– Я над вами, вижу, ты развил бурную деятельность. На моей памяти так быстро племя еще никто не прибирал к рукам, обычно на это ухолило от трех дней до недели.
– Хорошо, что ты мне про это не сказал, – улыбнулся я – ты знаешь здешнюю розу ветров, шатер хочу поставить длинный, вдоль ветра.
– Ветер если есть, обычно дует вдоль ручья, по ущелью – ответил дорг, – кстати, не все тебя приняли, вон в том доме, с красной шкурой наверху, живет спятивший старик, который считает себя кем-то вроде шамана или бога, я слышу, он собирается убить тебя, и сам стать вождем. Сейчас его не воспринимают всерьез, но если ему удастся покушение, кто знает…
Как раз из этого шатра раздались вопли, и моего посланца выкинули на улицу, я понял, что сейчас и начинается настоящая борьба за власть и за жизнь, и рефлекторно велел мамонту топтать этот шатер, как шкуру харо, добавив к императиву часть гнева, который стал подыматься во мне мутной волной. Шаки тонко и визгливо завопил, подняв свой короткий хобот, но сейчас в его вопле был не страх, а гнев, и ринулся на шатер. Хорошо, что я успел своей свите дать задание снять с него волокушу. Через пять минут на месте шатра был разноцветный блин. Я успокоил животное, и снова поставил его в центр площади. Досадное происшествие настолько ускорило работу, что через час-полтора вдоль ручья уже стоял длинный шатер, поставленный по моему немудренному эскизу. Я просто два остова вигвама соединил продольными жердями и укрепил их «Х» образными распорками. Кстати, самые длинные жерди напоминали бамбук, но их было мало. Увидев, что шкуры на шатрах лежат кое-как, я велел уложить сначала нижний слой, затем внахлест следующие слои, как черепицу, и в дальнейшем велел укладывать шкуры только так, и ворсом книзу, к земле, если на них была шерсть. Потом велел принести мелких веток и постелить их на землю, сверху укрыть травой и шкурами, кострище обложить камнем, прикатить большие камни, сделать из них столы, в общем, раздал ценные, с моей точки зрения, хозяйственные распоряжения. За палаткой велел сделать подстилку и тент от дождя для шаки, и вымотавшись за этот длинный день, пошел спать, буркнув мысленно
– Жрать приготовьте, – не забыв сунуть за пояс свой тесак, и прихватить копье, и уже засыпая, мысленно попросил Страйка, – Если можешь, пригляди за ними, а если что, разбуди меня пожалуйста.
– Разбужу, – пообещал тот, – Мы не спим, нам ни к чему.
Проснулся я оттого что мне было душно и жарко, меня облепили мои последователи, вероятно решив, что я замерз, а может, потому что поленились сделать подстилку побольше. Я с хрустом потянулся, вылез из-под голых девиц, и пошел на улицу отлить, и освежиться. Пошел к ручью, машинально проверив шаки. Он, умница, дремал вполглаза, на своей подстилке за нашей палаткой. Поблагодарил Страйка и попрощался с ним. Подумав, я прихватил с собой рюкзачок и копье, мало ли хищник, какой забредет и, почуяв, что шаки проснулся, позвал его с собой. На пологом берегу ручья разделся по пояс, встряхнулся, умылся, и, почувствовав прилив сил, стал вычесывать своего мамонта, как по привычке его называл. «А почему бы так его и не назвать?» – подумал я и мысленно прошептал,
– Теперь твое имя Мамонт. Внезапно зверь забеспокоился, я коснулся его чувств и понял, что справа ветер несет какой-то кислый запах и смутный шум, вроде потрескивания ветвей. Я скользнул на берег, велев Мамонту стоять неподвижно. Накинув на себя шкуру, я рассовал в карманы файеры. Дотянувшись сознанием до спящих в моем чуме людей, я велел им просыпаться, брать оружие и веревки и скрытно пробираться к ручью, ориентируясь на Мамонта. Сам же, стараясь не шуметь, полез глубже в кусты, по пути постаравшись вкачать в шаки порцию гнева, но не сразу, мне было нужно, чтобы он сохранял боевой дух и не боялся файера, и в тоже время, чтобы был относительно вменяем, чтобы не потоптал своих. Я помнил, как он совершенно отключился, утаптывая мятежный шатер. Остальным воинам я тоже постарался придать уверенности, сообщив, что к нам крадутся враги, я их собираюсь попугать огнем, и напустить на них шаки. Я надел голову поверженного зверя как капюшон, и до меня запоздало стало доходить, что мой меховой плащ тоже сыграл свою роль в быстром усмирении племени, они боялись этого зверя, и страх этот проецировался и на меня. Я тут же решил разыграть и эту карту в предстоящей битве. Мне здорово повезло. Своих людей я успел расположить полукругом за своей спиной, без труда вычислил лидера вражеского отряда, бородатого воина в какой-то рваной шкуре и с громадным копьем в руках. Я затаился в небольшой ложбинке, под кустом, и он вышел прямо на меня. Подойдя к кусту он обернулся к своему воинству и стал что-то важно вещать, в этот момент я просто поднялся и приставил копье к какой-то прорехе в шкуре, на его животе, и со всей дури ткнул его. От его войска меня скрывала его туша и он, махнув рукой, с оборота навалился на копье. Я понял, как мои предки охотились на медведя с рогатиной. Мой враг от неожиданности завопил и рванул на меня. Копье мягко вошло в его брюхо, и мне оставалось только упереть его древком в землю и приподнять. Он начал дергаться и хрипеть, а потом замер, навалившись на копье, которое вышло у него из спины и горбом вспучило шкуру, которой он был обмотан. Я обошел его тушу, не откидывая своего страшного капюшона и вдруг неожиданно для себя заорал, что есть мочи:
– Лежать всем, быстро, мордой в землю!
