаркана привыкла повиноваться – покорно пошла в свою келью.

Арий Конрад проводил её взглядом, вздохнул и вновь обратил свой взор к небу, туда, где нарождалась новая звезда, холодная и бесстрастная. Звезда Демиры.

Гаркана вернулась в свою маленькую, тесную келью, зажгла лучину в светце. Села на жёсткое ложе, расплела косы, расправила лёгкую волну тёплых рыжих волос. Достала из-под кровати маленький, обитый железом сундучок, покопалась там, нашла отполированное медное зеркальце. Подсела поближе к лучине, всматриваясь в своё отражение.

В полумраке уродливый шрам на щеке был почти незаметен, и если не поворачиваться этой стороной… Нет, к чему тешить себя несбыточными мечтами? Мессир не войдёт в её комнату, не сядет рядом, не будет смотреть взглядом, полным кипящего серебра. Тот взгляд не для неё, и с нею он будет говорить ровно и насмешливо, или участливо, или покровительственно, но голос его не дрогнет в волнении. Всё, о чём молит она богов, принадлежит не ей, а Руанской королеве, гордой и прекрасной Демире.

Но… или Бессмертный не объяснился ей, или Королева не приняла его любовь, иначе почему он вернулся в таком душевном смятении? Ещё ничто не решено, и у неё есть месяц. Целый месяц. Всего месяц. Нужно успеть.

Гаркана приподняла волосы, перебросила пряди вперёд, закрывая щёку. Нет, не спрячешь, не скроешь. Это навсегда. Он сказал: «Это не отвращает меня от тебя», но не потому, что он любит её, а потому, что жалеет. А жалость – не любовь.

Девушка с глубокой нежностью и благодарностью оглядела тесную комнатку, где провела ночи почти двух лет. Она всё любила здесь. Простую аскетичную обстановку. Ради неё Арий Конрад разнообразил, раскрасил синим и жёлтым деревянные ставни маленького оконца, медвежью шкуру постелил на пол для тепла, принёс изящный серебряный кувшин для воды. Это другая келья была, не та, в которой оправлялась от ран Демира.

Гаркана, однажды увидев ту келью, очарована была восьмигранным мозаичным окошком и игрой разноцветных бликов солнечного света на полу, спросила, можно ли ей жить здесь, но мессир не позволил. Он сказал, что это её комната, Демиры, и она будет ждать свою хозяйку, его гостью. Гаркана тогда уже знала историю Руанской королевы, и как сплетались их пути с магистром, но мало времени ещё жила в его скале, и слова его не ранили её, не отозвались болью в сердце. Теперь же, по истечении двух лет, острое копьё жгучей ревности пронзало её сердце при мысли о могущественной сопернице.

Гаркана была лекаркой. Жила сторонённо от деревни, в избушке в лесу, где жила и мать Гарканы, и бабка, и прабабка, и все они были лекарки.

Матери она не помнила. Мать задрал вепрь, когда Гаркана только ходить училась. Бабка её вырастила и научила всему, что сама знала. От матери к дочери передавали лекарские секреты женщины её рода. Жили отшельницами, собирали травы, варили зелья, готовили мази, врачевали страждущих, кормились тем, что приносили с благодарностью исцелённые.

Потом бабка умерла, и Гаркана осталась жить в избушке одна. Изредка ходила в деревню, где её принимали с неизменным радушием.

Ей хорошо жилось в лесу, она слушала природу, понимала и любила её. Язык зверей и птиц ей был сродни, она определяла смену погоды по звёздам и шёпоту ветра в травах, с радостью встречала каждый новый день. Со временем Гаркане предстояло найти мужчину и родить от него дочь, чтобы передать ей свои знания, но это случится не скоро, и пока что её радовал лес, одиночество, её ремесло.

Так зимы сменяли лета, покуда в деревню не пришёл мор. Лихоманка хватала людей одного за другим и валила в три дня. Распухало горло, больной не мог ни есть, ни пить, метался в горячке и умирал в беспамятстве. Гаркана измучилась в поисках лекарства, меняла травы, варила зелья, ничто не помогало. Люди гибли, а оставшиеся в живых на коленях умоляли о помощи. Лекарка перебралась в деревню, почти не спала, постоянно находясь подле больных, но не знала средства облегчить их страдания. Использовав всё, что умела, она обратилась к последнему средству – спросить совета у Веды Майры.

Веда Майра пророчествовала уже много лет. Она жила в пещере у Голубого Озера, и была так стара, что помнила династии всех королей за два столетия. Весь день занял путь, и к исходу дня Гаркана отыскала пророчицу.

Старая шаманка сидела у своего жилища, смотрела выцветшими глазами на спускающееся к водной глади закатное солнце. Ветер трепал седые космы, схваченные цветной повязкой на лбу. Глубокие морщины избороздили суровое лицо. Привычная к холоду и лишениям, она была боса, одета в старую, выцветшую залатанную юбку и рубаху из грубой холстины. Изношенный шерстяной платок покрывал её плечи, не согревая от ветра. Холодное лето выдалось в тот год.

Старуха обернулась к Гаркане и произнесла её имя, прежде, чем девушка приветствовала её.

– Перемога-трава спасёт твоих соплеменников, – хриплым каркающим голосом произнесла Веда, – торопись, ибо собрать её можно только в полнолунье, а сейчас как раз полнолунье. Не успеешь, придётся ждать ещё месяц. Ты-то дождёшься, а твои сородичи – нет.

– Где растёт та трава, бабушка? – спросила Гаркана.

– На Змеиной Поляне, – ответствовала Веда Майра, – но ты не бойся, змеи не тронут тебя. Твоё сердце чистое, душа не запятнана, как и тело твоё. Змеи уйдут в норы, и ты соберёшь траву. У неё маленькие белые цветы с сильным мятным запахом, ты её не спутаешь.

– Спасибо, бабушка! – Гаркана поклонилась старухе до земли, после достала из висевшего на плече мешка большую краюху хлеба и толстую вязаную шаль и положила Веде на колени.

– И тебе благодарствую, милая, – отозвалась шаманка, – не ошибись, когда будешь выбирать среди двух зол одно, – посоветовала она.

– Среди двух зол? Что это значит? – смятение охватило душу юной лекарки.

Но старуха не ответила ей, прикрыла глаза, погружаясь не то в дрёму, не то в свои мысли. Гаркана постояла подле неё, дожидаясь ответа, да так и не дождалась и не решилась боле тревожить пророчицу. Повесила на плечо котомку, перебросила в правую руку посох и пошла обратно.