Он сел на валун и опустил бинокль на колени. Где он оказался? Несколько минут он просидел в полном отупении. Не снится же ему всё это. Поднялся, отошёл к другому склону и направил бинокль туда, где были свои. Быстро спустился по тропинке, по которой они сегодня с таким трудом поднялись, и остановился – как раз в том месте, где лейтенант стоял подбоченясь и насвистывал. Перепрыгнул через речушку, и под ногами опять зашуршали листья. Нет, он больше не хотел думать о смерти. К чему бы он ни приближался, на всём видел печать смерти; вся его жизнь вращалась вокруг смерти. Он опустил голову. Совсем вымотался. Но нужно было проверить. Он должен был убедиться, что всё это ему не привиделось. Он направил бинокль на дорогу, по которой их сюда привезли. Как петляет. Степь была всё такая же тёмная, и темнота пахла смертью. Вдалеке – расположение их части: ещё не достроенные укрепления, бронетехника. В ушах раздался лязг танковых гусениц. Странно: как будто линзы бинокля приближали и звуки тоже, вместе с камнями, стадами и солдатами.

Он положил бинокль на камень, словно опасаясь дольше держать его в руках. Повернул голову в сторону блиндажа. Непонятно было, чем там занимается лейтенант. Он всё ещё насвистывал, и был слышен звук переставляемых с места на место предметов. Он направился к блиндажу. Поняв, что забыл бинокль, неохотно вернулся за ним. У самого блиндажа услышал голос лейтенанта и насторожился. Лейтенант докладывал обстановку. Потом он услышал, как лейтенант передал координаты цели и со смешком добавил: «Пока что парочку».

У него вдруг начали дрожать колени. Идти в блиндаж он передумал. Вместо этого опять подошёл к краю обрыва и стал наблюдать за чёрной линией, непрерывно ползущей по долине. Ему на глаза снова попалось «его» дерево. Хоть он и решил, что ему дерево принадлежать никак не может, было всё же приятно называть его «своим». Хорошо иметь хоть что-то, к чему можно применить такое определение – «моё». Он зажмурился, ожидая взрыва. И вот воздух содрогнулся. Над застывшей долиной разнёсся грохот и страшным эхом прокатился по холмам. Он открыл глаза. В небе было полно воронья. Мечась из стороны в сторону, птицы летели к горизонту. Они перепуганно били крыльями и галдели. А чёрная линия никуда не делась: целеустремлённая и бесстрашная, она всё так же неспешно и с достоинством продвигалась вперёд.

Он снова зажмурился, и после того как прогрохотал второй взрыв, ещё долго сидел, не открывая глаз. Так оно лучше, с закрытыми. Где это он читал, что пророк какого-то там народа вечно сидел с закрытыми глазами под каким-то там деревом?

Он бросил бинокль на грязный снег, засунул руки в карманы и сжал кулаки. Вот бы сейчас можно было, зажмурившись, сидеть под «его» деревом.

Открыв наконец глаза, он прямо перед собой увидел лейтенанта, который с удивлением его разглядывал.

– Это для пробы, – пояснил он.

И со смущённой улыбкой прибавил:

– От этих кочевников можно ожидать чего угодно. Собственники! – последнее слово он произнёс с презрением, но голос у него дрогнул. – Ты сам-то не из деревни?

Он встал за спиной у лейтенанта.

– Нет.

– Так, если что – не хотел тебя обидеть невзначай.

– Они же нам не мешают.

– Это было для пробы. Хотел проверить.

– Можно было и по-другому как-нибудь.

– Мы с ними воюем.

– Мы?

Лейтенант удивлённо обернулся к нему.

– Ну да, ты и я, – и залез в блиндаж.

И зачем нужно было всех переполошить? Он вытащил сигарету. Хотелось пойти и спокойно поваляться в блиндаже.

Поднялся холодный ветер, ему в лицо ударило зарядом колких крупинок льда. Курить, стоя к ветру лицом, было неприятно – перехватывало дыхание. Он повернулся спиной к ветру. Подняв голову, с удивлением обнаружил, что небо приблизилось к нему почти вплотную. Из-за гор наползал густой туман, грузный и тягучий, и набивался в ущелье.

Он пульнул сигарету по ветру. Облако висело прямо у него над головой. Протяни он руку – мог бы ухватить полную горсть. Туман подбирался ближе, подползал к нему. Ещё немного, и он накроет блиндаж.

