— Выруби нахуй.

Тот тянется за телефоном, не отрываясь от Микки. Вы посмотрите на него, умеет всё-таки два дела одновременно делать. Ну или просто прирос уже так, что отрывать только вместе с сосками.

Не хотелось бы.

Галлагер смотрит на экран с сомнением, а потом переводит взгляд на Микки, немного отстраняясь.

— Не смей, – предупреждает он.

— Мэнди никогда мне не звонит, – говорит Йен, хмуро сводя брови. – Мы договорились ещё в прошлый раз, что звонки на случай форс-мажоров.

Микки почти ненавидит себя за то, что тоже чувствует беспокойство, потому что эта сучка умудряется им мешать, даже не будучи уверенной, что они трахаются.

— Йен, забери меня домой, – слышит он неожиданно высокий голос Мэнди и настораживается.

— Что сл… – пытается Йен, но та его не слушает, продолжая тарахтеть:

— Я не знаю, где ты, пожалуйста, забери меня домой, пожалуйста, Йен, забери меня.

— Тихо, – командует Галлагер, и она, всхлипнув, слушается. – Где ты?

— В торговом центре около кафе. В туалете на четвёртом этаже.

— Десять минут, – сухо отвечает он и, отключившись, со вздохом упирается лбом в стену над плечом Микки. – Поехали.

— Хорошо, что мне похуй на знаки и прочую херабору, – усмехается Микки, застёгивая рубашку.

— Когда я доберусь до твоей задницы, я вытрахаю тебе через неё душу, клянусь.

Микки хочет продолжить какой-нибудь шутеечкой, но не получается. У него в голове голос Мэнди – такой истеричный, каким он никогда его не слышал. И довольно глупо надеяться, что дело в домогательствах очередного посетителя: Микки вдруг думает, что её мужика не было у подъезда не просто так. И что тот прекрасно знает, где она работает. И что они дохера расслабились, раз даже не подумали, что он может найти Мэнди в её забегаловке.

Они добираются до нужного торгового центра в обещанные Галлагером десять минут. Обходят весь первый этаж в поисках эскалатора или лифтов – да хоть чего-нибудь, на чём можно подняться наверх. Микки взвинчен. Галлагер тоже, это становится понятно, когда тот чуть не вцепляется в грудки охранника, зависшего после вопроса «Как попасть на четвёртый этаж?».

Они, оказывается, раз пять прошли мимо лифтов и ни разу их не заметили.

Когда Галлагер вызванивает Мэнди, стоя напротив туалета, Микки уже почти трясёт от ярости, потому что он не знает, что увидит, и даже представлять не хочет. Он нарисовал в голове самые ужасные картины, но почему-то легче, когда Мэнди выходит, не становится: у неё одна ссадина на скуле, но она прихрамывает и двигается боком, затравленно озираясь по сторонам. И ахает, когда Микки крепко её обнимает.

— Что случилось? – тихо спрашивает он, чуть ослабляя объятие.

— Думаю, меня уволили, – весело отвечает она и тут же начинает смеяться.

Она смеётся, размазывая слёзы по щекам, а у Микки мороз по коже. И он знает, что ей бы сейчас влепить пощёчину, чтобы успокоилась, но он не может. Поэтому немного её баюкает, и пару минут спустя она успокаивается и виснет на нём, опустив руки.

— Это как-то связано с Кеньяттой? – осторожно начинает Галлагер, подходя ближе и протягивая ей стакан воды. Где успел-то.

— Ты запомнил имя, – фыркает Мэнди и опять растягивает губы в улыбке.

— Да, – прежним тоном продолжает тот, – так что случилось?

— Меня точно уволили, – стуча зубами, отзывается она и делает пару глотков. – Кеньятта. Посетителей распугал. Шесть незакрытых столов. Мне надо их оплатить. А ещё неустойка, ущерб. А я просто хотела жить другой жизнью. Просто хотела забыть про Саус-сайд. Йен, как у тебя получилось? – повышает голос она, выворачиваясь из рук Микки и подходя к Йену. – Как? Хотя ты сильный, и с семьёй тебе повезло, – и тут же без перехода заявляет: – Я должна вернуться к Кеньятте. Да? Это же правильно? Что я ещё могу сделать?

Микки цепенеет и видит, как сжимаются кулаки Галлагера. Внутренности сковало морозом, но он умудряется ровно сказать:

— Нет, не должна.

— Конечно, нет, – подхватывает Йен.

— Но я не прижилась!

— Глупости, – настаивает тот.

