Примерно через полчаса монотонного движения вниз по ручью я набрал довольно много дров, и уже собирался поворачивать, как мой мамонт сам остановился, поднял свой хоботок вверх и начал принюхиваться. Я почувствовал его страх и увидел, как он прижал к голове свои уши. Разыскав среди дров копье, подошел к нему и стал озираться по сторонам. Как и следовало ожидать, ничего не увидел. Но через несколько секунд как будто ледяной ветер коснулся моего затылка, резко обернувшись, успел увидеть только, как что-то сталисто-серое скользнуло в заросли на другом берегу ручья. Мамонт тоже заворочался и затряс головой. Ощущение опасности не исчезало, поэтому я отцепил волокушу от веревочного кольца на шее гиганта, и полез отцеплять вожжи, которые оказались привязаны к крючьям, просто протыкавшими уши животного. Я вынул крючья из кровоточащих дырок, мамонт слегка потряс ушами и развернулся в сторону ручья. Я прикинул, что опасность может нам угрожать со стороны ручья, и решил немного отступить к скалам, повернулся и начал потихоньку двигаться к горе, мамонт стоял не шевелясь, тогда я попытался представить себе, как он двигается за мной, тот еще немного помахал ушами и действительно, стал пятится в моем направлении. Выше тропы, на камнях, мне стало видно, как длинная серая спина какого-то зверя рассекает заросли травы на противоположном берегу, двигаясь в сторону моей пещеры, в другой стороне от нас тоже было какое-то движение, однако кто там мельтешил в траве, было не разглядеть. Посидев у горы еще минут двадцать, мы не дождались больше никаких действий от наших невидимых оппонентов. Напряжение спало, и мы продолжили путь. Мысленно подтолкнув мамонта к волокуше, я уже как должное воспринял его движение. Продев в кольцо на шее животного концы волокуши, на которых оказались глубокие косые вырезы, выполнявшие роль крючков, я осмотрел его уши. Почистил их от мусора, застрявшего в шерсти, нашел какие-то уже заросшие дырки, посомневался, и решил попробовать обойтись без поводьев, однако в последний момент все-же накинул их на веревочное кольцо на шее гиганта, чтоб не мешали. Мысленно толкнув свою рабочую лошадку, я убедился, что все и так работает и продолжил собирать валежник в волокушу. Однако, памятуя, что в кустах могут прятаться хищники, копье все же таскал с собой.
Вдруг из кустов выскочил мой давешний волосатый знакомец, вероятно не смирившийся с потерей волокуши, но вместо попытки вступить в контакт, он кинул в мою сторону увесистый камень и схватился за постромки. Мой мысленный приказ «стоять», мамонт выполнил, и остался равнодушным к подергиванию постромков, и повизгиванию своего давешнего наездника. Чтобы не остаться без тягловой силы, и видя агрессивность своего оппонента, с копьем наперевес, пригнувшись, я кинулся на нахала. Тот, увидев меня, соскочил с волокуши и припустил в лес. Больше он на нашем пути, в этот день, не встретился.
В пещере нас ждал сюрприз. Зверь, с серой шкурой стального отлива, напоминающий пантеру, размерами и повадками, учуял на каменной полке склад мяса, и не отказал себе в удовольствии пообедать. Решив, что и пещера тоже ничего, он попытался меня отпугнуть, рыча и подвывая, над остатками трапезы. Я, скинув рюкзак, левой рукой нашарил там свой нож, и начал медленно к нему подбираться, выставив копье вперед. Зверь внезапно прыгнул вперед, вдвое сократив расстояние между нами, я остановился, не поверив в такую прыгучесть, и это чуть меня не подвело, зверь снова метнулся серой молнией ко мне, я успел только поднять кончик копья, направив его в грудь хищника, он на лету, грузно навалился на копье сверху, которое вырвавшись из моих рук воткнулось древком в землю, и, я, упав на спину, едва успел откатиться, чудом увернувшись от когтистой лапы. Зверь, лапой сломав копье, яростно начал кусать древко, торчащее из его груди. Видимо он сам что-то себе и повредил, потому что вокруг копья стала толчками выплескиваться алая кровь, глаза зверя стали стекленеть, и последний раз рыкнув, он уронил голову с оскаленной пастью на камни. Потом у него и из пасти хлынула кровь, и он затих. Меня накрыла запоздавшая паника. Руки дрожали, сердце бессовестно барабанило в грудную клетку, заглушая журчание ручья. Отдышавшись и приведя себя в относительный порядок, я с опаской подошел к зверю, завалившемуся на бок, и попробовал потрогать обломок копья, торчавшего из груди. Подергал его, и, не дождавшись реакции со стороны павшего противника, попытался достать копье. После некоторых усилий мне это удалось. Почувствовав себя увереннее, я пошел к ручью, обмыл копье, ставшее коротким дротиком, от крови и пошел обратно к пещере. Поодаль увидел выглядывающего из кустов мамонта, зацепившегося волокушей за какой-то валун, и ласково заворковал ему,
– Я так и знал, что ты удерешь, трусишка, – похлопал его по боку и отцепил волокушу, забросил постромки ему на спину, и мысленно отпустил его попастись в прибрежных кустах.
