Но в то лето я отправился на юг один. И вовсе не потому, что оказался самым стойким холостяком. Просто на этот раз никак не совпадало время наших отпусков. В надежде на то, что этот вопрос все-таки удастся как-то решить, я дотянул до последнего, а потому посчитал самым разумным воспользоваться горящей путевкой и в результате попал пусть не в самый известный, но все же в очень милый и уютный санаторий с отличным доброжелательным персоналом и не слишком шумными отдыхающими.

    И вот надо же было так случиться, что в самый первый день я увидел ее.  Сначала был какой-то толчок, как будто я встретил давнюю знакомую, но не могу вспомнить, кто это и как ее зовут, просто захотелось оглянуться вслед. А вскоре мне уже приходилось бороться  с желанием находиться рядом с ней или хотя бы где-нибудь поблизости. Захотелось познакомиться, но... Первейшая трудность заключалась в том, что эта женщина почти не бывала одна. С ней всегда находилась очень подвижная, а порой даже бурная, то ли сестра, то ли подруга.

    Пока я размышлял, как бы найти такой предлог, чтобы мое знакомство с ней получилось вполне естественным, подвернулся очень удобный случай.

    Надо сказать, санаторий, в котором мы отдыхали, затерялся среди огромных совхозных абрикосовых садов. Он был небольшим, уютным, но находился довольно далеко от моря. Однако для отдыхающих организовывались регулярные поездки к морю на автобусе, и каждая такая экскурсия всегда вызывала веселое оживление. Для меня же это был прекрасный шанс в располагавшей к тому обстановке завязать долгожданное знакомство.

    Как я и думал, безмерно общительная подруга предмета моего внимания первой влетела в автобус, увлекая за собой толпу успевших подружиться с ней отпускников. Та, которая меня интересовала, естественно, поспешила за ней. Я проявил немного расторопности и оказался рядом со своей мечтой. Теперь уже просто по этикету полагалось представиться друг другу, что мы и сделали.

    Мою попутчицу звали Варенькой. Она оказалась полной противоположностью своей подруги - сентиментальная, задумчивая, порой серьезная, с тихим низким голосом и плавными неторопливыми движениями. Всю дорогу она то и дело с беспокойством оглядывалась на заднее сиденье автобуса, где, отчаянно размахивая веточкой кипариса, ее неугомонная подруга Вероника дирижировала разноголосым хором отдыхающих, бойко исполнявших один за другим куплеты какой-то смешной песенки.

    Я уже понимал, что рассчитывать на полное внимание Вареньки не приходится и, не удержавшись, спросил:

    - Простите меня за любопытство, но я заметил, что вы все время опекаете свою подругу, ни на шаг не отпускаете ее от себя, хотя она производит впечатление сильной и самостоятельной натуры. И вы с ней такие разные. Если не секрет, как вы с ней подружились?

    Варенька стрельнула в меня быстрым внимательным взглядом и пожала плечами.

    - Веронику я знаю давно. Мы с ней жили в одном дворе и вместе пели в школьном хоре. А вот ей потом пришлось со мной знакомиться заново.

    - Неужели такая серьезная ссора?

