"ТУМАН"

    Никто из них уже не помнил, как началась эта глупая ссора. Они стояли друг против друга разгоряченные, с пылающими от гнева глазами и перебрасывались тяжелыми, как удары, упреками.

    И если бы он, не сдержавшись, не выплеснул на нее, в конце концов, самые жесткие и несправедливые обвинения, то эта ссора закончилась бы как и все обычные ссоры между влюбленными. Но с яростью во взгляде он обрушил на нее лавину горьких и язвительных слов и ушел, демонстративно хлопнув дверью. А его последние хлесткие фразы остались с ней, повиснув в воздухе смрадным липким туманом.

    Давно миновав городскую черту, машина, легко подчиняясь его воле, неслась по загородному шоссе. Он уже не мог бы сказать, сколько проехал вот так, неотрывно глядя на бегущую навстречу ему серую ленту дороги. Наконец, стараясь избавиться от охватившего его оцепенения, он стал время от времени бросать быстрые взгляды вправо и влево от трассы. За обочиной тянулись едва высвеченные фарами деревья, кусты и придорожные столбы.

    Он опустил стекло. В окно ворвался освежающий ветер, принося с собой запах прелой прошлогодней листвы и пробуждающейся молодой зелени. Он слегка расслабился и сбавил скорость. Теперь только шуршание шин да легкий гул мотора нарушали тишину этой укрытой ночной мглой местности.

    Неожиданно справа от автострады показался небольшой  придорожный отель с маленьким ресторанчиком внизу. Он, не задумываясь, свернул вправо. Машина мягко остановилась, отразив глянцевыми боками манящие огни отеля.

    Волна тупой усталости вдруг овладела всем его существом. Он опустил свою разом отяжелевшую голову на руки, еще сжимавшие руль, и глубоко вздохнул.  Какое-то тягостное чувство живым беспокойным комком зарождалось где-то в самой сердцевине его растревоженной души и стремительно разрасталось, пытаясь подчинить его себе. Невероятным усилием поборов это наваждение, он вышел из машины и направился к ресторану.

    Ресторанчик был небольшой и почти пуст, лишь несколько посетителей сидели за столиками, да две-три пары медленно танцевали в полумраке дальнего угла под негромко льющуюся из музыкального центра мелодию.

    Он прошел к бару и сел за стойку. Было тепло и уютно. От выпитого коньяка голова сделалась приятно туманной. Чувства стали замирать, и думать ни о чем не хотелось. Он просто сидел, наслаждаясь покоем в этой простой, располагающей к отдыху обстановке, и рассеянно посматривал по сторонам.

    Вскоре он увидел, как сверху по лестнице, ведущей из отеля в бар, спустились три кричаще одетых девицы. Они дружески кивнули бармену и прошли в ресторан, но затем одна из них вернулась и села рядом с ним за стойку, обдав его теплой душной волной пряного аромата духов. Девица смотрела на него прямо и вызывающе. Он кивнул.

    - Коньяк, - сказала она тогда низким грудным голосом.

    - Два коньяка, - обратился он к бармену.

    Они пили молча, не глядя друг на друга.

    - Мой номер наверху, - наконец, тихо проронила она.

    - Хорошо, - он снова кивнул ей, расплатился, и они поднялись по лестнице,

устланной мягким, скрадывающим шаги покрытием.

    Вопреки его ожиданию, тесный маленький номер с окном во всю стену и широкой кроватью посередине выглядел унылым и убогим. Он подошел к окну, постоял немного, вглядываясь в ночную тьму, и задернул тяжелую пыльную штору. Девица ждала его, заученно улыбаясь. Здесь, в этой душной неопрятной комнатке она казалась уставшей и будто сразу постаревшей.

    Он достал из бумажника деньги и, бросив их на край кровати, спросил:

    - Столько хватит?

