— Ну что ж, сведи меня к твоему живописцу!
Алексей Алексеевич охотно взял Валю в ученицы. Он обещал кормить её и платить два рубля в месяц.
— Если хочешь, — живи пока у меня. Постели себе на сундуке в кухне!
— Нет, мне домой надо! Там Мурзик, и мама скоро вернётся.
Рано утром Валя прибегала к Алексею Алексеевичу. Она скоро привыкла к своим обязанностям и даже научилась немного ворчать на своего доброго живописца:
— Дядя Алёша, вот вы опять бросили кисти на пол. Вот же банка с керосином.
— Забыл, Валюша! — добродушно признавался тот, наколачивая железо на деревянную раму. — А что мы с тобой сегодня делать будем?
— У вас же две вывески не кончены: одна — для булочной, другая — для гробовщика.
— Верно, верно!.. Я займусь разметкой букв, а ты мне почитаешь.
Лена давно перестала ходить к своей ученице:
— Некогда мне! Уроков много, да и мама ворчит, что я ей мало помогаю.
Валя успела научиться читать по складам. На этом и кончилось её обучение. Уходя, Лена показала ей цифры, ткнула в букварь и сказала:
— Если писать захочешь, — смотри вот сюда. Это «прописи». С них и срисовывай буквы.
Читать Валя скоро научилась довольно сносно и охотно читала вслух, когда закончит растирать краски и приготовит всё нужное хозяину для работы.
Однажды Алексей Алексеевич принёс откуда-то маленькую книжку с пожелтевшими страницами. Она называлась: «Картины из истории детства знаменитых живописцев».
— Это старинная книга, — объяснил он Вале. — Она напечатана семьдесят лет тому назад. Тогда еще и меня на свете не было!
Девочка бережно перелистывала толстые, плотные страницы. Перед каждым рассказом вклеена цветная иллюстрация, изображающая маленького итальянца, испанца, француза. Из всех этих мальчиков потом выросли великие художники.
Валя залюбовалась прекрасной женщиной в нарядном платье. Ласково обняв за плечи бедно одетого мальчугана, та подвела его к седому художнику. Тот с палитрой и кистью в руках сидел перед мольбертом.
— Читай вслух! — попросил Алексей Алексеевич.
— «…Поздно вечером, по тропинке, которая вела из густого леса в местечко Корреджио, шла бедная женщина; она с трудом несла огромную вязанку дров…» — начала Валя рассказ о сыне дровосека. Мальчик тоже должен был стать дровосеком, но ему с детства хотелось рисовать. Его больному, измученному работой отцу казалось, что Антонио растёт бездельником.
Как-то раз мальчика послали в лес рубить дрова, но он бросил топор и увлёкся вырезыванием из дерева изображения мадонны. Отец окончательно разгневался, и Антонио пришлось уйти из дома. Не помогла и защита дяди, уверявшего, что статуэтка мадонны сделана прекрасно.
Усталый, голодный, пришёл Антонио Аллегри в соседний город. Он слышал, что там живёт один известный художник, обучающий молодых итальянцев. К нему-то и направился сын дровосека.
— «Антонио увидел длинный ряд мольбертов, а за ними молодых людей различных возрастов; по середине зала сидел седой старик и рисовал. Не трогаясь с места, не подымая головы, спросил он: „Что надобно?“
— Синьор… синьор… — начал Антонио; крупные капли пота катились с лица его.
— Ну! — сердито сказал старик.
— Меня прислал мой дядя Лаврентий, живописец в Корреджио.
— Да разве есть живописец в Корреджио?
— Да, синьор, дядя мой делает славные картины, которые привешивают над лавками.
— О, вывесочный живописец! Ты сказал бы с самого начала…»
— «Эти слова были произнесены с таким презрением, что Антонио был совершенно уничтожен», — читала Валя задрожавшим голосом.
— «О синьор, примите меня в число учеников! Я буду прилежен…
— А сколько ты можешь платить мне? — сердито прервал его художник.
Вопрос этот как громом поразил Антонио.
— Примите меня так, без платы! — с отчаянием проговорил мальчик.
— Слуга покорный! — сказал маэстро и опять взялся за кисть.