    - Нет, что вы. Это довольно трагическая история. -  Варенька опять с тревогой оглянулась назад и, придвинувшись ко мне поближе, заговорила чуть тише. -  Вероника раньше была другой, совсем другой. Правда, такая же увлекающаяся, но гораздо спокойнее. Не было в ней раньше этой порывистости, а уж безудержного веселья, вот так, как сейчас... - Варенька махнула рукой и поморгала ресницами, сдерживая подкатывающие слезы. - Когда мы заканчивали учебу в институте, Вероника вышла замуж. Они очень любили друг друга. А уж после рождения Максимки и вовсе друг в друге души не чаяли. Я часто им тихонько завидовала. По-хорошему, конечно. Радовалась за них. Дружили мы крепко. Они все любили меня, и Максимка их тоже. Когда совсем маленький был, просто не сходил с моих рук. А когда у них появилась дача, мы почти всегда туда ездили вместе, особенно когда Максимка стал часто болеть. Ему тогда уже пять лет было. Нам всегда так нравилось там - свежий воздух, покой... Но так получилось, что именно в тот день я поехать с ними не могла. Случай ли, судьба ли, как хотите, назовите. Дорога эта через лес проходит, не очень оживленная, только дачники да случайные туристы. Обнаружили их часа через два после аварии. Вероника была без сознания, а ее мужу и Максимке помочь было уже невозможно. Страшная картина... - Варенька поежилась. - Разбитая машина, искалеченные люди, кровь - и музыка из приемника на весь лес... Сознание вернулось к Веронике на третьи сутки. Я дежурила у нее. Ей сначала ничего не говорили, но она все поняла сама. Лежала прямая, как столб, только слезы все текли и текли. Потом уснула. Спала, не просыпаясь, больше десяти суток. Врачи сказали, что это летаргический сон. Я так тревожилась за нее, ждала, когда она проснется, но в то же время и боялась этого. Как оказалось, не зря. Когда Вероника проснулась, обнаружилось, что она все забыла. Она ничего не помнила, совсем ничего. Не могла вспомнить даже своего имени, не говоря уже о том, что с ней случилось. Вот тогда ей и пришлось знакомиться со мной заново. Когда она окрепла, мы ездили с ней на дачу по той самой дороге, но и это ничего не дало - она и там ничего не смогла вспомнить. Только когда увидела фотографию Максимки, долго смотрела на нее, хмурила брови, как бы стараясь что-то понять, но потом равнодушно отложила ее в сторону. С первого дня после своего пробуждения она вот такая, как сейчас. Врачи тогда только руками разводили: либо такой она будет всю свою дальнейшую жизнь, либо память все же вернется. А я все время ужасно боюсь: что будет, если она все же вспомнит? Вы верно подметили, я даже на минуту боюсь оставлять ее одну, хотя это не всегда легко для меня. Вот вы даже представить не можете, с каким трудом мне удалось взять отпуск именно в это время, чтобы поехать с ней сюда.

    И Варя снова с тревогой обернулась назад. Вероника, все так же энергично дирижируя, весело подмигнула ей.

    Солоноватый запах моря, залетающий с легким шаловливым ветерком в салон автобуса, мы почувствовали задолго до того, как увидели это зеленовато-голубое пространство, над которым с пронзительными криками носились суетливые чайки.

    Наш водитель всегда привозил экскурсантов на одно и то же место. Это был довольно приличный, хотя и небольшой, пляж, обрамленный полукружьем не слишком высоких скал, живописное нагромождение которых в целом придавало этому пейзажу ощущение таинственности и какой-то неясной тревоги даже при ярком солнечном свете.

    Высыпавшие из автобуса отдыхающие оживленно устраивались на пляже: кто-то натягивал тенты, надувал матрасы, кто-то, едва успев раздеться, уже плыл в море, а неутомимая молодежь затеяла игру в волейбол.

    Посвежевшая от прохладной морской воды Варенька блаженно подставляла лицо с наклеенной на нос бумажкой жаркому южному солнцу.

    - А ведь до аварии Вероника не то что нырять, даже плавать боялась, - сказала она вдруг, наблюдая за подругой, которая вновь и вновь прыгала в воду с небольшого утеса, выступающего в море, и каждый раз перед прыжком приветливо махала нам рукой.

    К полудню солнце стало палить уже нещадно. Мы с Варенькой перебрались под тент. Да и многие последовали нашему примеру. Те, кто постарше, достали карты. Молодежь оставила волейбол и не вылезала из воды. Даже Вероника, приходя в себя после многочисленных прыжков в воду, отдыхала на своем утесе. Дивная тишина наступила во всем мире. Куда-то исчезли и чайки, унеся с собой свои надоедливые крики.