    Наметанный взгляд девицы быстро оценил щедрость клиента. Она стала суетливо раздеваться, стараясь в то же время принимать соблазнительные позы. Он молчал и безучастно наблюдал за ней. Девица же, раскидав в порыве притворной страсти последние снятые с себя предметы туалета, пылко прижалась к нему, нащупывая пуговицы в его одежде. И он вдруг почувствовал, как нарастает в нем гадливость и отвращение к самому себе.

    "Почему мы отказываемся от женщины, - подумалось вдруг ему, - которая дарит нам свою любовь, ничего не требуя взамен, и пытаемся насладиться ласками, которые получаем как товар, за деньги? Какой же во всем этом смысл?" Неожиданно ясно ему представилась та, с которой он так несправедливо обошелся всего несколько часов назад, оставив ее наедине с незаслуженной горечью и обидой.

    Стараясь быть как можно более деликатным, он ласково потрепал девицу по щеке, сунул ей еще пару бумажек и вышел.

    "Кажется, она не так поняла меня", - подумал он, вспоминая ее сочувственный взгляд.

    Машина, словно обрадовавшись хозяину, глухо заурчала. Выехав на автостраду, он погнал автомобиль с максимальной скоростью. Дороги этой он не знал, но помнил, что все время ехал прямо, никуда не сворачивая. Сырой промозглый воздух со свистом летел навстречу. Его стал бить озноб. Он поднял стекло, но озноб не проходил. Это была дрожь нетерпения. Им овладела какая-то лихорадочная  поспешность. Все его мысли были теперь с той, которая сидела сейчас одна, наверняка не сумев заснуть, и ждала его, только его. Лишь он был тем единственным, кто был ей так нужен. И теперь он спешил скорей сказать ей спасительное для них обоих слово, которое, сам того не замечая, уже несколько раз произнес вслух.

    Впереди едва различимо замерцали огоньки города, но и они начали постепенно тускнеть, пока не исчезли вовсе. Туман все больше сгущался.  Казалось, машина вязнет в этих пепельно-серых клубах, но он, не сбавляя скорости, упрямо мчался вперед.

    Вздох облегчения вырвался из груди, когда он проехал первые городские постройки. Как по волшебству, целыми кварталами возникали они вдоль дороги, своими силуэтами и светом кое-где зажженных окон подтверждая, что его цель уже близка. Но внезапно возникшая из тумана огромная темная масса стремительно надвинулась на него, и в ночной тишине раздался оглушительный грохот, смешанный с резким скрежетом металла и раскатистым звоном разбитых стекол. Жгучая боль пронзила его лицо, голову, руки, и затем стало тихо и темно.

    Он был прав - она не спала. Она сидела на низкой тахте, поджав под себя ноги и тупо уставившись в одну точку. Чашка совсем остывшего кофе на журнальном столике рядом с нераскрытой книгой и незаконченным вязанием так и осталась нетронутой. Малейший шорох за дверью заставлял ее напряженно, мучительно прислушиваться, но затем тело ее вновь становилось обмякшим, а голова устало склонялась на согнутые колени. Она не знала, сколько прошло времени, просто понимала, что сидит так уже давно и что ожидание - это единственное, что занимает ее сейчас.

    Внезапно ей показалось, что рядом кто-то тяжело дышит. Она вздрогнула и боязливо посмотрела по сторонам. Как будто все было спокойно, но из едва освещенного угла комнаты, где стояло кресло, все отчетливее слышались какие-то звуки. Она поднялась с тахты и осторожно приблизилась к креслу, напряженно всматриваясь в сумеречную тьму. И тут глаза ее округлились от ужаса. На кресле, как снимок на фотобумаге, вдруг медленно стала проявляться фигура человека. Это был он! Его окровавленная голова вяло покоилась на засыпанных битым стеклом плечах. Он пытался что-то сказать, чуть заметно шевеля губами, из которых сочилась кровь. Она с рыданиями бросилась к нему.