Джон Маккормик вышиб дверь ударом ноги.
- Боже, спаси короля! - заявил начальник почтового отделения, проявляя недюжинный героизм.
Героизм, впрочем, не успел проявиться полностью, поскольку Джон Маккормик раскроил патриоту череп - вжик-вжик - пятью пулями, выпущенными патологоанатомически точно и цинично.
Кэффри и Кэллинен оттащили труп в угол, Маккормик устроился в директорском кресле и закрутил телефонную вертушку.
- Алло! Алло! - прокричал он в трубку.
- Алло! Алло! - прокричали ему в ответ.
Тогда Маккормик изрыгнул пароль:
- Finnegans wake!
- Finnegans wake! - отрыгнули ему на другом конце провода.
- Это Маккормик. Мы заняли почтовое отделение на набережной Эден.
- Отлично. Мы на Главпочтамте. Все в порядке. Британцы не реагируют. Зелено-бело-оранжевый флаг поднят.
- Ура! - крикнул Маккормик.
- Держитесь, если будут атаковать, хотя это маловероятно. Все в порядке. Finnegans wake!
- Finnegans wake! - ответил Маккормик.
На Главпочтамте повесили трубку. Маккормик сделал то же самое.
Ларри ОТРурки вошел в кабинет. Он уже успел с присущей ему вежливостью склонить остальных чиновников - как теоретически, так и практически - к поспешной эвакуации. Все служащие были выдворены. Диллон, осмотрев помещение, это подтвердил. Теперь оставалось лишь запастись терпением и следить за тем, как будут разворачиваться события.
Маккормик закурил трубку и предложил товарищам сигареты.
Спустился Кэффри.
III
Кэллехер и Гэллегер с ружьями в руках стояли перед почтой. Зеваки держались на расстоянии и глазели. Сочувствующие, соблюдая такую же дистанцию, махали руками, шляпами, носовыми платками, выражая одобрение, а два инсургента время от времени потрясали ружьями в ответ. При этом особо пугливые прохожие отходили в сторону. Британцев в округе не наблюдалось.
На набережной, около пришвартованного норвежского парусника, слонялись скандинавские матросы; они взирали на происходящее, но от комментариев воздерживались.
Гэллегер спустился с крыльца и прошелся до угла Сэквилл-стрит. На мосту ОТКоннела не было ни души. На другой стороне реки, облепив как мухи белокаменную статую Уильяма Смита ОТБрайена, копошились любопытные; они тоже ждали.
Воздав - про себя - почести великому заговорщику, Гэллегер повернулся спиной к водам Лиффи и стал обозревать Сэквилл-стрит. В непосредственной близости возвышался украшенный пятью десятками бронзовых ликов памятник ОТКоннелу, отпугивающий любопытных своей простреливаемостью; рядом стоял трамвай, освободившийся от пассажиров, кондукторов и вагоновожатых. Чуть дальше какой-то прохожий застыл перед статуей П. Мэтью. Гэллегера мало интересовали причины подобного поклонения; он мысленно осквернил, что, кстати, делал постоянно, даже натощак, память этого увековеченного поборника воздержания.
Ирландский флаг развевался и над домом № 43 - штаб-квартирой Центрального комитета Национальной лиги, и над гостиницей "Метрополь", и над Главпочтамтом. Поодаль пятидесятиметровая колонна возносила в сырое небо каменного Нельсона.
Прохожие, приезжие, любопытствующие, переживающие, праздношатающиеся не появлялись. Время от времени какой-нибудь инсургент или какие-нибудь инсургенты перебегали улицу с ружьем или револьвером в руках.
Британцы по-прежнему безмолвствовали.
Гэллегер улыбнулся и вернулся на свой пост.
- Все в порядке? - спросил Кэллехер.
- Стяг Эйра реет над ключевыми объектами ОТКоннел-стрит, - ответил Гэллегер.
Разумеется, он никогда не называл эту улицу Сэквилл-стрит.
- Finnegans wake! - закричали они в один голос, высоко потрясая оружием. Сочувствующие на другом берегу поддержали, зеваки отошли в сторонку.
Кэффри стал закрывать окна.
IV
И все-таки, говорила себе Герти Гердл, и все-таки эти современные уборные так далеки от совершенства, эти водосливные устройства производят такой шум, о my God! ну прямо гул мятежной толпы, правда, я никогда не слышала гула мятежной толпы, нет, просто толпы, да, скопления людей, которые собираются и кричат, это водосливное устройство производит аналогичные звуки, этот непрекращающийся вой, это бульканье наполняющегося сливного бачка, когда же это прекратится? нет, до совершенства, конечно же, еще далеко, не хватает некоей конфиденциальности. Мне следует поправить прическу. Чтобы понравиться кому? хотелось бы мне знать. Мой дорогой суженый, командор Сидней Картрайт, и когда он еще приедет, чтобы полюбоваться на мою красивую гриву? Когда я смогу его увидеть, моего дорогого суженого? Когда? А пока, Господи всемилостивый, кому я могу нравиться? Опять эти люди, которые непонятно куда бегут. Господи всемилостивый, и зачем они бегут? Но я думала не об этом. Я думала о своих волосах. Две минуты назад все эти люди заходили, забегали, запрыгали. Все это началось только что. Вместе с шумом водосливного устройства прозвучало что-то. Что же? Что-то вроде... выстрела. Взрыва. Какая чушь. Самоубийство. Может быть, это господин Дюран покончил с собой. Он так меня любит. И так почтительно. Я же его не люблю. Ну вот, я почти привела в порядок свои волосы. Выстрел. Он покончил с собой из-за меня. Какая глупость. А эти люди все бегают. С ума они посходили. Господи всемилостивый. Какая я дура. Господи всемилостивый, Господи всемилостивый. Да, что-то взорвалось. Загорелось. Почему же они не кричат "Пожар!", если в доме пожар? Они не кричат "Пожар!". Это из-за слива воды я подумала о пожаре. Наверное, уже пора отсюда выходить. Мистер Кейн опять подумает, что я долго отсутствовала. Ох уж эта работа. Ах, они наконец-то перестали бегать. Наконец-то. Ох уж эта работа. Мистер Кейн со своими седыми волосами и розовой перхотью. Придется терпеть его еще какое-то время. Я никогда не видела ни восстания, ни революции. Здесь об этом поговаривают. Здесь об этом поговаривают. Здесь об этом поговаривают. Чем больше говорят о войне во Франции, тем прочнее мир здесь. Какая умиротворенность. Какое затишье. Они больше не бегают. А почему это они больше не бегают? Больше не. И меньше не. Вообще не. Пора выходить. Почему же я не выхожу? Почему же я не выхожу? Почему же? Ладно. Я сделала все, что мне надо было. Какая тишина. Итак, положи руку на дверную ручку-задвижку. Поверни ручку. Тихонько открой дверь. Почему тихонько? К чему все эти предосторожности? Господи всемилостивый, неужели я сошла с ума? Какая глупость. Я открываю дверь.
