Вдруг вижу, — идёт Ленин. Я вытянулся, как положено. А Ленин — что бы ты думала? — Ленин побежал за мячиком, поймал его и принёс девочке. Та глядит на него мокрыми от слёз глазами. Владимир Ильич поднял её на руки, подбросил. Девочка засмеялась от радости. Ленин ещё раза два её подбросил, потом поставил на ноги и к двери поспешил.
Стою я и думаю: столько народу здесь проходит. Все своим заняты, спешат… А наш председатель Совнаркома вот заметил ребячье горе!..
Валя слушала с большим вниманием и старалась запомнить каждое слово рассказчика.
Вернулся отец и сейчас же вместе с солдатом ушёл в Смольный. Девочка склонилась над листом бумаги.
Она много раз бывала в Смольном. Ей казалось, — она прекрасно помнит, как выглядит это величественное здание. А вот на бумаге ничего не получается!
«Надо ещё раз посмотреть!» — решила она.
На следующий день прямо из школы Валя побежала к Смольному. Она пристроилась на скамейке неподалёку от главного входа. Вытащила из сумки альбом и цветные карандаши. Здание у неё вышло очень хорошо. Круглые белые колонны крепко встали на квадратные жёлтые нижние. Всё правильно: колонн — восемь, пролётов между ними — семь. Валя сосчитала ступеньки. Их оказалось тринадцать. «Вот здесь, на площадке, с правой стороны, стояла девочка. Сделаю ей голубое платье, а на голову посажу большой бант… Кажется, — всё получилось!» Теперь Валя храбро принялась рисовать фигуру Владимира Ильича. Он протягивает девочке мячик. Стоит на ступенях спиной к Вале. Значит, лица рисовать не надо. Но почему Ленин на бумаге выходит такой большой?.. Девочка сотрёт, снова нарисует. Опять сотрёт… Не выходит! Она озябла, проголодалась.
«Завтра — воскресенье. Приду с утра!»
Рано прибежала она к Смольному и сразу принялась рисовать фигуру Ленина.
— Ты что тут делаешь?
С испугу даже карандаш вывалился из Валиных рук. Узнав солдата, что приходил за отцом, она обрадовалась и сейчас же объяснила ему:
— Помните, вы мне рассказывали о Ленине и крохотной девочке?.. Я хочу это нарисовать.
— Ишь ты, что задумала!
В голосе солдата звучало одобрение. Он нагнулся над рисунком:
— Смольный у тебя — как настоящий. А вот девчонка на куклу похожа. И холодно тогда было. Ты ей пальто надень и шапочку. Батюшки, а почему же у тебя Ленин такой высоченный и стоит навытяжку, как солдат?
— Владимир Ильич у меня никак не выходит! Уж я бьюсь, бьюсь… — Голос у Вали задрожал, на глазах заблестели слёзы.
— Да ты не реви! Вот лучше погляди-ка. У тебя так ловко ступени нарисованы, потому что ты видишь их. А если я встану, как Ленин стоял, ты сразу поймёшь!..
Солдат взбежал на несколько ступенек и нагнулся, как бы подавая мяч ребёнку.
— Поняла, поняла! — закричала Валя… — Пожалуйста, постойте так! Я сейчас, сейчас нарисую…
— Смотри, пальто у Ильича короче моей шинели! — крикнул солдат.
Валя привыкла рисовать с натуры и легко справилась с рисунком.
— Здорово теперь вышло! — одобрил солдат. — Только прибавь Ильичу немного в плечах да вместо моих сапог сделай брюки. А вот скажи-ка мне, почему у тебя народ идёт вверх по лестнице, а обратно никто не выходит?
— Я лиц рисовать не умею! — призналась Валя.
— Вот оно что! Понятно…
Вечером Алексей Алексеевич сказал девочке:
— Осталось мало дней до конкурса, малярка, а у тебя только две акварели. Где же последняя?
— Дядя Алёша, кажется, — я нашла, и думаю, что успею.
Не отрываясь девочка просидела над акварелью несколько дней. Закончив, отодвинула от себя фанеру с наколотым на неё листом и даже глаза закрыла, — так страшно стало взглянуть на свою работу.
«Если скверно, — значит, всё пропало и нельзя завтра идти на конкурс!»