Перетаскав дрова в пещеру, я попытался отволочь тушу зверя туда-же, но потерпел фиаско. Зверь оказался тяжелым неимоверно. Пришлось освежевать его прямо на месте. Разрез сделать не удалось, потому что никак не мог проткнуть ножом шкуру, поэтому, нашел входное отверстие копья и попытался его расширить, поперек шкура резаться не хотела, поэтому я разрезал ее вдоль груди и пуза, сколько смог. Вывалил потроха, вспомнив, как однажды в деревне участвовал в изготовлении домашней колбасы, отрезал кишечник, и вывернув его, бросил в ручей, полоскаться, придавив камнем, чтоб не унесло. Долго мучился, снимая неподатливую шкуру, в конце-концов отрезал по суставам лапы и тоже вывернул шкуру, насколько смог. А потом кинул шкуру тоже в ручей, чтоб не засохла, и было легче позже снять мездру, а сам занялся тушей. Поджарив на пробу небольшой кусочек мяса, я решил, что оно мне скорее нравится, и принялся готовить колбасу, нарезая мясо мелкими кубиками, смешивая его с нутряным салом, и набивая этой смесью куски кишечника, отрезая их по мере необходимости. Концы кишки, не мудрствуя, завязывал узлом. Вырезав несколько жердей, я пристроил их над костром, а на них повесил свою импровизированную колбасу.
Сколько мог, я порезал мясо на полоски, и тоже пристроил на жердях. Шкуру достал из ручья и поскоблил мездру, где достала рука, потом достал и пожевал шашлычок, который тоже пожарил между делом, и сморенный сытостью и теплом задремал прямо у костра. Мне снился мамонт, который опять запутался где-то в кустах, и жалобно ныл, всем видом вопрошая, когда же я его распутаю. На периферии его восприятия чувствовались какие-то тени, похожие на хищника, напавшего на нас, и страх. От его страха я и проснулся, с кряхтением встал, опираясь на копье, случайно наступил на подсохшую у огня шкуру, и обнаружил, что засохшая мездра трескается и отваливается от шкуры, обнажая желтую, упругую замшевую поверхность. Постояв у костра, я каким-то образом понял, что мамонт где-то справа, и кинув на плечо шкуру, сунув под мышку копье, посомневавшись, надел рюкзачок и побрел распутывать животное. Заметив издали своего горемыку, я увидел, что постромки опять намертво запутались в низкорослых кустах, а мамонт дергает их, только усугубляя положение. Я подозвал его к себе, ослабив натянутые веревки. Шкуру бросил под ноги животному, и велел ее топтать, а сам, отцепив постромки, стал рубить кустарник, выпутывая веревку. Распутав постромки, подцепил волокушу, и вывел мамонта на тропу. Где-то на самой периферии я продолжал ощущать присутствие хищников, но они не приближались, и меня это устраивало. Наконец совладав с веревкой, я остановил животное, продолжавшее послушно мутузить шкуру. Достал ее, и с удовлетворением отметил, что она уже стала похожа на плащ, к тому-же раздавленные кости черепа и остатки лап вывалились из шкуры, и я недолго думая, накинул ее на плечи, завязав лапы узлом на груди. Мы побрели обратно к пещере, я, чувствуя необыкновенную усталость, присел в волокушу и задремал.
У пещеры распряг мамонта, велел ему далеко не уходить, а сам залез в пещеру и завалился спать, укутавшись шкурой.
