– От этого пирамида не перестанет быть пирамидой, – сказал он. – Хотя определенная истина в ваших словах есть, господин Береза. Люди поверят. Наши люди во что угодно поверят.

– В этом и заключается самая главная опасность, – сказал Севостьянов. – Если они поверят настолько, что забудут про осторожность, толпа сметет все на свете, а банки ждет крах. Как обычно, пресса добавит огня, один раз сделают шоу на первом у Малахова и зажигай поминальную свечку.

Виктор смахнул салфеткой вдруг выступивший на лбу пот. Неужели он мог проморгать биткоин? Где были несколько тысяч его аналитиков? Доклад Президенту должен был представить он и тогда он сейчас сидел бы во главе секретного совещания.

Севостьянов будто прочитал его мысли.

– Пока прямой угрозы нет, сумма транзакций ничтожна, объем эмиссии не сравним даже с дневной выручкой «Ашана», поэтому вы и ваши аналитики не обратили внимания на данный факт, но… я хочу, чтобы каждый из вас внимательно прочитал доклад и подготовил заключение. Ситуация не должна выйти из-под контроля. В противном случае… мы получим неуправляемый хаос. На этом разрешите закончить. Все свободны.

Зашумели стулья.

Не прощаясь, без единого слова, участники собрания разошлись. Вряд ли кто-то воспримет всерьез это совещание, скорее, наоборот, в череде малозначительных действий, происходящих в здании Думы никто не сможет разглядеть действительную опасность.

Севостьянов закрыл папку, повернулся на стуле и взглянул вверх, прямо в лицо Президента. Тот смотрел прямо на него. Севостьянов смутился, отвел глаза. Он прекрасно знал, что Президент мог просматривать собрание в прямом эфире. И если камера существовала, она находилась примерно там, где висел портрет.

Я опередил этого выскочку Бойко, – подумал он, испытывая чувство удовлетворения по отношению к человеку, занимающему его бывшее место.

Виктор вышел из здания со странным ощущением. Ему показалось, что Севостьянов затеял весь этот спектакль только ради него: всего год назад он пришел в «Росмониторинг», и как ни старался избавиться от людей Севостьянова – ничего не выходило, поймать за руку высокообразованного системного аналитика – дело почти невозможное. Слишком сложная система, слишком умны кроты: но он точно знал – несколько человек постоянно сбрасывают информацию бывшему шефу. Разумеется, не за просто так. Он бы нисколько не удивился, узнав, что ЦРУ получает сведения из тех же источников.

Ларин занимался информационной безопасностью. Судя по диссертации, которую Бойко удалось изъять из спецархива, он добился ошеломляющего прогресса в этом деле, собственно, именно для вычисления кротов он и требовался, ни один другой человек попросту бы не справился.

Виктор плюнул под ноги, чувствуя, как теряет контроль над ситуацией, повертел в руках телефон и, словно решившись на что-то важное, набрал СМС: «Дима, нужно поговорить. Позвони мне как сможешь».

«Неужели ты хотел обмануть человека, написавшего диссертацию по информационной безопасности», – сказал Виктор сам себе, нажимая кнопку «Отправить».

Ночь опустилась на Москву, мириады огней устремились навстречу несущемуся по автостраде джипу, – отражаясь в тонированных стеклах, они соскальзывали с его блестящего черного корпуса, исчезая навсегда в прохладной темноте.

Братья Фрэнкуотерсы, Джек и Дэйв, мягко говоря, отличались завидным невезением. Когда один из выпускников Гарварда спер почти готовый программный код социальной сети, написанный и хранящийся на ноутбуке Дэйва, а потом с его помощью стал миллиардером, братья поклялись, что отомстят любителю замусоленных футболок.

Суды с переменным успехом длились девятый год, но доказать, что код социальной сети изначально написали именно Джек и Дэйв не удавалось, как и то, что оставленный в кампусе потертый ноутбук содержал именно те самые строки программы.

Ситуацию отчасти спасла лень Дэйва. Во многих строках программы он вместо комментариев оставлял пометки с инициалами, чтобы позднее внести сюда дополнительные правки. Загадочные аббревиатуры {D.F.} встречались по всей программе и, естественно, когда социальная сеть заработала, никто не решился убрать непонятные символы, опасаясь, тем самым нарушить работу алгоритма: никто не лезет в чужой код, если он работает.