Ветер подутих, и сверху вдруг посыпались, пританцовывая, снежные хлопья. Он видел снегопад всего несколько раз в жизни. От радости он принялся бегать по площадке, зовя лейтенанта.

Тот выбежал из блиндажа, потрясая автоматом, но, увидев порхающие в воздухе снежинки, вернул оружие на место и подбежал к нему. Скрестив на груди руки, они одновременно и в такт пустились в пляс.

Снежные хлопья с каждым мигом становились всё крупнее.

Лейтенант, задыхаясь, поднял к небу лицо и высунул красный язык. Снежинки опускались на него и таяли. Было смешно смотреть на такое ребячество. Но стоило только ему самому ощутить прохладные прикосновения снежинок к горячему языку, как он оценил всю прелесть затеи.

Снег повалил с такой силой, что невозможно было открыть глаза – в них тут же лезла ледяная крупа и мешала смотреть. Он сказал про себя: «Вот так бы было всегда – весело и легко!»

Его сердце наполняла радость и чувство спокойной уверенности.

Теперь к снегопаду прибавился ветер, и стоять выпрямившись стало невмоготу. Они побежали в блиндаж, задвинули дверной проём металлическим листом и опустили полог. Первым делом нужно было зажечь фонарь и обогреть помещение. Снег у них на голове и плечах начал таять, и лицо лейтенанта блестело, как свежевымытое.

– Эх, нам бы сюда окошко!

– Чего?

– Окно. Так здорово сидеть у окна и смотреть, как падает снег.

С этими словами лейтенант поднял гадательную книгу и уселся на пол. Он подошёл поближе и уставился на лейтенантову находку.

Тот сказал:

– На голодный желудок не пойдёт, – захлопнул книгу и перевёл взгляд на него.

– У самого уже живот свело.

Он взял несколько банок с консервами и примостился на полу. Аккуратно вскрыл банки штык-ножом, вытряхнул содержимое на сковородку и поставил на примус. Баклажанная икра с фасолью.

Вооружившись ложкой, он сидел перед примусом и помешивал еду в сковородке. Лейтенант снова взялся за изучение китайской гадательной книги. Держа её одной рукой и с головой погрузившись в чтение, он другой рукой развязывал шнурки на берцах. Стащив берцы, отшвырнул их к двери, потом собрал валявшиеся вокруг одеяла и подложил под себя – ни дать ни взять курица на сеновале перед тем как снести яйцо.

– Кажется, я сто лет ничего не ел.

Лейтенант не ответил – так увлёкся. Он снял сковород ку с примуса и перенёс её на ящик, стоявший посреди блиндажа. Открыл две жестянки с апельсиновым соком и рас ставил их красиво по обеим сторонам сковородки. Вилки с ложками тоже разложил аккуратно, сбоку от банок с соком.

– Командир!

Лейтенант закрыл книгу и, улыбаясь, придвинулся к столу.

– Света маловато.

Он снял фонарь и придвинул его поближе. Теперь половина блиндажа была ярко освещена, а другая половина погрузилась в темноту. Всё было готово. Во взгляде лей тенанта светились доброта и человеколюбие, над едой поднимался пар, смешанный с ароматом специй.

Не спеша они подняли приборы и приступили к еде. Лейтенант накалывал на вилку небольшие кусочки.

– Знаешь, я учусь на юриста, был бы на последнем курсе… если б не эта война.

– Тут уж никуда не денешься.

– Да, увы.

Лейтенант глотнул апельсинового сока, а он не жуя проглотил здоровенный жирный кусок и сказал:

– У нас есть земля. От отца осталась.

– Обрабатываешь?

– Нет, сдал в аренду. Хотел пойти изучать литературу.

Впервые за долгое время ему доводилось поесть в такой тихой и мирной обстановке. Если раньше, в плавнях, приходилось есть в блиндаже, то на душе у него всегда делалось паскудно. Каждый раз, протягивая руку за новым куском, он думал, а не последняя ли это пища в его жизни.

Улыбаясь с набитым ртом, он смотрел в медовые глаза лейтенанта и тщательно пережёвывал еду – старался не отстать он него в соблюдении основ этикета.

Лейтенант сказал:

– Ни в чём нельзя быть уверенным. Вот я – студент юрфака, а сижу здесь… У меня и невеста есть, представляешь?