Один из учеников сжалился над несчастным, встал со своего места, взял его за руку и вывел из мастерской, и, оставляя его, сказал:
— Знай, бедный мальчик, без денег в городах не найдёшь ни хлеба, ни учителя, ни слуги, ничего; послушайся меня: вернись туда, откуда ты пришёл!»
Дойдя до этого места, Валя так расплакалась, что Алексей Алексеевич не знал, как её успокоить. Он гладил её худенькие плечи, принёс крепкого чаю, но девочка продолжала рыдать.
— Да ну тебя! — сказал он строго. — Чем реветь, читай лучше дальше! Может, всё еще обойдётся!
И действительно, всё обошлось. Появилась прекрасная и добрая маркиза. Она заплатила корыстному художнику за обучение и питание Антонио. Мальчик долго и старательно работал над картиной, заказанной ему маркизой. Когда он кончил, управляющий заплатил молодому художнику сто франков медяками. Получился большой, тяжёлый мешок.
Счастливый Антонио сейчас же понёс деньги своим родителям. Идти надо было далеко, а день выдался жаркий. Антонио не видел родителей с тех пор, как ушёл из дома. Думая о встрече с матерью, мальчик сначала почти не чувствовал тяжести мешка. Но жара всё увеличивалась и увеличивалась. Ноша давила его плечи всё сильнее. Изнемогая от усталости, юный художник едва передвигал ноги. Он несколько раз падал, с трудом поднимался и снова шёл. Дом был уже совсем близко, но Антонио споткнулся, упал и потерял сознание.
— Не могу больше читать! — снова заливаясь слезами, сказала девочка. Алексей Алексеевич взял книгу из её рук и медленно прочитал:
— «Дядя Лаврентий встал, подошёл к дверям, чтобы посмотреть, какова погода, переступил через порог и вскричал:
— Боже мой, мертвец!
— Это сын мой! — вскричала Мариэтта, бросаясь к порогу.
— Он еще дышит! Он не умер!»…
Шли годы. Антонио много учился и работал. Имя его стало известно далеко за пределами его родины. Но прославился он не как Антонио Аллегри, а как Корреджио, по местечку, где он родился…
Кончив читать, Валя сидела на маленькой скамеечке, прижав книгу к груди. Она не вскочила и не убрала её в шкаф, как обычно. Глубоко задумавшись, смотрела в окно.
«Вот если б и мне встретилась какая-нибудь маркиза, и тоже помогла стать художником!..» — мечтала девочка. Старый живописец с грустью наблюдал за ней. Алексей Алексеевич знал, как хочется Вале учиться живописи, а он мог только научить её писать вывески.
Глава четвёртая
Кончиков любил читать газеты и часто рассказывал Вале о войне.
— Начали в четырнадцатом году немцы, а сейчас почти все государства Европы участвуют в войне. Третий год она тянется. Сколько убитых, раненых!.. Одно разорение и горе она приносит.
Валя внимательно слушала Алексея Алексеевича. Она знала, что из-за войны отцу её вынесли такой суровый приговор; он столько времени просидел в тюрьме и теперь отбывает ссылку в Сибири. Девочка видела, что матери всё труднее и труднее заработать на жизнь, и в этом тоже была виновата война. Все говорили, что дёньги теперь дешевеют, а хлеб дорожает.
Нередко, рассказывая о войне, старый живописец начинал вспоминать о революции 1905 года.
— Дядя Алёша, вы говорите, — из тюрьмы тогда выпустили?.. И все ходили по улицам с красными флагами, и полиция никого не хватала? — допытывалась девочка.
— Я сам шагал вместе с рабочими и пел с ними…
Старик оглянулся, будто в маленькой квартирке мог подслушать кто-то посторонний, и, понизив голос, запел:
«Смело, товарищи, в ногу.
Духом окрепнем в борьбе,
В царство свободы дорогу
Грудью проложим себе!..»
Вале очень понравились слова революционной песни, но она продолжала расспрашивать:
— А почему революция кончилась, дядя Алёша?
— У царя были войска, ружья, пушки, а народ вышел с голыми руками, — тяжело вздохнул Кончиков. — Зверски разделались в Москве с восставшими рабочими. И не только в Москве. По всей стране сколько народа тогда на виселицах погибло. Все тюрьмы были забиты. И до сих пор слова сказать нельзя. Да что тебе рассказывать! Сама знаешь, как твоего отца в остроге морили!..