Туша моего врага завалилась набок, и по его войску пронеслась волна, напоминающая морской прибой. Это падали мои коварные враги, кто в обморок, а кто, выполняя приказ. Некстати и сзади раздались те же звуки, и даже Мамонт шлепнулся на брюхо. Я понял, что немного переборщил с мысленным посылом, но в таком деле, чтобы выжить, лучше пере-, чем недо– .
Я заставил своих тоже перетрусивших воинов встать и собрать оружие у врагов, а их самих связать веревками, потом подумал и решил, что веревок все-равно не хватит, и велел врагам полсти на четвереньках на центральную площадь, а своему воинству приказал идти по краям этого людского потока и направлять их в правильном направлении, а непослушных колоть копьями. Непослушных так и не выявилось, поэтому медленный поток согбенных спин дополз, в конце концов, до площади, и я выяснил, что их, в сущности, не так уж и много, по крайней мере, меньше, чем моих нынешних подданных. Я велел Пака разыскать меня, а когда он вынырнул у меня из-за спины, прятался он там что ли, спросил, знает ли он кого-нибудь из этих пленных.
– Конечно, – ответил Пака, – всех знаю.
– И кто это? – Спросил я, – рассказывай все, не тяни, и что им приспичило напасть на вас.
Пака смело окунулся в толпу пленных, тоже кое-как одетых в грязные шкуры, поговорил там с кем-то и снова вынырнул возле меня.
– Их привел вождь, это соседнее племя, они думали, что у нас еще нет вождя, хотели захватить нас и сделать своим племенем. Отнять наших женщин, а мужчин заставить работать. А еду нашу съесть. Но ты убил их вождя, и теперь ты и их вождь тоже. Их шаки, женщины и дома в лесу, недалеко. Что прикажешь им вождь, и сколько женщин возьмешь себе?
Я сначала хотел отказаться, но затем подумал, а может и среди них есть телепаты, надо проверить, и велел распорядиться, чтобы их лагерь перемещался сюда. Пака что-то прокричал, из толпы пленных вскочило человек пятнадцать и куда-то побежало.
– Ты что, отправил их за своим добром? – спросил я чем-то довольного Паку.
– Ну да, я им сказал, что, если они не поторопятся, ты опять превратишься в харо и съешь их.
– А почему на том берегу ручья нет хижин? Спросил я Пака.
– Так и здесь места хватает, а одному там страшно, вдруг харо придет, или еще кто…
– Вот и скажи, чтобы они свой лагерь там разбили, – велел я, и Пака серьезно покивал, сделав какие-то свои выводы.
В это время стали высовываться любопытные рожицы из наших вигвамов, сначала дети, потом взрослые, Пака уже по двадцатому разу пересказывал нашу героическую эпопею, как я понимаю, с каждым разом, что-то привирая. В конце концов, я велел неофитам сваливать на другой берег ручья и готовить площадку под свои вигвамы, а Пака велел сообщить всем, что я иду обедать и, если мне в моем чуме не будет еды, я кого-нибудь съем из неудавшихся поваров. Пака все воспринял буквально и молниеносно исчез, а я пошел к куче палок, которые эти бедолаги по недоразумению считали оружием. В основном это были шесты с заостренным и обожженным концом,, иногда с каменными или костяными наконечниками, но изредка попадались и металлические наконечники, я их откидывал в сторону, и вскоре набрал достаточно, чтоб вооружить свою группу. Отложив все оружие с металлическими наконечниками, я задался вопросом, откуда оно. Племя вполне соответствовало каменному веку, и я не заметил никаких признаков кузни или плавильных агрегатов. А вот каменные топоры и молотки присутствовали в этой куче в изобилии. Увязав охапку копий капроновым шнурком, я взвалил их на плечо и отправился к своему новому дому. Мое появление вызвало легкий переполох. Не знаю, что Пака им наговорил, но камни, которые должны были изображать столы, были заставлены едой, к моему удивлению растительная пища превалировала над мясной. Я подкатил камень поменьше в центр, в качестве стула, уселся на него и принялся дегустировать, не сразу заметив, что остальные стоят по ту сторону костра, на другой половине жилища. Я крикнул, показав на Пака,