Валя медленно открыла глаза, — акварель показалась ей белёсой, плохой. Полная отчаяния, девочка перенесла фанеру к окну и радостно засмеялась: «Вышло! Вышло!»
Потом опять начались сомнения…
Вечером заглянул Кончиков.
— Ну как? Готово? — спросил он. — Показывай!
Глава четвёртая
Валя пришла на конкурс в тёмном платьице, сшитом из отцовской гимнастёрки. В канцелярии у неё приняли три акварели, бережно завёрнутые в бумагу, и велели прийти за ответом на другой день.
Плохо спала девочка в эту ночь. Ей всё казалось, что скверно она написала, что надо было выбрать другие темы. Вскочила с постели рано. Ещё целых шесть часов надо было ждать ответа! Чтоб как-нибудь скоротать время, она побежала к старому живописцу.
У Алексея Алексеевича было много работы. Он писал теперь не вывески, а лозунги и плакаты. Кроме того, ему часто поручали украшать рабочие клубы. Валя любила помогать ему, и старик всегда считался с её советами.
Сейчас он сделал вид, что не замечает волнения девочки, и стал показывать ей проект нового клуба.
— Я вот так думаю эту стену украсить. А ты что скажешь?..
Пока друзья обсуждали оформление клуба, незаметно прошло время.
— Пора! — сказал Алексей Алексеевич. — Пойдём, я провожу тебя.
* * *
Председателем жюри был очень требовательный профессор Академии художеств. В этот день ему пришлось пересмотреть много работ. Он утомился и равнодушно оглядывал стены, завешанные рисунками младших, их акварелями и небольшими картинами, написанными маслом. Валины акварели были повешены в темноватом углу.
Профессор уже прошёл в следующую комнату и вдруг вернулся. Букет васильков, сделанный Валей, не заинтересовал его. Художника заставила остановиться акварель, изображающая развалины тюрьмы. Его опытный глаз разглядывал торчащие трубы, обрушившуюся стену, окно, на котором уцелела часть решётки, с красным лоскутком, привязанным к ней. Под стенами, на земле валялись ржавые, на несколько частей разорванные цепи. Синее, ясное небо сияло над развалинами. Кругом — никого…
— Кто это писал? — обратился художник к членам жюри. Те молчали. Они не обратили внимания на эту маленькую акварель.
— Нет, вы посмотрите, как просто и как выразительно передан ужас тюрьмы и то, что никогда больше она не встанет из развалин… А вот Смольный! Посмотрите, как это великолепно написано! Кто это сделал? — обратился он к секретарю.
— Это работы Вали Столбовой. Она ждёт в приёмной решения жюри.
Профессор попросил вызвать Столбову. Сам он придвинул стул ближе, ещё раз внимательно поглядел на акварели и громко воскликнул:
— Нет, темы-то, темы какие она берёт! Посмотрите!
Остальные члены жюри тоже стали разглядывать рисунки Вали.
— Талантливо сделано! — опять сказал профессор. — Вы согласны, товарищи?
Все закивали головами:
— В работе много достоинств! — подтвердили художники.
Когда в дверях огромной комнаты показалась маленькая фигурка, все невольно повернулись к ней.
— Подойди ко мне, девочка! — ласково сказал профессор. — Это твои работы?
— Мои, — ответила Валя и подняла на него свои большие, ясные глаза.
— Почему ты выбрала такие темы?
Девочка смущённо молчала. Она не знала, как рассказать правду этим незнакомым людям.
Профессор взял её за руку:
— Расскажи, не смущайся! Здесь все художники.
И девочка правдиво и просто заговорила об отце, о злобном тюремщике, скомкавшем её первый рисунок острога, и о том, что теперь отец на свободе и рабочие уничтожили тюрьму.
Огоньки загорелись в глазах художника. Он спросил:
— А почему ты повесила красный платок на этом разбитом окне?
— В этой камере сидел папа, а он революционер.
— Так!.. А Смольный почему ты нарисовала? Понимаю, туда идёт разный народ. А кто это с правой стороны?
— Это Ленин. Он увидел плачущую девочку. Догнал мячик и принёс ей…
И Валя передала рассказ солдата.
— Всё понятно, — сказал профессор и подумал: «Ясно, что это её тема и писала она сама!» — Валя, кто учил тебя рисовать?
