- Женщины ведут себя более мужественно, - сказал Кэллехер, - судя по тому, что рассказывал Диллон.
- Судя по всему, - заметил Гэллегер, пережевывая законсервированную в масле рыбу, - они, пожалуй, повыносливее нас.
- Нужно признать, - добавил Маккормик, - что когда они впрягаются, то вынести они могут больше нас.
- Например, когда они рожают, - сказал Гэллегер. - Представляю себе наши рожи, если бы это пришлось делать нам. Правда, Кэллехер?
- Ты это к чему?
Он только что обрил подбородок и, отскоблив левую щеку, выскабливал правую. Мокрый от пота Ларри был нем как рыба. Только нервно шевелились пальцы на ногах на дне ботинок, но никто этого не видел.
- Мы, мужчины, - сказал Маккормик, - начинаем ныть каждый раз, когда приходится страдать. Они же, женщины, страдают все время. Они, можно сказать, для этого созданы.
- Чего-то ты разговорился, - заметил Гэллегер.
- А мне, - сказал Кэллинен не оборачиваясь, - мне на этих британцев насрать.
- Это приближение смерти делает его таким задумчивым, - во всеуслышание заявил Кэллехер, который почти закончил истязать ОТРурки. - Какой ты у меня будешь красивый, - прошептал он затем на ухо истязаемому.
- Мы, мужчины, - продолжал Маккормик, - что касается самого важного, вы меня понимаете?
- Еще как понимаем, - сказал Гэллегер, вылавливая из банки остатки самого важного.
- Ну вот, нам это всегда в удовольствие. А женщинам приходится много чего пережить начиная с того момента, когда они перестают быть девушками...
- Ну уж, - сказал Кэллинен, - не надо преувеличивать.
- Ну вот, ты теперь неотразим, - сказал Кэллехер, отпуская Ларри.
Тот встал и провел рукой по гладким отныне щекам.
- Красиво сработано, - сказал Гэллегер, хотя по всему лицу Ларри и выступили капельки крови. Он задумчиво посмотрел на свою пурпурную ладонь.
- Ничего страшного, - сказал Кэллехер.
- Я хочу есть, - сказал ОТРурки.
Маккормик протянул ему начатую банку тунца и кусок хлеба. Но погруженный в глубокую задумчивость Ларри к ним даже не притронулся. Он встал и направился к маленькому кабинету.
- Она, наверное, тоже хочет есть, - прошептал он.
Остановился и вернулся к своим соратникам.
- Вот я, я буду с ней корректен.
- А мне, - сказал Кэллинен не оборачиваясь, - мне на этих британцев насрать.
- Где же Диллон? - спросил Кэллехер.
- Сходи посмотри, - сказал Гэллегер ОТРурки.
- Она не может погибнуть, - сказал ОТРурки.
- Почему не может? - спросил Гэллегер.
- Это будет несправедливо, - сказал ОТРурки.
- Я приказал вам не говорить о ней.
- Она не должна погибнуть, - сказал ОТРурки.
- А мы? - спросил Гэллегер.
- Поделись тогда с ней своим тунцом, - сказал Кэллехер. - Хотя она, может быть, не любит слишком выбритых мужчин.
- А я ее люблю, - сказал ОТРурки.
- Хватит, - сказал Маккормик.
- А я ее люблю, - повторил ОТРурки.
Он, насупившись, оглядел их по очереди. Они молчали.
Ларри развернулся и направился к маленькому кабинету.
Обстрел так и не возобновлялся.
LVII
Картрайт еще раз прочел сообщение генерала Максвелла.
Надлежало до заката солнца уничтожить последний оплот мятежников. Без чего говорить об окончании, об окончательном окончании мятежа было невозможно. Невозможно было допустить, чтобы последние инсургенты продержались еще одну ночь.
Картрайт вздохнул (но не тяжело) и посмотрел на почтовое отделение на набережной Эден, продырявленное лишь на уровне второго этажа. Близлежащие здания пострадали намного ощутимее. Увиливать дальше и больше представлялось нереальным. Командор Картрайт не мог предать своего короля и свою страну. И потом, что за привидение померещилось ему на том берегу? Теперь он будет стрелять точно в цель.
Он направился к канонирам.
LVIII
Ларри закрыл за собой дверь. Потупил взор. В руках он держал кусок хлеба и консервную банку. Герти сидела в кресле, повернувшись к нему спиной. Он видел лишь ее светлые, коротко остриженные волосы.
- Я принес вам поесть, вам надо подкрепиться, - произнес ОТРурки слегка взволнованным голосом.
- Кто вы такой? - сурово спросила Герти.
- Меня зовут Ларри ОТРурки. Я студент медицинского колледжа.
- Это вы мне подтирали нос, не так ли?
Смущенный Ларри начал что-то бормотать в ответ, потом замолчал.
- А что вы мне принесли?
- Хлеб и тунца.
- Положите сюда.
Не оборачиваясь, она указала рукой на стол. Ларри подошел к столу и увидел, что указующая рука была обнажена. Затем он заметил платье, разложенное на одном стуле, и комбинацию - на другом. Из чего он сделал надлежащие выводы.
После чего застыл, опешивший и ошарашенный.
- Я слышу ваше дыхание, - сказала Герти, не притрагиваясь к пище.
- О Господи, о Господи, - прошептал ОТРурки, - что я здесь делаю?
- Что вы там бормочете?
- О Святой Иосиф, о Святой Иосиф, я не смог устоять, я не смог устоять, и вот я у ног этой женщины, которая явилась мне в состоянии абсолютной наготы, и я пришел открыть ей свою любовь, свою непорочную, рыцарскую и вечную любовь, но на самом деле мне хочется сделать то же самое, что делали остальные мерзавцы.
- Что вы там лопочете? Вы читаете молитву?
- Теперь я себя понимаю: Кэллинен, Кэффри - вот кому я подражаю. Несчастная девушка, невинная девушка, которую они опозорили и которую я в глубине души тоже желаю опорочить. О Святой Иосиф, о Святой Иосиф, научи меня остаться чистым. О Святая Мария, сотвори чудо и верни девственность моей невесте Гертруде Гердл!
- Отвечайте же: что вы там шепчете?
- Я люблю вас, - прошептал очень-очень тихо Ларри.
- Вы ведь закоренелый папист, не так ли? - продолжала Герти, так и не услышав признания. - Но я не понимаю, почему вы пришли святошничать именно ко мне? Вы надеетесь меня обратить в свою веру?
- Да, надеюсь, - громко ответил ОТРурки. - Я могу жениться только на истинной католичке, а жениться я хочу на вас.
Герти вскочила и повернулась к нему.
- Вы окончательно спятили, - сурово изрекла она. - Неужели вы не понимаете, что вы скоро умрете?
Но Ларри ее не слушал. Ему было достаточно того, что он ее видел. И видел он ее не просто голой, а еще и в эластичных трусиках и чулках. Блаженный ОТРурки разинул рот.