– Ты хоть и ленивая задница, Дэйв, надо отдать должное, твой талисман спас нас. Кстати, он похож и на мой! – Джек похлопал брата по плечу после оглашения приговора по делу. Там, под дорогим костюмом и сорочкой за три сотни баксов на предплечье Дэйва красовались заветные буквы.

Суд обязал выплатить социальную сеть компенсацию братьям за использование их разработок. Адвокаты ответчика никак не смогли объяснить загадочные символы, рассыпанные то тут, то там – по всему представленному и засвидетельствованному нотариусом листингу с кодом социальной сети.

Эксперт, вызванный представителем обвинения, подтвердил, что данные символы никак не влияют на работоспособность и функциональность, но те, кто используют код в настоящее время, этого не знали и побоялись их вырезать.

– Это просто комментарии, ничего больше, – сказал эксперт после присяги. – Многие программисты оставляют так называемые пасхальные яйца в своих программах. Это как метки. Они не влияют на работоспособность, следовательно их нельзя назвать вредоносными. По просьбе суда я изучил порядка ста мегабайт кода, авторами которого являются братья Фрэнкуотерсы и обнаружил, что они и раньше использовали данные символы.

– Эти символы мог использовать кто угодно, – сказал судья, пожилой чернокожий мужчина огромных размеров, степенный и монолитный.

– У одного из братьев есть татуировка, состоящая из этих инициалов, точь-в-точь повторяющая написание в коде. В суд приглашены свидетели, готовые подтвердить, что Дэйв постоянно использовал данные примечания в программах для того, чтобы прокомментировать их позднее.

– Суд понял ваше объяснение.

– Ноутбук сперли у тебя, а не у меня, – сказал Джек после, когда все закончилось, расправляя плечи. Братья выросли под два метра ростом и каждый, кто видел их впервые, отмечал их удивительную схожесть. Мощная мускулатура, полученная в результате профессиональных занятий большим теннисом, аристократический внешний вид, дорогие костюмы от лучших портных – все это резко контрастировало с их оппонентом – кучерявым парнишкой в пропахшей потом серой футболке.

Кто бы мог подумать, что Фрэнкуотерсы способны на что-то более серьезное, чем махать ракетками на корте. Их никто по-настоящему не воспринимал, – обычная богатая аристократия, из которой состоит высший класс американского общества.

Тем более стало понятно удивление репортеров, когда эксперт подтвердил заключение под присягой.

– Мало, но, кажется, это все, что мы получим, – сказал Джек.

– Шестьдесят миллионов баксов отступных – тоже неплохо, – заметил Дэйв.

Они сидели в ресторане Asiate на тридцать пятом этаже отеля Mandarin Oriental в Нью-Йорке, смотрели на утопающую в зелени 57-ю улицу, которую называют «Ряд миллиардеров» из-за населяющего ее контингента и отмечали победу в суде.

– Не будь ты раззявой… мы бы жили в том особняке, – наслаждаясь отменным блюдом японской кухни, название которого он даже не мог выговорить, Джек показал рукой вниз.

– Давай перевернем эту страницу, – откликнулся Дэйв. – Я уверен, у нас все впереди. И особняк в том числе.

– Он стоит дороже, чем мы сегодня получили. А еще прислуга, мебель… девушки… – Джек взглянул в огромное панорамное окно, открывающее восхитительный вид на Центральный парк, утопающий в зелени.

– Лучше сосредоточим наши усилия на будущем. А оно, – Дэйв очертил рукой полукруг над Центральным Парком, – здесь и сейчас.

– Но чем мы займемся? Рынки только оправились от ипотечного кризиса, вкладывать деньги в акции – невыгодно, рисковать на краткосрочных операциях – безумный шаг. Чем заняться? Питер Дабберт, помнишь, коротышка-инвестор из «Гемини лимитед» предлагал вложиться в алмазные рудники в Анголе, обещал потрясающую доходность, но… – Джек сжал губы.