– Доктор Фицпатрик имеет в виду, что их привезли сюда издалека и они совершенно не знают местности.
Эвелин попыталась было несколько смягчить слова Фицпатрика, но, заметив, как сверкнул в ее сторону глазами Амарок, поняла, что лучше этого не делать.
– Я понял, что он имеет в виду.
Впрочем, даже если ее коллега и понял, что допустил бестактность, извиняться он не собирался. Наоборот, продолжил беседу в той же высокомерной, снисходительной манере.
– Как, по-вашему, сержант, беглец может выжить в такой мороз?
– Возможно, он и не выжил, – ответил Амарок. – Возможно, он уже мертв, как и его жертва. Но не исключено, что он смог получить от кого-то помощь и сейчас жив и здоров.
На лице доктора появились скептические морщинки.
– И кто же, по-вашему, ему помог?
– Какой-нибудь добрый самаритянин, который решил, что ему повстречался сбившийся с пути странник.
Эвелин сразу же припомнила слова Хьюго: «Не все убийцы в Ганноверском доме заперты в камерах». Было ли простым совпадением, что он высказал свое предположение как раз накануне первого убийства, совершенного в Хиллтопе за десять лет? Или ему действительно что-то известно?
И не мог ли он сам быть каким-то образом причастен к нему?
– Что бы вы там ни думали, – продолжал Фицпатрик, – тот, кого вы ищете, не из числа наших заключенных. Отсюда просто так не выбраться.
– Возможно, самостоятельно – да, им отсюда не выбраться, – согласился Амарок. – Но ведь их навещают друзья, подруги, родственники.
– Крайне редко, – ответил Фицпатрик. – У этих людей контакт с внешним миром очень слабый. По крайней мере с тех пор, как их поселили здесь.
– А как насчет кого-то из персонала? – спросил Амарок. – Ведь могут завязаться дружеские отношения. Связи.
Фицпатрик покачал головой.
– Исключено. Все сотрудники прекрасно понимают, чем рискуют.
– Подобные вещи происходили и раньше, в других тюрьмах. Люди способны на безумные поступки из-за любви. Из-за денег. Просто от скуки. И по множеству других причин.
На Фицпатрика его слова не произвели ни малейшего впечатления.
– Вам следует расширить поле вашего поиска, сержант. К сожалению, на убийство способны отнюдь не только наши заключенные.
– Однако ваши заключенные – единственные из тех, кого я знаю, кто на деле доказал эту свою способность, – нашелся Амарок.
– Вы весьма недвусмысленно выразили свое отрицательное отношение к нашему пребыванию здесь. – Как обычно, Фицпатрик очень четко выговаривал каждое слово в сказанном. – Вы не желаете нас у себя видеть. Но вам не удастся свалить вину за происшедшее на Ганноверский дом.
Дальше так продолжаться не могло. Эвелин решила прервать перепалку, пока их разговор не зашел слишком далеко.
– Мы устроим внеочередную перекличку. Вот и все.
Внимание Фицпатрика переключилось на нее.
– Ну, конечно, как-то надо же ублажить сержанта. Почему бы и нет? Нам не о чем беспокоиться.
И, повернувшись, он направился к выходу. Но Эвелин окликнула его.
– Все остальное в порядке?
– Разумеется. – По тому, как он взглянул на сержанта, было ясно, что его следующие слова предназначаются именно Амароку. – Ганноверский дом с первого дня своего существования является образцовым учреждением.
Враждебность, заметная в жестах и движениях Амарока, заставила Эвелин в мыслях вернуться к тому, о чем она думала, выходя из своей комнаты прошлым вечером. Да, он действительно чертовски привлекателен, но во всем остальном он бесконечно далек от нее. У него совершенно иные взгляды на жизнь, и ему неприятно присутствие Ганноверского дома в их городке.
– Пожалуйста, прости доктора Фицпатрика, – сказала Эвелин, когда тот ушел. – Знал бы ты, каких трудов стоило нам организовать Ганноверский дом. Конечно, он будет всеми средствами защищать свое детище.
– Твой Фицпатрик – напыщенное дерьмо, – пробормотал в ответ Амарок.
