– Лучше посидеть немного, – напомнила Люси.

– В следующий раз, – отмахнулся молодой человек.

– Что ты там так старательно высматриваешь? – девушка, поднявшись, подошла к другу и протянула ему полотенце. Драгнил обмотал махровую ткань вокруг бёдер, задумчиво угукнув в знак благодарности. Люси встала рядом, случайно коснувшись своим плечом руки парня и не замечая этого. Тот не отстранился, не испытывая от создавшегося положения ни малейшего дискомфорта. Подобные прикосновения, не имеющие сексуального подтекста, были приятным дополнением к разговорам, взглядам и заботе, которую они дарили друг другу.

– Я всё пытаюсь понять, почему ты решила нарисовать именно так, – ответил, наконец, молодой человек, чуть нахмурившись и по-прежнему не отрывая взгляда от теперь уже их общего отражения.

– Рассматривала последнюю работу, ту, со скрипкой, – начала объяснять Хартфилия, – и вдруг вспомнила наш разговор на выставке, помнишь?

В глазах Нацу мелькнуло понимание:

– Перед Новым годом? – девушка кивнула. Драгнил весело усмехнулся: – Такое разве забудешь?

На самом деле, ничего такого странного или страшного тогда не произошло. По крайней мере, на выставке. Да и потом тоже. И вообще, подобное могло случиться с каждым, но «повезло» именно Люси.

Тот Новый год мисс Хартфилия, студентка первого курса Академии Искусств, решила справлять в шумной и весёлой компании своих одногруппников. И вовсе не потому, что её не любили или не ждали дома. Скорее, наоборот – любили и ждали слишком сильно. Она была единственным ребёнком в семье, долгожданным и выстраданным (Лейла, мать Люси, долго не могла забеременеть), а потому особенно любимым и опекаемым. Умеренная строгость в воспитании не позволила сделать из неё эгоистку, как это бывает часто с детьми достаточно обеспеченных родителей, а хорошее классическое образование развило имеющиеся задатки, превратив со временем открытую светлую девочку в не менее милую девушку, счастливо дожившую до восемнадцати лет в мире с собой и окружающими.

Однако, переступив порог совершеннолетия, Люси захотела свободы. Нет, не той, что получает пернатое создание, покинув золотую клетку – её дом никогда не воспринимался девушкой в таком свете. Разве может быть клеткой или тюрьмой место, где тебя искренне любят? Но в какой-то момент мисс Хартфилии захотелось выйти из-под опеки родителей – частично из желания попробовать чего-то другого, отличного от её привычной жизни, а заодно проверить свои силы. Родители не препятствовали этому, хотя и не воспринимали всерьёз, но всячески поддерживали. Поэтому и к решению дочери встретить праздник в кругу новых друзей отнеслись спокойно. Люси пообещала, что обязательно навестит их в короткие январские каникулы, приехав хотя бы на пару дней, и на этом этот вопрос был закрыт.

Тридцатого декабря судьба решила сделать молодой художнице подарок в виде передвижной выставки одного из её любимых художников – Константина Васильева. Она узнала об этом совершенно случайно, поэтому у заглянувшего в гости Нацу просто не осталось выбора: он был крепко схвачен за руку и утащен в галерею.

Картин было немного – около пятнадцати, но даже такое небольшое количество полотен они рассматривали не меньше двух часов. Девушка буквально зависала перед каждой, выпадая из реальности и никак не реагируя на внешние раздражители. Драгнил терпеливо топтался в сторонке, не выказывая, впрочем, ни особой радости, ни недовольства. И лишь у последней – «Гадание» – сказал вслух, скорее, размышляя, чем спрашивая, и практически не надеясь на ответ:

– Насколько я понимаю, яркое освещение в зале нужно для того, чтобы лучше видеть картины?

– Что? – вздрогнула Люси. Молодой человек повторил вопрос. Художница кивнула, подтверждая его догадку, и поинтересовалась в свою очередь, как, по его мнению, можно ещё рассматривать полотна.