— А на что мне ещё претендовать? Я только тарелки подавать умею и трахаться! Может, мне в проститутки пойти? Потом до эскорта рукой подать, а там и выберусь из этой хуеты!

Проходящая мимо баба смотрит на Мэнди с отвращением, но под взглядом Микки тушуется. Он уверен, что всё, что сейчас есть в его глазах, – желание убивать. Никогда в жизни он ещё так сильно не хотел кого-то отпиздить. Не в два удара вырубить, а вдумчиво, старательно разъёбывать, ломая кости и превращая органы в невнятную мешанину. Никогда. Если бы мужик Мэнди оказался сейчас здесь, Микки превратил бы его в кровавый мешок раздробленных костей.

Галлагер всё ещё продолжает уговаривать Мэнди, она продолжает истерить, а не сдерживается в итоге Микки: встряхивает её за плечи и, глядя на Йена, говорит:

— Поехали домой.

— Не нравится, что я ору, а на нас пялятся люди, да, Микки? – скалится она.

— Поехали, – игнорирует её Йен.

Она молчит, пока они едут к Галлагеру. Сидит сзади, сложив руки на груди, смотрит в окно и иногда со всхлипами дышит. Микки иногда оборачивается проверить, всё ли в порядке. Если честно, он хочет, чтобы она просто уснула, не продолжая скандал и не выдавая свои охуенно умные мысли. Как же Микки зол на неё за них! Как она вообще может говорить, да даже думать, что не может ни на что претендовать? Что всё, чего она заслуживает, – работа в дешёвой забегаловке и колотящий её мужик?

Саус-сайд ломает людей и ядом ползёт по венам.

Она и правда засыпает, едва оказавшись в квартире Галлагера, – ложится на диван, а минуту спустя уже глубоко дышит. Йен укрывает её пледом, а потом берёт её сумку, достаёт оттуда ключи и, кивнув Микки в сторону выхода, запирает дверь снаружи.

— Насколько меня всегда бесило, что изнутри этот замок тоже открывается ключом, настолько сейчас я этому рад, – мрачно говорит он.

— Она и через окно вылезет, если захочет.

— У меня решётки. Она тощая, но между них не просочится.

Микки не находится с ответом, и они, спустившись вниз, садятся в машину. Двигатель Галлагер не заводит, так и сидит, постукивая пальцами по рулю и уставившись перед собой, пока Микки крутит в руках телефон и думает, что делать дальше.

— Ты же не думаешь, что это не наше дело? – на всякий случай уточняет он минут пять спустя, и Йен зыркает на него так злобно, что, если бы мог, наверняка пригвоздил бы к креслу.

— Конечно, нет, – всё-таки озвучивает он свои мысли. – Мэнди зато наверняка думает.

— Она уже охуенно подумала, – напоминает Микки, – когда сказала, что ей надо вернуться к мудаку.

— Думаешь, она правда может?

— Уверен.

— Он её бьёт.

— Это сложно не заметить, – с сарказмом выплёвывает Микки. – Её переубедить будет сложнее, чем его.

— Только не говори, что собрался сдержать слово и его пристрелить, – предостерегает Галлагер.

— Я собрался его разъебать. Кулаками, ногами, ломом – что под руку попадёт. Всё прокатит.

— Поехали к тебе, – кивает он, – обсудим.

Микки не спорит. Не потому что боится один связываться с горой, а потому что бесполезно. Потому что у Йена наверняка всё внутри бурлит так же, как у Микки: он даже в лице не изменился, когда услышал о планах. Только их двое, а у того, вспоминает Микки, большая семья. Он понятия не имеет, что Мэнди имела под этим в виду, трое их или двадцать, но тут определённо понадобится кто-то ещё.

За окном давно темно, когда они наконец собирают по крупицам план. Выяснить, где живёт Кеньятта, труда не составило: Саус-сайд – помойка, но там не так много огромных негров с нелепыми именами. Микки от нечего делать даже Игги вызвонил, чтобы спросить, согласится ли тот поучаствовать в массовой драке. Он, к слову, согласился, даже не дослушав, и пообещал прийти с братьями, один из которых на прошлой неделе вышел из тюрьмы и теперь искал, видимо, способы попасть обратно. Микки его понимает: когда он загремел в колонию впервые, то имя себе, пусть и не без труда, но заработал. Возвращаться обратно в мир, где он ничего не стоил, не хотелось. Правда, в Саус-сайде после отсидки стало проще. Прицелы там совсем сбиты.