Эвелин боялась, что и к ней Амарок относится примерно так же. Как и другие жители этих мест. Для них она тоже чечако. Сделав вид, что не расслышала его оскорбительный комментарий, Эвелин повела сержанта в свой кабинет.
Как и у других ассистентов, у Пенни в приемной части учреждения имелся свой крошечный кабинетик. Заметив Эвелин и Амарока, Пенни, говорившая в этом момент по телефону, помахала им рукой. Эвелин помахала ей в ответ, а сама задалась мысленным вопросом, заметила ли ее ассистентка, что она пришла на работу в той же одежде, что и накануне. Эвелин не могла избавиться от чувства, что вчерашний костюм как бы намекает на ее близкие отношения с Амароком.
В чем бы ни уличала ее совесть, сейчас ей приходилось беспокоиться о гораздо более существенных вещах, нежели случайная связь с более молодым мужчиной, пусть даже в Хиллтопе он важное должностное лицо, с которым ей придется довольно часто сталкиваться.
– Я позвоню старшему надзирателю и попрошу его провести перекличку. – Она выдвинула стул из-за стола. – Садись. Мы очень скоро получим ответ на твой вопрос.
Амарок никак не отреагировал на ее предложение. Вместо того чтобы сесть, он стал прохаживаться по кабинету, что еще больше нервировало Эвелин.
– Это Брианна?
Закончив набирать номер, она подняла голову и увидела, что он держит фотографию, на которой она была со своей младшей сестрой.
– Да. Мы с ней ездили в Италию, когда я закончила дипломную.
– И куда конкретно?
– Рим, Флоренция, Венеция, Милан.
– Вы ездили только вдвоем?
– Да.
Краем глаза она заметила какую-то записку у себя на столе. По почерку, «как курица лапой», она поняла, что оставил ее Фицпатрик. «Что, черт возьми, происходит с Энтони Гарза? Ты с ума сошла? Почему ты не хочешь полностью представить всю его историю?»
Наверное, как раз это и хотел обсудить с ней ее коллега, когда они столкнулись с ним. Но сейчас ее занимал вовсе не Гарза. Сейчас ей нужно поручить старшему надзирателю провести перекличку. И попытаться выяснить, как Хьюго удалось сделать столь точное предсказание.
По телефону ей никто не ответил, поэтому она продолжила свой разговор с Амароком.
– Мы провели там две недели. Это была сказка. Ты там бывал?
– Нет. – Он ограничился коротким ответом, из чего она заключила, что он никогда не выезжал за пределы Аляски.
Скомкав записку Фицпатрика, она бросила ее в корзину для бумаг.
По какой-то причине старший надзиратель Феррис не брал трубку, а использовать для вызова рацию ей не хотелось.
– Ты ведь училась в Гарварде?
Эвелин не помнила, чтобы когда-нибудь говорила с Амароком о своем образовании. Они не так уж много времени провели вместе.
И ей не хотелось обсуждать это сейчас. Она боялась показаться снобом, особенно после того высокомерия, которое продемонстрировал Фицпатрик. Но если она вообще откажется отвечать, Амарок решит, что за ее молчанием что-то кроется.
– Да, – ответила она.
– Я так и думал. – Он присвистнул. – Значит, выпускница Лиги плюща[2].
Ей только показалось или в его голосе действительно прозвучала нотка сарказма?
– Для моих родителей образование очень многое значило.
Она снова попробовала набрать номер старшего надзирателя.
– Но чтобы позволить себе такой университет, нужно быть по-настоящему богатым. Или ты подрабатывала во время учебы?
– Я, конечно, подрабатывала, но основную часть платы вносили они. Они состоятельные люди, но я не назвала бы их богатыми.
Амарок усмехнулся и вернул фотографию на комод.
– А есть какая-то разница?
– Небольшая, но есть.
Где же, черт побери, Феррис?
– Я поражаюсь, что после нападения ты нашла в себе силы вновь сосредоточиться на учебе.
Его слова ее смутили, она вспомнила прошедшую ночь. Хотя он и был терпелив, вряд ли ему доставило удовольствие то, во что вылилась их встреча.
– Преодолеть последствия того нападения было совсем не просто. Но учеба в университете держала меня в напряжении и отвлекала от мрачных мыслей. Она дала мне цель в жизни, помогла справиться.