– Представь, – понижая голос и подходя вплотную, хмыкнул тот, – что ты смотришь на неё, находясь одна в тёмной комнате, которая освещается тонкой церковной свечкой, за окном воет ветер, а в стекло, словно замёрзший пёс, скребётся снег…

На воображение мисс Хартфилия никогда не жаловалась. Поэтому описанную картину увидела настолько ясно, что невольно передёрнула плечами, почувствовав пробежавший между лопатками неприятный холодок, и тихо выдохнула:

– Жуть какая…

– Испугалась? – задорно улыбнулся Нацу, аккуратно подталкивая девушку к выходу. Та не сопротивлялась, всё ещё находясь под впечатлением от представленного. Но окончательно пришла в себя лишь в маленьком кафе, куда парень затащил её выпить кофе. Там же он и уговорил Люси сходить на открытый каток в городском парке.

Часы показывали около трёх пополудни, когда, переобувшись, друзья ступили на лёд. Времени на катание оставалось не больше часа – в пять девушка должна была быть на работе. И на последнем круге произошло то, что иначе, как роковой случайностью, язык назвать не поворачивался: правый конёк попал в выбоинку на льду, Люси неудачно повернулась, испуганно вскрикнула и упала. Самостоятельно встать она уже не смогла. В больнице, куда привёз её Драгнил, девушке поставили диагноз: «Перелом», наложили гипс и отправили домой. Бедняжке осталось только тяжко вздыхать над загубленными праздниками, мысленно прощаясь с набором красок и новыми сапожками: на то и другое художница откладывала деньги, которые теперь придётся отдать за квартиру – о работе на месяц можно смело забыть.

Однако грустить и скучать ей не дали. Нацу, как настоящий друг, отменил все свои планы, чтобы Люси не осталась одна в новогоднюю ночь. Они провели вместе весь следующий день, болтая обо всё на свете, а ближе к полуночи завалились с шашками и бутылкой шампанского на софу в студии, заедая шипучий напиток ароматными сочными апельсинами…

Девушка положила голову другу на плечо и вздохнула:

– Мне кажется, это был лучший Новый год в моей жизни…

– Как думаешь, там есть мармеладка со вкусом апельсина? – легонько щёлкнув её по носу, спросил Драгнил. Люси рассмеялась:

– Вот после сеанса и узнаешь, – и похлопала молодого человека по спине: – Перерыв закончен!

========== Дынная ==========

Комментарий к Дынная

Похоже, Муз обожрался сладкого. Одна сплошная ваниль((

– Нацу! – крикнула Люси, вставая на цыпочки, чтобы достать из шкафчика баночку с заваркой. – Иди, а то остынет!

– Сейчас! – откликнулись из глубины квартиры. Потом послышались торопливые шаги, и в кухню вошёл Драгнил. Окинул критическим взглядом девушку, тянущуюся к верхней полке, отодвинул её в сторону, взял нужную вещь и спокойно, по-хозяйски начал заваривать чай. – Зачем ты постоянно убираешь его так высоко?

– Привычка, наверное, – пожала плечами Хартфилия, начиная накрывать на стол. Вскоре на нём кроме изящной сахарницы из прозрачного стекла стояли вазочка с шоколадными конфетами, креманка с мёдом и тарелка с порезанными на маленькие кусочки песочными пирожными. – На нижних полках хранить банку неудобно, приходится постоянно переставлять с места на место, а там она никому не мешает. И потом, когда я открываю шкафчик, так приятно начинает пахнуть мятой. Подай, пожалуйста, кружки.

– Ты же её не любишь? – слегка удивился парень, протягивая посуду.

– Не люблю, – согласилась Люси. – Но почему-то здесь она воспринимается… по-домашнему, что ли? Как-то тепло.

– Хм… – Нацу, прихватив маленький чайничек на специальной подставке, позволяющей долго сохранять напиток горячим, присел к столу. – А чай?

Девушка засмеялась:

– Чай из серии «Если вы что-то не любите, значит, вы просто не умеете это готовить», – заняв место напротив друга, она поставила локти на столешницу и положила подбородок на сцепленные в замок пальцы. – Только у тебя он получается таким… э-э-э… не противным.

– Потому что я делаю его с любовью, – наставительным тоном произнёс Драгнил. Люси вскинула брови, выражая удивление, вызванное услышанной фразой, но молодой человек, ни капли не смутившись, продолжил: – Да будет вам известно, мадам, что повар подобен Творцу. Создавая блюдо, он должен вкладывать в него свою душу. Только тогда ему удастся приготовить что-то поистине вкусное.